За стеклом [Коламбия-роуд]
Шрифт:
— Но к лицу ли мужчине иметь красивые ногти? — Теперь голос Добряка выдавал настоящее беспокойство. — Что подумает о таком парне девчонка вроде тебя?
Попробуем вспомнить, на что похожи ногти Слима. Аккуратно обрезаны, кажется, и уж точно не обкусаны. В принципе, я мало что могла сказать о них, и это само по себе было ответом на вопрос.
— Ногти мужчины не должны бросаться в глаза, — решила я. — Вообще говоря, женщина вряд ли обрадуется, если мужчина посягнет на содержимое ее шкафчика в ванной.
Я подняла глаза на Добряка Уильяма.
— На кого
— Да особо ни на кого. — Рука тут же вырвалась из моей и скрылась в кармане пуховика. — Просто любопытствую.
Я сухо усмехнулась. В таком случае, мое предложение его не обидит.
— Если хочешь, я могу сделать тебе маникюр.
— Да? А это больно?
— Нет, и не волнуйся: я не растрезвоню об этом всем и каждому.
Улыбка Добряка Уильяма показалась мне философской.
— А ты могла бы отполировать их так, словно мне наплевать, как они выглядят?
— Естественный блеск, — догадалась я. — Но добиться этого не так-то просто.
— Я возмещу потраченное время, — сказал он, — и куплю твое молчание, если понадобится.
— С радостью тебе помогу, хотя, Бог свидетель, деньги мне не помешали бы.
Услышав это, Добряк подался назад и, смерив меня взглядом, осторожно сообщил мне, что я одета в деловой костюм.
— За работу обычно платят, — заметил он.
— Не слишком много, если она временная…
— Ай-ай-ай.
— …к тому же арендная плата не дает мне уснуть по ночам.
— Двойной удар. А как насчет твоего бойфренда? Ходят слухи, что он богач.
Я рассказала Вилли, что финансовые операции моего друга с треском провалились, прихватив с собою и его веб-сайт.
— Вот незадача. И как он воспринял новость?
— Скажем так, на какое-то время Слим ушел в подполье.
— Держится, значит. А в карманах у братца звенит?
Не сильно погрешив против истины, я объяснила Вилли, что мой брат не очень хорошо себя чувствует и что нехватку средств теперь приходится покрывать в основном мне.
— Кстати, кто ваш домовладелец?
— Фрэнк Картье. Ты его знаешь?
При звуках его имени Уильям поморщился, и я задалась вопросом, не доводилось ли и Добряку иметь дело с этим типом? Вглядываясь в его умное по меркам улицы лицо, я надеялась прочесть ответ и в некотором смысле его увидела.
— А может, устроиться к тебе помощницей? — предложила я как бы в шутку. — Твой бизнес, наверное, позволяет по-быстрому загрести деньгу.
Пожав плечами, Добряк уставился невидящим взором куда-то мне за спину.
— Зависит от времени года, — сказал он. — Летом дела идут неплохо, но ничто не сравнится с весной. Когда прибывает первая партия нарциссов, можно на радостях открывать шампанское.
Мы немного помолчали, прежде чем я отважилась добавить, что говорю вовсе не о цветочном рынке. Добряк сделал вид, что не слышит, и я восприняла это как совет не наезжать. «Выучи их язык», — советовал Слим. Может, попробую снова, когда разучу все условные коды.
— Ну, мне пора, — сказала я. — Хочу прийти на работу пораньше и сесть на телефон, поискать что-нибудь еще. Мне позарез нужна хорошая
— Будешь проходить мимо больницы?
— Конечно. Как раз по дороге.
Отвернувшись на миг к прилавку, цветочник выхватил большой букет восточных маков, как выхватывают кривую саблю из ножен.
— Сможешь занести это моему другу?
Я глядела на растрепанное розовое подношение, слегка остолбенев. Конечно, перед этим я сама сказала, что не прочь поработать на Добряка, но когда такой шанс мне действительно представился, впала в замешательство.
— На словах что-нибудь передать? — спросила я.
— «Поправляйся скорее», — ответил Добряк. «Уж не кодовая ли это фраза?», — подумалось мне. Он, похоже, прочитал мои мысли. — Что обычно желают человеку, закованному в гипс?
В тот момент я была слишком напугана, чтобы ответить. Я не рискнула ни прощупать черенки цветов (нет ли там спрятанного послания иного рода?), ни поинтересоваться, при каких обстоятельствах кто-то из знакомых Добряка угодил в больницу с переломом. В конце концов, этот «кто-то», кем бы он ни был, мог пострадать, если я откажусь помочь Вилли с доставкой подобного груза. Я осторожно приняла цветы в свои руки.
— Хорошая девочка, — похвалил он и потрепал меня по щеке. — Седьмая палата. Спросишь там Роуз.
— Так это женщина? — Добряк Уильям опустил глаза, скулы его порозовели. Чтобы понять его, мне уже не нужно было взламывать тайные коды. Цветы в моей руке внезапно легли поудобнее. — Передать ей твои наилучшие пожелания?
— Нет смысла, — ретировался за прилавок Вилли. — Кровавая Роуз и так все знает.
— Что за имя такое — Кровавая Роуз? — опешила я.
— Моя подруга вечно попадает в передряги, — сказал Вилли и взмахом руки смел со стойки целую груду лепестков. — Постоянно калечит себя на работе.
Решив, что речь идет, скорее всего, о женщине, торгующей по соседству, я вздохнула с облегчением и повторила, что мне действительно нужно бежать.
— В следующий раз, — пообещала я напоследок, — займемся твоими ногтями.
— Циско, ты супер. Я у тебя в долгу.
— А я в долгу у Картье, — мрачно ответствовала я, поворачиваясь, чтобы уйти.
— Не переживай ты так! — рявкнул Добряк. Я обернулась. — Это всего лишь деньги.
13
До чего же я ненавижу больницы! И всегда ненавидела. Нет, я не боюсь хирургов. Мне даже нравится запах антисептиков, и я способна (правда, с трудом) есть тамошнюю пишу. Но вот с чем мне бывает трудно смириться, так это с моментом выхода из больницы: когда я вновь оказываюсь на улице, мне всякий раз кажется, будто мир изменился, пока меня не было. Чуть ярче солнечный свет, чуть пронзительней запах выхлопных газов, и даже таксисты, мерещится мне, берут немного дороже. Отчего-то время, проведенное в этих добела отмытых стенах, течет иначе, чем за ними. Будь ты пациент или посетитель, время замирает. И остается только вспоминать, какова жизнь снаружи, да прикидывать, куда ты отправишься, выйдя отсюда.