За всю любовь
Шрифт:
– Я долго терзался сомнениями, но, в конце концов, решил, что ты должна все знать – иначе я сойду с ума.
Он смотрит ей в глаза, и Линде кажется, что она тонет в их бездонной черноте.
– Не поверишь, но именно в тот момент я получил твое письмо. Называй это как хочешь – телепатией или еще как-нибудь – мне показалось, что ты меня услышала. Поэтому, когда я прочел, что ты хочешь сказать мне что-то важное, у меня появилась надежда, что теперь и ты готова… Я убедил себя, что ты обо всем догадалась, а может быть,
Алессандро пожимает плечами.
– Остальное ты знаешь. Для меня было потрясением увидеть тебя в свадебном платье… И думаю, мне не удалось это скрыть.
Вспоминая ту сцену в гостиной с Томмазо, Алессандро становится неловко, хотя подобные переживания не в его характере.
– Может быть, было бы лучше просто уйти, ничего не сказав тебе, но я не могу. Я слишком долго ждал, и ждал напрасно, и хоть ты и помолвлена с ним, я больше не могу молчать. Ты должна знать.
Он сглатывает, делает глубокий вдох. Ему трудно говорить, но это необходимо.
– Ты должна знать, а там – делай то, что считаешь нужным. Я пытался подавить это дурацкое чувство, клянусь, старался не обращать внимания, запереть в клетку, быть благоразумным и вести себя хорошо. Но не смог.
Он обнимает Линду за руки Линды и наклоняется, упершись локтями ей в колени.
– То, что жило во мне, взорвалось. И вдруг мне все стало ясно. Я любил тебя всегда. – Он прижимается лбом к ее лбу. – Линда, я люблю тебя. И любил вчера, и год назад. И буду любить тебя всю жизнь.
Одно мгновение – и снова эта неконтролируемая сила, сметающая все на своем пути. Их губы ищут друг друга и сливаются в отчаянном поцелуе, давая небольшое облегчение, но ничего не обещая.
Вдруг Линда резко отстраняется, глаза ее опухли от слез. Она переполнена противоречивыми чувствами, пробуждающими в ней необъяснимую злость. Она отталкивает Алессандро так, будто обожглась.
– Хватит. На этом и закончим, – выдыхает она ему в лицо.
Она вскакивает с дивана, и за несколько секунд расстояние между ними увеличивается. Поцелуй еще горит у нее на губах, и она хочет вырвать их, чтобы не ощущать этот вкус.
– Я не могу простить тебя, Але. Просто не могу. Как я могу смириться с тем, что ты со мной сделал? С той ночи в Париже моя жизнь стала другой – и в этом твоя вина. А теперь ты вернулся, чтобы снова поставить все с ног на голову! И даже не предупредил меня!
Голос у нее хриплый, слова даются с трудом, мысли обрывистые и путаные. Она не знает, чему верить.
– Это не любовь, а обычный эгоизм, вот что это такое. Мы знаем друг друга двадцать лет, а ты понял, что любишь меня, только тогда, когда я вот-вот выйду замуж? Только сейчас? Надо же, какое совпадение!
Линда повышает голос, лицо
– Знаешь, в чем дело? Ты просто не можешь смириться с тем, что я теперь буду не только твоей. Твоя подруга Линда, которая всегда ждет тебя, всегда готова прийти на помощь, ничего не прося взамен. Можно уезжать и приезжать без предупреждения, она все равно будет тебя любить, она ведь знает, какой ты. Ты привязан ко мне до глубины души, – и клянусь, я в это верю! – но ты никогда меня не любил! Потому что, если бы это было так, уверяю тебя, за все это время я это заметила, мой дорогой Але…
Линда будто выплевывает эти слова с какой-то незнакомой прежде злостью. Ей так больно, что она старается извергнуть их, чтобы освободиться. Алессандро слушает ее, не перебивая. Он никогда не видел ее в такой ярости. Линда меряет комнату шагами и бормочет, будто разговаривает сама с собой.
– В отношения с Томмазо я вложила столько времени и сил, я повзрослела, поняла, что такое быть вместе. Я никогда прежде этого не чувствовала, а ты не знаешь даже, что это такое.
Она умолкает, чтобы перевести дух.
– Верность, Але, ты знаешь, что это значит? Честно говоря, сомневаюсь. Томмазо сделал меня счастливой. Да, счастливой и уверенной в себе, потому что я знаю, что на него можно положиться.
Линда останавливается и смотрит ему прямо в глаза.
– Чего не могу сказать о тебе. Ты появляешься и исчезаешь, как привидение, сегодня есть – завтра нет, уходишь и возвращаешься, когда вздумается. И теперь, перевернув все с ног на голову, ты уходишь, оставляя меня в полном дерьме. Тебе ведь всегда есть куда идти, верно? А когда ты так нужен, тебя вечно нет!
Слова вырываются у нее из груди, словно порывы ветра, а внутри – водоворот мыслей и опустошенность. Она будто освобождается от эмоций, которые целую вечность были заперты в сейфе, а теперь вырываются одна за другой.
Линда вздыхает. Алессандро делает к ней шаг, он внешне спокоен и невозмутим. Кажется, что он ждал этого момента.
– Я не хочу тебя ни в чем убеждать, Линда. Но прошу тебя, скажи, что ты ко мне чувствуешь – мне надо это знать.
При этих словах она слегка пятится: малейшее соприкосновение может вызвать бурю, а этого ей хочется меньше всего.
– Я тебя не люблю, – отвечает она, как ей кажется, уверенным голосом.
И все же в ее словах больше отчаяния, чем искренности.
– Я люблю Томмазо, – продолжает Линда, сжав кулаки. – И не позволю ни тебе, ни кому-то еще уничтожить это чувство.
Потом она с силой бьет кулаком в стену. Это должно быть правдой. Так оно и есть. Алессандро порывается обнять ее, но Линда стряхивает его руки и высвобождается.
– Оставь меня в покое! Я не хочу тебя больше видеть, Але, ты понял?! Никогда! Никогда в жизни, тебе ясно?