Забытое время
Шрифт:
– «Среди этих ученых наибольшей известностью пользуется доктор Джером Андерсон…»
– Ну ЕЩЕ БЫ не доктор! Он что, кандидатскую по шарлатанству защитил? – Она икнула и заржала.
– «…который многие годы изучал маленьких детей, как будто вспоминавших детали своих прошлых жизней. Эти дети, зачастую в возрасте всего двух-трех лет, в подробностях рассказывали о своих прошлых домах и семьях, скучали по ним…»
Джейни нажала паузу. В кухне наступила тишина.
Ослышалась, конечно. Она чуть-чуть перемотала назад.
– «…Доктор Джером Андерсон, который многие годы изучал маленьких детей, как будто вспоминавших
Джейни снова нажала паузу, и на сей раз застыло все – и видеоролик, и разум, и дыхание, на полувздохе застрявшее в груди.
На экране она видела профиль – надо думать, доктора Андерсона. Черные кудри, эффектное угловатое лицо. Он беседовал с мальчиком – похоже, южным азиатом, лет трех, в драных штанах. Позади мальчика над красной глиной высилась кирпичная стена. Картинка зернистая – похоже, этим съемкам не один десяток лет. Джейни смотрела и смотрела, пока изображение – так всегда бывает, если долго смотреть, – не преобразилось. Мужчина. Мальчик. Место. Время.
Но это же какая-то… чушь.
На экране маленький мальчик сидел перед взрослым мужчиной. Мальчику, судя по всему, было до крайности неуютно. У него, наверное, дизентерия.
Джейни снова перемотала назад.
– «Доктор Джером Андерсон, который многие годы изучал маленьких детей, как будто вспоминавших детали своих прошлых жизней…»
Она же понимает, что это глупости. Бурбон виноват – разбавил ей здравость рассудка.
Снова пауза.
Джейни своими глазами наблюдала, как манипуляторы рвут когтями доверчивых. Она знает, что в отчаянии люди пойдут на все. А сама-то она разве не в отчаянии?
И тут она услышала.
Пока нет смысла идти к Ноа в спальню и его будить. Известно, что будет дальше. Спустя десять минут хныканье превратится в визг, а визг сложится в слова: «Мама, мама!»
Он будет вертеться, сбивая простыню, молотить руками, крича: «Выпусти меня, выпусти, выпусти!»
Твой ребенок кувырком летит во тьму, а ты бессильна. Ничего нет страшнее. Что угодно лучше.
Даже медикаменты? Даже это? Джейни посмотрела на экран.
Хныканье стало резче, пронзительнее. Скоро Ноа позовет ее, и она придет, и станет утешать его, и не добьется толку. Весь в поту, он не просыпаясь будет биться в ее объятьях.
Доктор и мальчик замерли на экране ноутбука. Джейни взяла рецепт, подержала на ладони.
Кто-нибудь, скажите мне, что делать, про себя взмолилась она.
Она сидела за кухонным столом перед ноутбуком – в руке рецепт, в ушах плач спящего сына. Смотрела на застывший кадр и ждала, когда он наконец утратит над ней власть.
Во многих случаях дети появлялись на свет с родимыми пятнами или врожденными дефектами, соответствующими увечьям тела предыдущего воплощения, обычно приведшим к смерти. Случай, в котором отмечались как сны о прошлой жизни, так и врожденный дефект, – Сулейман Чапер из Турции. Его матери во время беременности снился незнакомый мужчина, который говорил: «Меня ударили лопатой и убили. Я хочу остаться с тобой и больше ни с кем». После рождения у Сулеймана обнаружились вмятина костей черепа на затылке и родимое пятно
Джим Б. Такер, д-р медицины, «Жизнь прежде жизни»
Глава восьмая
Клейкая лента негодующе взвизгнула. Андерсон разорвал ее зубами и заклеил коробку – картонные клапаны захлопнулись словно над его собственной головой. Там, в обществе труда всей его жизни, наверное, тихо.
Работа отняла у него многие месяцы – он доставал папки одну за другой, просматривал, и это сильно его тормозило, – но теперь весь Институт упакован и готов к отправке.
Пусть следующее поколение научных искателей обнаружит работу Андерсона и понимает ее как знает. Хотелось бы надеяться, что так и случится. Недавно пришло письмо от коллеги со Шри-Ланки, где случаев было столько, что хоть сетями их лови, как рыбу в море.
Андерсон собрал столько свидетельств. Уверен был, что редакторы медицинских журналов не смогут от них отмахнуться. Можно подумать, свидетельства неопровержимы сами по себе. Он недооценил человеческую натуру. Сам дурак: забыл, что человек способен отвергнуть все, во что не хочет верить, – уж этот-то урок мог ему преподать даже Галилей.
Где-то вдали, а может, в этой самой комнате зазвонил телефон.
– Погоди, это как-то странно. Она же вроде отказалась? О чем она хочет поговорить? – Литературный агент все бубнил и бубнил в телефон, но Андерсон ничего не понимал. – Она хочет книгу или не хочет книгу?
– Теперь она колеблется. Она хочет внести кое-какую правку и удостовериться, что ты готов перевернуть страницу и ударить по рукам. Она – один из крупнейших игроков на этом поле. Выпустила кучу бестселлеров. Это прекрасные новости.
Перевернуть страницу и ударить по рукам. Игрок на этом поле. Бестселлеры. Чудной какой-то диалект. Андерсон вообразил исполинскую белую страницу, косую, как горный склон, и этот склон переворачивается, а под ним он, Андерсон, и редактор бьют друг друга по рукам. Ему никогда не приходилось сотрудничать с теми, чья работа – делать деньги. В научных издательствах, выпустивших его немногочисленные книги, гонорары толком не обсуждались, но, с другой стороны, эти книги и не читал никто за пределами узкого круга исследователей-единомышленников. А тут совсем иной мир. Тридцать лет назад Андерсон презрительно фыркал бы от слова «бестселлеры»; но теперь у него участилось дыхание. Да уж, многое в жизни переменилось.
Редактор взяла трубку, едва секретарша оповестила ее, кто звонит.
– Не могу выкинуть вашу книгу из головы, – сказала редактор.
Голос резкий и при этом бодрый. С ней в индустрии считаются, сказал агент и перечислил несколько тиражных книг, о которых Андерсон впервые слышал. Интересно, какая она? Темноволосая, жгучая, с бледным лицом-сердечком, Белоснежка пополам с динамо-машиной, накручивает телефонный провод на пальцы… да что он несет? Нет нынче никаких телефонных проводов. Он потел, как школьник на первом свидании.