Заблуждения толпы

Бернстайн Уильям Дж.

Разрушение Второго храма римлянами в 70 году н. э. сделало невозможным выполнение этой сложной процедуры. Спустя тысячелетие великий еврейский интеллектуал Средневековья Маймонид попытался разобраться в утратившем смысл ритуале очищения.

Маймонид родился в исламской Испании около 1135 года. Он преуспел в учебе, стал практиковать медицину и в конечном счете возглавил иудейскую общину Каира в пору, когда Восток бурлил из-за вторжения крестоносцев. Его самым значительным достижением оказалась Мишна Тора, компендиум этических норм и законов иудаизма. Но обоснование ритуального очищения привело в замешательство даже этого великого ученого, который обозначил его как chok (тайна): «Сие не подлежит постижению человеческим разумом»⁴³⁰. Впрочем,

историю обряда Маймонид все-таки описал:

«Первую [священную рыжую телицу] принес в жертву наш учитель Моисей. Вторую пожертвовал пророк Ездра. Еще семь были пожертвованы до разрушения Второго храма. А десятую принесет царь Машиах [мессия], да предстанет он нам как можно скорее. Аминь, и да исполнится воля Божья»⁴³¹.

Вот почему для некоторых евреев и христиан рождение Мелоди оказалось своего рода провозвестием: в этой телке увидели десятую по счету рыжую телицу, знак пришествия Мессии. Крошечное меньшинство верующих не сомневалось в том, что рождение рыжей телицы без изъянов знаменует собой следующий порядок событий (в подробности не вдаемся): неминуемое вознесение правоверных на небеса, наступление часа расплаты и титаническая битва с антихристом, глобальный хаос и адское пламя повсюду, возвращение Иисуса и Его тысячелетнее правление, завершающий суд Божий и, наконец, финал всего.

История Мелоди нашла отклик в сердцах, потому что эта история неразрывно связана с наиболее известным и опасным массовым заблуждением, которое красной нитью проходит через жизнь человечества, а именно – с нарративом последних времен. В новое и новейшее время подобные сюжеты породили множество трагедий: от катастрофического безумия анабаптистов до многочисленных относительно малых трагедий, вроде эпизода с Храмом солнца.

За последние полвека сложилась новая, своеобразная форма нарратива о последних временах; этой форме ныне привержено большинство протестантов-евангелистов. Речь о «диспенсационализме», который привел к возникновению вероучения, прочно утвердившегося в Америке и расколовшего американское общество на два лагеря с принципиально разными мировоззрениями. Печальнее всего то, что история, схожая с историей Мелоди, может однажды превратиться в катастрофическое самоисполняющееся пророчество, причем вовсе не так, как это воображают иудеи, христиане и мусульмане.

* * *

Вскоре после рождения Мелоди о телице узнал раввин-фундаменталист по имени Исраэль Ариэль. Он объявил телицу подходящей для жертвоприношения, и этот сюжет широко распространили печатные средства массовой информации, а затем его подхватило телевидение: журналисты крупных американских и европейских телеканалов с усмешкой рассказывали с телеэкранов о корове Апокалипсиса и конце вселенной.

В Израиле людям было не до насмешек; один местный журналист назвал Мелоди «четвероногой бомбой… способной воспламенить весь регион ничуть не хуже неконвенционного оружия в руках иранских аятолл»⁴³². К счастью, внимательные наблюдатели заметили белые волоски на вымени телицы уже вскоре после ее рождения, а с появлением волосков того же цвета на хвосте у животного в возрасте одного года раввины признали Мелоди непригодной. (Для ритуального жертвоприношения нужна трехлетняя рыжая телица без малейшего изъяна.)

Сходство между иудейской эсхатологией, воплотившейся в истории Мелоди, и христианской теологией последних времен, будь то учение Мюнцера, анабаптистское безумие, пятый монархизм или миллеризм, очевидно. С богословской точки зрения три из четырех перечисленных христианских истерий являются «премилленаристскими»: возвращения Иисуса ожидали до наступления тысячелетнего царства, которое пока не утвердилось на земле. (Особняком стоит пятый монархизм, который содержит элементы премилленаризма и постмилленаризма.) При этом Второе пришествие Христа как знак тысячелетнего царства непременно воображалось как драматическое, обыкновенно исполненное насилия событие.

А вот в более раннем и более традиционном

богословии, скажем, у святого Августина, учения которого придерживаются современный католицизм и большинство основных протестантских сект, идее тысячелетнего царства придается куда меньшее значение: драматического возвращения Иисуса ради тысячелетнего правления ждать не принято. Эта более традиционная «амилленаристская» схема описывает конец света куда менее красочно, и ее нарратив вследствие психологической установки «зло сильнее добра» оказывается менее убедительным.

* * *

Во второй половине девятнадцатого столетия сложилось очередное, еще более драматическое, жестокое и убедительное учение конца времен – учение, которое оказывало все большее влияние на жизнь простых американцев. Согласно этому учению, мир настолько погряз в развращенности, что его уже невозможно спасти или улучшить усилиями простых людей. Требуется божественное вмешательство, которое подразумевает вознесение праведных, годы скорби, Армагеддон и Страшный суд.

Эта последовательность конца времен не соответствует общепринятым католической и протестантской доктринам. Более века назад большинство христиан по обе стороны Атлантики отказались от представления о полной достоверности Библии. Тем самым священники-реформаторы оттолкнули от себя немалую часть паствы, ведь, как показывают опросы фондов Гэллапа и Пью, даже сегодня около четверти американцев верят, что Библия – это подлинное Слово Божье. Приблизительно столько же верят, что Иисус вернется к людям еще при их жизни, а 61 процент американцев уверен в существовании сатаны, причем в начале двадцатого столетия все эти процентные соотношения почти наверняка были выше⁴³³. Такие американцы не желают отказываться от утешения, даруемого библейскими книгами, которые толкуются буквально, и принимать современные научные знания и моральную двусмысленность нынешних церковников, признающих иудаизм, католицизм и даже, не приведи Господь, атеизм.

Так родился диспенсационализм, который крепко держится за буквальное понимание библейских текстов и одновременно демонстрирует изрядную склонность к старомодному манихейскому мышлению, к черно-белому разделению мира на добро и зло, когда «истинно верующие», разумеется, все стоят на стороне добра ^[129].

Эта система убеждений настолько укоренилась в нашей политической системе, что ее исповедовал как минимум один президент США (Рональд Рейган), не говоря уже о многих политиках со всех уровней иерархии (Майк Пенс, Дик Арми, Мишель Бахманн и Майк Хакаби ^[130], если называть лишь некоторые имена). Можно сказать, что это вероучение пронизывает национальный дискурс едва ли не насквозь, особенно оно заметно в социальной сфере, идет ли речь об абортах или правах секс-меньшинств, а также во внешней политике, прежде всего применительно к охваченному конфликтами Ближнему Востоку.

* * *

Приблизительно в ту же пору, когда по Америке середины девятнадцатого столетия распространялась эсхатология Уильяма Миллера, ирландец англиканского вероисповедания по имени Джон Нельсон Дарби поджег медленно тлевший богословский запал, чтобы произвести взрыв – уже в следующем веке.

В отличие от скромного и непритязательного Миллера, Дарби любил похвастаться своим интеллектом и покрасоваться на людях. Родившийся в 1800 году в богатой купеческой семье, он получил свое второе имя от дяди, посвященного в рыцари за службу под началом Горацио Нельсона и участие в Нильской битве ^[131]. В дублинском Тринити-колледже он с отличием закончил курсы по литературе, латыни и греческому языку и добился права стать членом ирландской коллегии адвокатов. Впрочем, юриспруденция его разочаровала, и в 1826 году он был рукоположен ирландской ветвью англиканской церкви. Отказ Дарби от карьеры юриста настолько разочаровал его отца, что тот лишил сына наследства.