За ядовитыми змеями. Дьявольское отродье
Шрифт:
— Сейчас я ей зубки почищу.
Потом он отправил разъяренную гюрзу обратно в мешок.
— Ты что задумал?
— Смотри, Вася, — не отвечая на вопрос, проговорил зоолог. — Видишь на стеклышке желтоватую жидкость? Что это, по-твоему?
— Яд!
— Верно. А теперь смотри. — Марк приложил стекло к тыльной стороне ладони. — Как видишь, ничего страшного со мной не случилось. Главное, чтобы на коже не было царапин и яд не попал бы в кровь.
— Ладно, пусть так. Тебе, ученому-недопеченному, виднее, — рассердился Василий, отвинчивая пробку с металлической фляги со спиртом. — Протирай скорей
Мы молчали, нам было немножечко жаль суетившегося Ваську, который был посрамлен. Курбан деликатно отошел в сторонку, занялся починкой оборванной лямки рюкзака, Николай поспешил приятелю на выручку:
— У того человека, наверное, были ссадины на руках. Знаете, когда дрова рубишь, бывает, поранишься…
— Скорее всего, было именно так, — поддержал художника Марк. — Однако нам пора, скоро солнце сядет.
Ночь выдалась неспокойной. Едва погас костер, на окрестных холмах замелькали многочисленные зеленые огоньки, послышались шорохи. Внезапно раздался протяжный, жалобный вопль.
— Шакалы, — засмеялся Марк. — Они опять нам спать не дадут.
— Дадут, — уверенно заявил Васька. — Сейчас мы их об этом попросим.
Он схватил ижевку-бескурковку, с которой никогда не расставался, и стал палить по невидимой цели мелкой дробью. Очевидно, шакалам это не понравилось. С плачем и визгом они отбежали подальше и до самой зари развлекали нас жутким концертом. На рассвете ночные хищники исчезли, словно провалились под землю.
К полудню мы пришли в небольшой кишлак, приютившийся у подножия горы. Низкие домики с плоскими крышами, пышные кроны деревьев, убаюкивающее журчание арыков.
Возле тутовых зарослей толпились многочисленные жители, слышались взволнованные возгласы и крики. Курбан остановил бородатого крестьянина в тюбетейке, ехавшего навстречу на маленьком ишачке.
— Плохо у нас, ай плохо! Змея мальчишку укусил. Послали за доктором в соседний кишлак…
— Какая змея? Гюрза, эфа?
— Нет. Тот, который стоит. В кусты уполз, за арык.
— Кобра! — догадался Марк. — Ведите меня к мальчику. Быстро!
Марк, Николай и низенький, коренастый бородач в чалме и стеганом халате поспешили к ближайшему домику, навстречу, рыдая, бежала женщина с распущенными волосами — мать ребенка.
Мы продираемся сквозь колючий кустарник, оставляя на цепких, усеянных колючками плетях клочья своих курток. С нами несколько мужчин с кетменями и ватага загорелых до черноты ребятишек.
— Здесь она, здесь! — кричали мальчишки, настигнув пресмыкающееся, однако близко к змее не подходили.
Вскоре кобру окружили со всех сторон, впрочем, она, похоже, и не собиралась удирать, свернулась тугим кольцом, поднялась и застыла в боевой стойке, подобно боксеру. Однако этот своеобразный матч мог закончиться для некоторых его участников печально, слишком уж была накалена обстановка, и от оказавшейся в безвыходном положении змеи можно было ожидать чего угодно.
Мы подошли ближе, плоская голова змеи танцевала над землей, кобра раскачивалась, словно выбирала добычу, готовясь к прыжку… Я осторожно продвигаюсь вперед, не сводя глаз с оливковой красавицы. Она и впрямь очень красива, эта удивительная змея. К сожалению, второпях я допустил непростительную оплошность, обронил свою рогульку и теперь, когда кобра
Кобра попалась нам довольно крупная, она удивительно грациозна, движения плавные, неспешные, но даже я, с моим ничтожным опытом общения с пресмыкающимися, знаю, что они при желании могут нанести удар ядовитыми зубами молниеносно. Обращаю внимание на то, что эта кобра без «очков», «очки» «носят» индийские кобры, которых нередко называют очковыми змеями.
Змея продолжает раскачиваться, кто-то попадает в нее камнем, и кобра бросается вперед. Пытаясь отскочить, спотыкаюсь и падаю навзничь и тотчас откатываюсь в сторону, подальше от оливковой красавицы; сознание того, что она где-то рядом, придает мне силы.
Гремит оглушительный выстрел, и все заволакивает едким пороховым дымом, подбежавший старик в чалме выстрелил из какой-то допотопной берданки. Стрелявший снарядил патроны дымным порохом, гарь щекочет ноздри. Но мне не до этого, поспешно вскакиваю на ноги. Изрешеченная волчьей дробью кобра билась в предсмертных судорогах, страшная голова с капюшоном, сбитая выстрелом в упор, валялась у моих ног.
Прибежал взволнованный Марк:
— Ребенку лучше. Сделали уколы, сыворотка действует. О, черт! Да вы ее убили! Какое варварство!
— Не мы, не мы, успокойся. — Васька вытер мокрый лоб. — А вообще-то неплохо бы всех кобр в мире извести. Это же враги!
— Сундук! Я с тобой потом поговорю. — Марк обмеривает змею, старик, прикончивший ее, удивленно за ним наблюдает, брезгливо сплевывает и уходит. Николай быстро работает карандашом.
…На рассвете мы снова идем вперед, в пески, навстречу неведомому.
Глава вторая
В песках Средней Азии
В конце июля наш маленький отряд снова двинулся в путь. Время было выбрано явно неудачное, летом в этих краях стоит невероятная жара, в чем нам сразу же пришлось убедиться. Однако по каким-то причинам выбрать более подходящее время нам не удалось, вот и пришлось испытать все то, что мы испытали.
Нам предстояло совершить многокилометровый марш по пустыне и выйти к Зарафшанскому хребту. Говоря откровенно, пески нам порядком надоели, мы измотаны и плетемся еле-еле. Убийственная жара, отсутствие водоемов, непрерывная погоня за пресмыкающимися, постоянная жажда — и так каждый день с утра и до ночи. Старыми караванными тропами мы преодолели зыбучие пески Сундукли, пересекли Каршинскую степь и наткнулись на нитевидный ручеек с чахлой растительностью на глинистых берегах и остановились на дневку.