За всю любовь
Шрифт:
– Но как ты вошел… – Томмазо зажимает ей рот рукой: он в нетерпении и возбужден до предела, его член такой твердый, что Томмазо инстинктивно подчиняется позывам своего тела.
Он расстегивает брюки, высвобождая член. Все, чего ему сейчас хочется, – это почувствовать ее язык, а затем войти в нее и, наконец, испытать настоящее удовольствие.
Линда чувствует, что не может больше сопротивляться. А возможно, ей самой немного хочется поучаствовать в этой игре. Поэтому она встает на колени, берет его член в рот и начинает лизать, так, как ему нравится.
– О да, детка.
Он думает только о том, что сейчас она даст ему кончить, лаская ртом и языком так, как не может сделать никакая другая женщина, что Линда – его наркотик, она подчиняет его себе, обволакивая насыщенными ароматами, как бокал лучшего бурбонского вина, выпитого залпом.
Томмазо опрокидывает ее на пол, прямо на кремовый ковролин, прижимает так, что она не может оказать ни малейшего сопротивления, затем приподнимает ее пышную юбку, проводит по гениталиям головкой, еще влажной от ее слюны. И в одно мгновение проникает внутрь.
Линда не успевает осознать, как ее плоть с готовностью принимает его. Она стонет, прижатая к полу, ее спина трется о мягкое, безупречно чистое покрытие. Она смотрит на него, и на мгновение между ними вырастает непроницаемая стена. Линда не понимает, что происходит, совершенно испуганная, в своем свадебном платье. Этот белый цвет… Чистота и невинность, которые они уже давно утратили.
Вот такие ситуации и притягивают Томмазо: граница, которую его темная сторона может перешагнуть без лишних предрассудков. Как тонки грани любви. Ему обязательно надо ворваться во что-то запретное: как сейчас – секс в примерочной кабинке с Линдой в свадебном платье.
А для Линды сценарий разворачивается по-другому, но она не хочет думать об этом сейчас и подчиняется Томмазо, боясь разорвать зыбкую связь.
Внезапно в ее памяти возникает образ человека в маске, навязчивая идея, от которой, казалось, она уже избавилась. Линда видит его настолько четко, ощущает аромат той ночи и животную страсть. Когда Томмазо целует ее в шею, она вспоминает губы незнакомца, такие полные и чувственные. Линда помнит все до мельчайших подробностей: маленькие светильники, освещающие сад, его руки, такие красивые и сильные. Она чувствовала себя с ним единым целым и даже почти влюбилась, стала испытывать потребность в нем. Линда никого не пускала так далеко, как удалось проникнуть ему, никто еще не затрагивал столь потаенные уголки ее тела, души и разума. Она почувствовала, что ему можно доверять. Но сейчас – довольно.
Уходи, человек в маске, оставь меня, дай мне насладиться мужчиной, за которого я скоро выйду замуж, потому что я хочу остаться с ним навсегда.
Линда сжимает кулаки, приоткрывает рот, зажмуривается и чувствует знакомую волну, поднимающуюся снизу и захлестывающую ее с головой. Она вот-вот кончит вместе с Томмазо. Его лицо искажается от наслаждения, вены набухают, он охвачен мощным оргазмом, который вот-вот вырвется наружу. Он резко выходит из нее и кончает на платье, запачкав спермой белоснежную ткань, которая стала мокрой и грязной.
Линда, покачиваясь,
– О боже, пожалуйста, выйди. Не представляю, как тебе удалось сюда пройти, но постарайся уйти так же. И не ставь меня в неловкое положение перед сотрудницей ателье, – добавляет Линда вполголоса, указывая пальцем за занавеску. – Не знаю, сколько я тут нахожусь, но она уж точно не дура и поняла, что здесь происходит.
– Как пожелаешь, малышка, – с улыбкой отвечает Томмазо, успокаивающе гладя ее по голове, и застегивает брюки.
– Увидимся вечером, дома, – он целует ее в губы. – Люблю тебя.
– Я тоже, – быстро отвечает Линда.
Когда Томмазо уходит, она старательно вытирает платье бумажными платочками, затем снимает его. Оно испачкано, и теперь, присмотревшись, видно, что шлейф чуть порван, – вот черт!
А ведь именно эта модель понравилась ей больше всего… Придав себе уверенности, Линда выходит из примерочной и видит давешнюю женщину консультанта с приклеенной фальшивой улыбкой.
– Итак, синьора Оттавиани, вы определились с платьем? – спрашивает та, как ни в чем не бывало.
Это изящное равнодушие обескураживает.
– Да, пожалуй, я его возьму, – отвечает Линда. – Только есть маленькая проблемка… пока я его примеряла, я нечаянно порвала его каблуком.
Она держится с самообладанием, достойным настоящей актрисы, и показывает место разрыва на платье.
– О, не беспокойтесь, синьора. Бывает, – консультант пожимает плечами, явно преуменьшая масштабы трагедии. – Ничего страшного, не волнуйтесь. Мы сейчас все уладим.
– Слава богу! Потому что я хочу именно эту модель, – облегченно вздыхает Линда.
– Размер подходит? – спрашивает продавщица.
Линда кивает.
– Вот и замечательно. Если вам удобно, мы доставим платье на дом через неделю.
– Отлично!
Невероятно. Эта женщина – непревзойденная актриса.
– Если вдруг нужно будет что-то переделать, мы всегда к вашим услугам.
– Большое спасибо.
– Спасибо, синьора Оттавиани.
– Пока еще синьорина…
– Конечно… еще раз поздравляю с великим днем.
Легко отделалась, ничего не скажешь. Но Линда все еще не может понять, как такое могло произойти.
Вернувшись домой, она испытывает желание немедленно помыться. Линда погружается в ванную, в ласковые объятия ароматной кокосовой пены. Она играет с пеной, утопая в белых облаках, исчезающих, словно мыльные пузыри в детской игре. Легкие, воздушные пузырьки, парящие в воздухе – дуновение ветерка, и они испаряются, мимолетные и, может быть, поэтому чудесные.
Как и любовные отношения. Но сейчас она не хочет об этом думать. После случившегося в ателье она испытывает опустошенность и знает, чтобы избавиться от нее, недостаточно просто принять ванную. Грусть и растерянность. Влажные дорожки слез побежали по лицу. Это хорошо, говорит Линда, слезы смоют всю грязь. Поддавшись этому состоянию, она с головой уходит под воду, и соленые капли смешиваются со сладковатой пеной.