За сроком давности
Шрифт:
— Да, поработаем… Значит так, найдены двое мужчин. Личности, род занятий установить пока не удалось. Но можно предположить, что по крайней мере один был, мягко скажем, бандитом.
— Почему? — Клавдия внимательно слушала.
— По зубному протезу. Для шика вставил из чистого золота. Нормальный человек послушал бы врача, а этот форсил. Хотя не факт, что бандюга.
— Ты продолжай.
— Убиты они были или нет — сказать пока трудно. Но судя по тому, как похоронили, скорее всего убиты. Раздеты — чтоб никаких улик не осталось. Закопали, скорее всего, в ночь со второго на третье ноября. Позже не могли —
— Да, скорее всего. Такая работа, какую они сделали, стоила бы ровно в полтора раза дороже, да еще делали бы недели две. А тут явно торопились. Значит, прятали улики.
— Наверное, так, — согласилась Ирина. — Значит, нужно выяснить, кто работал в то время. Трудно найти, но возможно. Отсюда версии. Первая — эти могильщики, сами или еще с кем-то, ограбили двух мужчин, убили их, а трупы спрятали в могиле. Вторая версия — убитые сами были бандитами, и смерть их явилась результатом, как теперь говорят, разборок. Я склоняюсь ко второй версии.
— Почему? — поинтересовалась Клавдия.
— Потому что… — Ирина задумалась на секунду. — Ну, допустим, это действительно ограбление. Тогда нужно было подгадать так, чтобы в ночь убийства нашлась подходящая могила. Потом ведь до этой могилы трупы нужно еще доставить. Значит, и сторож должен быть в курсе. А сторож там не один. Значит, все сторожа должны быть свои, не подвести в ответственный момент. Слишком много сложностей. Если бы не хотели, чтобы ограбленных опознали, отрезали бы им головы, подожгли бы, и всех делов.
— А если свои, то они их просто пригласили, поставили у края ямы, убили, и с концами? — Дежкина ухмыльнулась. — Нет, такие выводы делать пока рано. Потому что и ограбленные могли быть знакомыми убийц, и сторожа можно было напоить, а то и просто припугнуть. И потом, по поводу отрубленных голов — какая первая мысль придет в голову могильщику, когда нужно спрятать труп?
— Закопать, конечно, — Ирина пожала плечами.
— Вот именно. Если бы речь шла о мяснике — тогда рубить головы, руки, вырезать родимые пятна. Истопник сжег бы в печи. Впрочем, даже обычные бандиты редко закапывают свои жертвы — слишком много возни. А могильщик, конечно, закопает. И никогда не упускай из виду этот момент — профессиональные навыки, привычки подозреваемых. Они иногда бывают важнее многих улик. — Клава посмотрела на часы и присвистнула. — Ого, мои уже ворчат, небось, что ужина нету. Кстати, откуда ты узнала, что у меня вчера…
Калашникова хитро улыбнулась.
— Это мой маленький секрет.
— Ну ладно. — Клава пожала плечами. — Не хочешь говорить — не надо. Странно, что эта Шилкина сегодня не пришла. И обязательно поговори с женой Бербрайера. А то он того не помнит, этого не помнит, как звали, как выглядели, не помнит. Женщины такие вещи лучше запоминают.
— Я и сама хотела ее допросить, — ответила Ирина.
— Не допросить, а поговорить! — поправила ее Клавдия. — И лучше будет, если ты сама к ней подъедешь. Порасспроси ее в спокойной
— Значит, завтра в двенадцать? — Ирина выбралась из мягкого кресла и потянулась, расправляя затекшие члены.
— Завтра в двенадцать.
СРЕДА
— …Ну вот, значит. Ведут его в отделение, а он на полном серьезе заявляет, что он сын Чубайса. — Левинсон хлопнул себя по гладкому толстому колену и покосился на часы. — И требует, чтоб его везли к отцу.
— Что, прямо в РАО ЕЭС? — Клавдия сыграла искреннее удивление.
— Да, именно в РАО ЕЭС. Причем называет точный адрес, номер телефона и все такое. А пацану, заметь, всего девять лет.
— Ну и рыжий, конечно? — предположила Дежкина.
— Конечно нет! Смуглый. Да еще с азиатскими чертами. Ну его, значит, привезли, дяде Толе звонят, а он…
— Простите, Клавдия Васильевна, я опоздала немного! — В кабинет влетела запыхавшаяся Калашникова.
— Слава Богу. — Клавдия облегченно вздохнула. — Хоть с толком съездила?
— Ага, с толком. — Ирина скинула куртку и достала из сумки пачку фотографий. — Вот снимки похорон. Значит так, она этих работяг получше запомнила. Одного звали Гена, а второго то ли Виталик, то ли Альбертик. На фотографии они оба есть, правда, совсем плохо видно. — Она быстро просмотрела фотографии и выудила одну. — Вот тут.
На снимке было много народу. Старики, женщины с цветами, сам Бербрайер, еще не седой, со скорбным выражением лица и в лаковых ботинках. Рядом с ним маленькая толстенькая женщина с курносым носом и тоненькими, как ниточки, губами.
— Это жена его рядом? — спросила Клавдия.
— Ага. Бербрайер Галина Васильевна.
— А работяги где?
Калашникова подошла, присела на краешек стола и карандашиком показала на двух людей на заднем плане, у деревьев.
— Вот. Она говорит, что они. Вот этот, кажется, Гена, а второй, соответственно, Виталик.
— Гена… — Дежкина задумалась. — А не тот это Гена слесарь, который шею свернул?
Ирина суетливо вытащила из сумки тетрадку и зашуршала страницами.
— Гена… Гена… Василюк Геннадий Ильич, слесарь. — Она удивленно посмотрела на Клавдию. — Ну и память у вас, Клавдия Васильевна.
— Не жалуюсь пока. — Клавдия внимательно всматривалась в две фигуры людей у дерева. Один из них показался ей знакомым. Нет, узнать человека по такому изображению еще сложнее, чем по детскому рисунку. Но вот фигура…
— Могилу они только начали закапывать, когда Бербрайер расплатился.
— Что? — Клава вздрогнула и посмотрела на Ирину. — Что ты говорила? Извини, я задумалась.
— Я говорила, что, когда Бербрайеры уезжали с кладбища, могилу только начали закапывать.
— А у меня, между прочим, тоже есть кое-что интересненькое, — подал голос Левинсон. — Или вам, мадемуазель Калашникова, результаты экспертизы не нужны?
— Евгений Борисыч, вы меня ждали? — Ирина наигранно смутилась. — Простите. Рассказывайте.