Забайкальцы. Книга 3
Шрифт:
— Подожди, командир, дай мне сказать, — выступил высокий, широкоплечий бородач, в батарейской, с красным околышем, фуражке и с красными же петлицами на отворотах шинели. — Ты нас трусами не обзывай. Не трусы мы и революции сроду не изменяли, а завсегда служить ей рады. А что уходим, так в этом вы сами виноваты. Сомустили нас на восстание, а где оно? Заманили в тайгу, куда и ворон костей не заносил, и боитесь теперь носу показать белым. А они за это дома наши сжигать сулят, детишек наших, отцов да матерей казнить. Вот через это и уходим. Зачнете воевать с белыми по-настоящему, тогда мы сызнова
Сразу же гулом множества голосов всколыхнулась толпа.
— Не согласны-ы!
— Домо-ой!
— Обманули нас!
— Кончай разговоры, хватит.
Как бичом хлестнул по толпе чей-то зычный командирский голос:
— По коня-ам!
Сразу же кинулись разбирать лошадей, миг — и все уже в седлах, выезжают за ворота поскотины, строятся. У двоих на заводных конях приторочены станковые пулеметы. Напрасно метался среди них взбешенный до крайности Машуков, уговаривал, ругался, грозил, но его никто уже не слушал.
Продолжая ругаться, Машуков спрыгнул с коня, отдал его подошедшему хозяину и тут увидел Ваулина.
К великому удивлению Машукова, Ваулин тоже был на коне и во всеоружии.
— А ты куда? — с дрожью в голосе спросил его Машуков.
— Туда же, куда и все.
— Ка-ак! — страшно округляя глаза, вновь вскипел Машуков. — Заодно с ними, да я тебя!..
— Тише, тише! Чего разорался-то, разберись сначала.
— Ну!
— Вот тебе и «ну». Я куда один без них-то? К Киргизову явлюсь, как полководец без армии? Вот и решил ехать с ними и попробовать уговорить их, — может, одумаются, и хоть не все, да вернутся. Ты не горячись, а седлай коня и туда же.
А сотни, построенные по трое вряд, уже рысили по дороге, командовал ими расторопный фронтовик, бывший урядник Филатов.
— В гроб вашу… в печенку… гады, — глядя им вслед, ругался Машуков. Но гнев его уже поостыл, и в душе он соглашался с доводами Ваулина, что надо ехать туда же, попытаться вернуть их обратно. А Ваулин, понимая душевное состояние товарища, как раз и заговорил об этом.
— Остынь, руганью тут не поможешь. Садись ко мне сундалой [23] , едем на фатеру, почаюем на дорогу, заседлаешь коня — и ходу. К обеду догоним, никуда они не денутся.
23
Сундалой — двое на одном коне.
Продолжая ругаться, Машуков запрыгнул на коня позади Ваулина, поехали в село.
Уже подъезжая к квартире, увидели вышедшего из соседней ограды Егора Ушакова.
На ходу спрыгнув с коня, Машуков подозвал к себе Егора, спросил:
— Так ты, Ушаков, остался, значит?
— Так точно.
— Кто еще с тобой?
— Пятеро нас: Павел Вологдин, Гаврило Васильев да ишо двое онон-борзинских.
— Та-ак. Тогда вот что, Ушаков, все пятеро седлайте сейчас же — и в Богдать, к Киргизову, передай ему на словах, что тут произошло.
— Слушаюсь.
— А про нас с Ваулиным скажи, что едем туда же, к сотням нашим, постараемся усовестить их, сломать эту амбицию ихнюю. Так и передай Киргизову, что
— Понял.
— Выполняй, что приказано.
— Слушаюсь!
ГЛАВА V
В Богдать Егор и четверо его соратников прибыли во второй половине дня. По красному флагу у ворот ограды быстро нашли штабную квартиру. Привязав коней к забору, все пятеро вошли в дом, где находились Киргизов и Бородин. Оба они сидели за столом, склонившись над бумагами, что-то вычерчивали там, когда пятеро партизан, не спросившись, ввалились в комнату и, сняв шапки, поздоровались.
— Здравствуйте, — оторвавшись от бумаг, ответил Киргизов и, увидев Егора и Вологдина, заулыбался: — A-а, сослуживцы мои, аргунцы лихие, с чем пожаловали?
— С вестями хорошими, век бы их не было, — хмуря брови, ответил Вологдин. — Доложить явились, что ушли обе наши сотни, вторая и третья.
— Как это ушли, куда?
— Известно куда, в станицу свою, по домам, стало быть.
— А командиры ваши — Машуков, Ваулин?
— Туда же последовали, за ними. Уговорить их надеются, назад возвернуть, только навряд ли.
— Вот так фунт! — Киргизов переглянулся с Бородиным, тот, ничего не говоря, покачал головой. Багровея в скулах, Киргизов обернулся к Вологдину, повысил голос: — А вы-то куда смотрели, почему допустили такое безобразие? А еще большевиками называетесь, растяпы!
— А ты нас не страми, — рассердился Вологдин. — Чем орать-то на нас, на себя оглянись, сидите тут, штаны протираете, гумагами занявшись, а что в сотнях происходит, не видите.
— Чего там происходит?
— А то, что, ежели и дальше так пойдет, все у вас разбегутся к чертовой матери. Вить это же на дикого рассказ, подняли людей на восстание, увели в тайгу и на этом закончили. Чего не выступаем-то, спрашивается, какого черта ждем?
— Заладили с наступлением этим, — поморщился, как от зубной боли, Киргизов. — Вам бы только наступать, а там хоть трава не расти. Идите-ка сюда, полюбуйтесь.
Все подошли к столу, и Егор впервые в своей жизни увидел разложенную на нем карту-десятиверстку, испещренную красными и синими кружочками, точками, крестиками и стрелками.
— Видите, какое соотношение сил-то у нас! Вот он, Нерчинский Завод, гарнизон его: Пятый казачий полк, Девятый казачий, три сотни Четвертого полка, две роты юнкеров, рота японцев да еще две батареи при них: три горных и два полевых орудия, про пулеметы и говорить нечего, полно их. Можем мы рискнуть напасть на них с нашими берданками да дробовиками? То-то и оно.
— А в другие места?
— Какие? Вот смотри — Олочи, там стоит Шестой казачий полк и дружина Чалбучинской и Олочинской станиц. Будто бы немного их, но ведь Нерзавод-то рядом, оттуда немедленно поспешат на помощь. То же самое и по Сретенскому тракту, и в Большом Зерентуе, и в Егорьевске, и в Газимурском Заводе сильный гарнизон. Так что мы тут не зря сидим, а все это учитываем, и, главное, надо иметь в виду, что ежели нас разобьют в первых боях, то это будет конец восстанию.
Егор и остальные трое угрюмо молчали, поглядывая на карту, мало что в ней понимая.