За твоей улыбкой

Кит Тата

– И что? Я тоже испугалась, тётя Галя испугалась, но мы почему-то не ушли искать тебе замену. А он ушёл.

– Посмотри на меня, дочка, - мягко, но требовательно произнесла мама. – Посмотри.

Я нехотя повернулась к маме и сосредоточила взгляд на её лице.

– И?

– Я угасаю. Просто таю на глазах. Я стала вполовину легче, чем была до болезни. У меня постоянно что-то болит; я блевать бегаю, как на работу; в руках ничего не держится…

– И? Хочешь сказать, что всё тобой выше перечисленное – это повод убежать от тебя, как сделал папа?

– Не

демонизируй его. Он занял у своих знакомых денег на моё леченее, продал машину, дом бабушки в деревне, который хотел восстановить. Он много чего сделал, но не смог видеть каждый день, как я умираю. Может, в глазах кого-то он трус. Но… Доча, нельзя ненавидеть человека за трусость. Тем более своего родного отца.

– Вот скажи, мам, а если бы он заболел, и врачи говорили, что шансов нет, ему осталось совсем немного, ты бы тоже бросила его из-за страха увидеть его смерть.

Мама задумалась. В её глазах блеснули слёзы, которые острыми шипами вонзились в моё сердце.

– Я держала бы его за руку до последнего вздоха, - выронила она севшим голос.

– Вот и я, мам, - сказав это я взяла маму за руку и мягко, но крепко сжала. – Я буду тебя держать за руку, даже если ты будешь сопротивляться.

– Иди ко мне, моя упёртая жопка, - хохотнула мама через слёзы и обняла меня в тот момент, когда я придвинулась поближе.

– Сама ты жопка, - буркнула я нарочито обиженно в её острое плечо.

– Полежи у меня немного. В волосах твоих пошарюсь.

Я легла головой к маме на колени, а она начала перебирать пальцами мои волосы. Мы снова сосредоточились на сериале. Или попытались это сделать. Не знаю точно.

– А расскажи мне про того своего простого посетителя на черной дорогущей машине.

– Ма-ам! – цокнула я, закатив глаза. – Нечего о нём рассказывать.

– Ну, расскажи! – затребовала она.
– Ты про моего навязанного тобой же ухажера из магазина знаешь. Даже видела его несколько раз. Теперь ты расскажи мне про своего ухажёра.

– Что о нём рассказывать? Это тот мужчина из автобуса, помнишь? Ну, из-за которого красивая дамочка в пальто лоб себе расшибла об автобус.

– Да?! Серьёзно?! – удивилась мама. – Ну, надо же, как жизнь иногда поворачивается. Он ведь старше тебя? Намного?

– Не знаю. Лет на пятнадцать, наверное.

– Красивый?

С тяжелым вздохом я закатила глаза.

– Да, - выронила я небрежно.

– Поругались, что ли? Ворчишь тут…

– Не поругались. Просто я ему рассказала про тебя, и он начал смотреть на меня, как на побитую бездомную собаку. А мне не нужна ничья жалость.

– Так, может, это сочувствие, а не жалость? Судя по всему, он взрослый человек. В его жизни, наверняка, тоже много чего произошло. Возможно, у него тоже нет кого-то из родителей, и он отлично понимает твоё состояние. А, зная тебя, ты, наверняка, даже разбираться не стала и слушать его. Просто ушла в глухую оборону. Так?

– Так.

И только сейчас я вспомнила, что у него нет обоих родителей. Он сказал, что они погибли. То есть, он потерял обоих сразу. Возможно, в его глазах действительно было сочувствие, но я увидела то,

что увидела – он перестал видеть меня, он начал видеть только то, что у меня умирает мама. А я не хочу, чтобы во мне хоть кто-то видел будущую сиротку.

– Ну, ничего, - мама ласково погладила меня по волосам и поцеловала в плечо, прижавшись к нему щекой и слегка навалившись на меня. – Если он действительно взрослый и умный, и ты ему нравишься, то он найдёт способ вернуть тебя и доказать, что всё было совсем не так, как ты себе придумала. И мне понравилось, как он поправил капюшон на твоей голове, когда вы подходили к подъезду. Выглядело очень мило и с большой заботой о тебе, - а я этого даже не заметила в тот вечер.
– Да и разве можно на мою красавицу смотреть с чувством дешевой жалости? Нет. Только с любовью. Как я на тебя.

– Угу. Особенно тогда, когда я заставляю тебя пить таблетки. Столько «любви» в твоих глазах сразу.

– Но я же всё равно продолжаю тебя любить. Другие эмоции и чувства при этом, правда, тоже испытываю, но основа всем им - любовь к тебе.

– Ладно. Сделаю вид, что поверила, - изрекла я деловито.

– Ну, всё. Убирай голову. Какая-то она у тебя тяжелая.

– Всё? Прошла любовь? – усмехнулась я, сев обратно за своё вязание и надев очки. – Много тебе ещё осталось? – спросила я, кивнув на рукав из голубой пряжи на маминых спицах.

– Довяжу рукав, соединю всё, провяжу горловину, и готово. Как раз к концу сериала закончу.

– Откуда у тебя столько терпения? Я уже через силу вяжу этот коврик.

– Просто ты не видишь конечную картинку в своей голове. Когда шьёшь, ты ведь знаешь, как должно выглядеть конечное изделие? И идёшь к этому. Кропотливо и старательно. В вязании так же.

– Я же вижу, что должен получиться круг, - показала я маме небольшой вязанный кружок. – Раз в шесть больше этого.

– И тебе от этого скучно, похоже, - усмехнулась мама.

– Монотонно, просто. В шитье интереснее, всё-таки.

– А меня эта монотонность, наоборот, успокаивает. Ну ничего, родишь и поймёшь, как иногда бывает хорошо, когда никуда не надо скакать и прискакивать.

– А ты точно меня любишь? – поинтересовалась я с нажимом. – А-то с каждой минутой новые и новые подробности всплывают.

– Точно люблю. Как тебя – никого больше.

– Ладно. Я тоже тебя люблю, если тебе вдруг интересно.

– Я знаю, доча, - улыбнулась мама уголками губ и вновь сосредоточилась на вязании.

Моего желания вязать хватило еще примерно на половину серии выбранного нами сериала, а потом я подкинула свой крючок и недовязанный коврик в мамину корзину и развалилась на диване, чтобы просто наслаждаться просмотром сериала.

Между делом были две примерки кофты, которую мама почти довязала, остались только детали. Потом мы поели, а после этого я уснула.

Последнее, что помню, как мама подложила мне под голову диванную подушку, сняла очки и укрыла пледом, который связала несколько лет назад. Поцеловала в щёку, тихо хохотнула над моим причмокиванием, когда я сменила положение, и снова села рядом со мной у головы.