Забайкальцы. Книга 4.
Шрифт:
— Обилизованные мы, — виноватым, с хрипотцой голосом говорил одни из них.
— А чего же в красные не пошли? — гудел чей-то хриплый простуженный бас. — Станицы-то какой?
— Манкечурской.
— Тогда все понятно! Самая что ни на есть семеновская станица, сплошная контра.
— В богдатском бою-то был?
— Нет. Я из дому-то всего как месяц взятый!
В доме появился Макар, один из партизан обернулся к нему, пояснил:
— К тебе тут, Макар Михайлович, семеновцы прибыли с пакетом.
Казаки, сообразив, что перед ними красный командир, поднялись со скамьи, вытянулись в струнку, руки по швам. Макар быстрым взглядом окинул "парламентеров",
— С чем прибыли?
— От полковника Резухина мы, — заговорил пожилой рыжебородый казак с тремя нашивками на погонах и передал Макару пакет под сургучной печатью, на котором крупным почерком написано: "Командиру красногвардейского отряда Макару Якимову, лично".
Макар взял из рук казака пакет, передал писарю: "Читай!"
Мишка распечатал и, попросив тишины, зачитал:
"Здравствуй, друг Якимов!
К тебе обращаюсь я, твой бывший командир сотни есаул, а ныне полковник Резухин. В германскую войну ты был у меня трубачом, а теперь у красных стал большим начальником. Но я не сержусь на тебя, ибо знаю, что стал ты на неверный путь в силу своей темноты и невежества. Я даже горжусь тобой за то, что ты, рядовой казак, разбиваешь наших генералов. Жалеючи тебя, я позаботился о твоей судьбе и уже согласовал вопрос с бароном Унгерном о твоем переходе на службу к нам. Ваши головы таловы, да казаки молодцы, но рыльце у вас все же в пуху. Так вот, подбери-ка самых лучших казаков, четыреста — пятьсот человек, и лучших командиров эскадрона, остальную шатию распусти и переходи ко мне. Этим ты не только искупишь свою вину, но и сделаешь себе отличную карьеру. Знай, твои командиры будут произведены в есаулы, тебе будет дан чин полковника. Когда будешь переходить, пошли самого лучшего казака, чтобы не было у нас недоразумений между собою.
Полковник Резухин" [11] .
11
Подлинное письмо полковника Резухина Макару Якимову. Опубликовано в сборнике воспоминаний "Партизаны". Чита, 1929, с. 123.
Рыжебородый урядник, глаз не сводивший с Макара, как только писарь кончил читать, еще более подтянулся, кашлянув, осведомился:
— Дозвольте спросить, как вас называть, извиняйте, не знаю, а какой ваш ответ будет?
— Насчет ответа, хм! — Макар помедлил, ребром ладони разглаживая усы. — Скажи Резухину так: я подумаю и дня через три пришлю ответ, попял?
— Так точно, понял, только вот расписочку бы мне, чтобы, значить, форменно было.
— Это можно, — Макар расписался на конверте, передавая его казаку, улыбнулся: — Кланяйся Резухину.
— Слушаюсь. Дозвольте еще, печать бы вашу тут приложить можно?
— Нету у нас печатей. Да Резухин мне и так поверит. Михайло, дай им провожатого до поскотины.
Вечером Макар созвал у себя военный совет, на который пришли командиры полков и эскадронов. В горнице за плотно прикрытой дверью собралось человек пятнадцать, среди них политкомиссар бригады Прокопий Поздеев и начальник штаба Климов, худощавый, с русой, похожей на плоскую кисточку, бородкой, во френче английского покроя и широких брюках галифе. Климова совсем недавно прислали из Центросибири. Макар его сразу же невзлюбил за чопорность, официальность, к тому же он считал, что начальник штаба вовсе не нужен, лишний человек в бригаде.
— Тут
Писарь достал из боковой сумки сложенный вчетверо лист и, разгладив его ладонью на столе, прочитал.
— Ну как? — улыбаясь, разглаживай усы, спросил Макар, — Понятно?
— Чего же не понять-то? — первым отозвался Поздеев. — Ясно как день. А что ты ему ответил?
— А што я ему отвечу? Вот насчет этого и пригласил вас.
— Хорошее дело! — Один из эскадронных командиров, кряжистый бородач горняк Абросимов, вынул изо рта трубку, которую только что закурил. — Офицерские чины сулит нам белый полковничек за измену революции! Здорово придумал. Чудеса в решете, из кобыл да в клячи! А того не подумал, подлюга, какие же из нас есаулы! Хоть бы меня взять, к примеру, кое-как маракую по складам. А полковник наш, — старик кивнул головой на Макара, — и вовсе ни "а", ни "бе".
— Плохи дела у Резухина, коль из неграмотных казаков офицеров стряпать наладился.
— Соглашайся, Макар Михайлович, — пошутил один из эскадронных командиров, — Будешь щеголять в золотых погонах, жалованье грудить золотом, не то што у нас.
Кое-кто рассмеялся на шутку. Командир "Золотой сотни" Димов сердито покосился на шутника:
— Перестань зубоскалить. О деле говорить надо. Насчет ответа Резухину что ты скажешь?
— А что я могу сказать? Вы грамотеи, вы и пишите, так, мол, и так, неподходимое для нас дело.
— Слабо. Ему такое письмо надо накатать, чтобы его в дрожь бросило.
— Наматюгать, што ли?
— А хоть бы и так, чего с ним стесняться!
— Жалко, Ганьки Вишнякова нету с нами, уж тот бы ему настрочил!
— Не то, товарищи, — отрицательно покачал головой командир 5-го полка Чугуевский. — Ему не письмом ответить надо, а делом!
— Каким делом?
— Боевым. Напасть на Дацан и раскатать полковничка вдребезги, со всем его воинством!
Предложение Чугуевского по душе пришлось многим, потому и заговорили разом: "А ведь верно!"
— Правильно, Андрей Ефимыч! Молодец!
— Как ты, Макар Михайлыч?
Макар вместо ответа на вопрос предоставил слово Климову. Начальник штаба встал, достал из нагрудного кармана френча большой, испещренный цифрами, линиями и записями лист бумаги, положил его перед собой на стол.
— Мысль о нападении на гарнизон белых в Дацане, — начал он негромким, ровным голосом, — товарищ Якимов высказал мне и товарищу Поздееву еще утром, когда мы ознакомились с письмом полковника Резухина. Товарищи, если бы речь шла о новом рейде и нападении, к примеру, на гарнизон белых в станице Новотроицкой, я был бы вполне с вами согласен, но в данном случае, — Климов обеими руками оперся о край стола, окидывая взглядом суровые, обожженные морозом лица командиров, — нам надо крепко подумать и, взвесив все обстоятельства, здраво рассудить, имеем ли мы хоть какие-нибудь шансы на успех, чтобы начать наступление на Дацан? С моей точки зрения, мы таких шансов не имеем. Соотношение наших сил с белыми таково: в Дацане у них четыреста штыков пехоты, сотня дружины Красноярской станицы и два номерных казачьих полка. Кроме того, у них хорошо укрепленная, снабженная достаточным количеством пулеметов высота, господствующая над всеми подступами к Дацану. Овладеть этой высотой без артиллерийской подготовки нечего и думать. Уже одно это убедительно говорит о большом неравенстве наших сил с белыми.