Забытые боги: Пепельное солнце
Шрифт:
Вач ещё долго смотрел ей вслед, пока стройная фигурка Сюльри не скрылась за высокой изгородью.
***
В Доме было душно и темно. Пахло дорогими духами и искульским деревом, которое, по слухам, росло на окраине Великого леса. Вач, слегка прихрамывая на правую ногу, медленно поднимался по широким ступеням. Когда он добрался до верхней площадки, ему навстречу из-за плотной занавески выскочила низенькая светловолосая девушка на лицо ещё совсем ребенок, но с густым слоем макияжа и в откровенном наряде. Заметив Вача, она надменно хмыкнула, облокотилась на
– Опять ты? Что, решил задарма на голых баб поглазеть? – с насмешкой поинтересовалась она.
Вач остановился и с мягкой улыбкой пояснил:
– Я к Матушке, скоро она вернётся?
– Да кто ж её знает! – ядовито бросила девушка. – Она и по месяцам, бывает, не возвращается. Если ты по делу, то найди Гвенга, он в корчме напротив. Только ты поторопись, а то к вечеру с ним и двух слов не свяжешь.
– Нет, мне по делу, но к Матушке, – покачал головой Вач.
По лицу светловолосой девушки пробежала тень понимания, и её лицо озарилось хитрой ухмылкой:
– А, так всё-таки решился девку выкупить, да? Ты смотри-ка, почти успел к сроку. Ей когда там тринадцать стукнет? Через пару месяцев? У матушки на неё планы грандиозные, ты больно не рассчитывай, что она тебе Сюльри нашу отдаст без заковырок.
– Какие такие планы? – слегка удивился Вач. Увидев его заинтересованность, девушка улыбнулась шире и с иронией произнесла:
– А знамо какие! Один купец на неё давненько поглядывает. Оно и понятно: тельце тоненькое, а грудь уж женская, а глазюки какие! Как у кошки!
Старик пошамкал губами, а затем уточнил:
– Но, а дети куда? Кто ж за ними следить будет?
– Да кто ж его знает, кто! – вскинула руками она, обнажив тонкие исполосованные синяками запястья. – Пока Сюльри к нам в Дом не попала, они сами по себе росли. Дети детьми, а работы – непочатый край. Столько клиентов ходит, девушки от усталости засыпать во время действа умудряются! Ты только послушай: Рейса давеча прямо-таки во всю глотку захрапела, пока мясник её брал. Матушка так её высекла, что она еле на ногах стояла. Но на следующий день Матушка её всё одно отправила вкалывать, благо работа у нас не пыльная – лежи себе, да стони.
Девушка громко засмеялась, Вач угрюмо молчал.
– Да ладно тебе, чего так посерьёзнел? – она легко похлопала старика по плечу, утешая, но в глазах её плясали насмешливые огоньки. – Кто говорил, что будет легко? Матушка уже неделю как плату на девок подняла, так что и тебя заставит выложить сумму раза в три больше предыдущей. Тут уж ничего не поделаешь, тяжелые времена настали.
Вач задумчиво вгляделся в широкое лицо девушки, отчего ей стало неуютно. Она отняла руку от его плеча и криво улыбнулась.
– С водой в Доме проблем нет? – вдруг спросил Вач. Девушка насторожилась, но всё же ответила:
– Есть, а где ж их сейчас нет, – пожала она плечами. – Реки-то по всему Иргису пересыхают, никого не обойдёт засуха. Жрецы, конечно, помогают, да только разве напоишь такой огромный Дом без реки? А ты сам-то, Вач, от жажды ещё не загнулся, смотрю.
Вач не ответил, всё так же задумчиво глядя на девушку.
– Сама-то как, Ирфа? – тихо спросил Вач. – Письма с родины получаешь?
Ирфа едва заметно вздрогнула и рассмеялась:
– Из Орджена-то? Да кто ж мне писать будет, Вач! Совсем у тебя мозги набекрень от старости! – она ещё недолго посмеялась, но под внимательным взглядом Вача притихла и с досадой произнесла:
– Нет сейчас туда хода. Ни туда, ни оттуда. Как реки начали пересыхать, из Орджена вести и пропали. Месяц уж как я от брата писем не получала. Знать не знаю, что там у них делается. А кто пытался пробраться в Орджен, узнать в чём дело, назад уже не возвращался. Вот и боятся люди туда ездить, даже торговцы стороной ордженские земли обходят.
Ирфа нахмурилась, в складке между бровями скопилась пудра, придавая её лицу комичное выражение. Вач хотел было ответить, но из-за занавески выбежала рыжая дородная женщина и прокричала:
– Ирфа! Едут! Пошли скорее!
Заслышав это, Ирфа усмехнулась и снова приняла надменно-презрительный вид. Она подмигнула Вачу и на ходу произнесла:
– Вот тебе и засуха! Работы только больше стало, продохнуть не дают.
Она вслед за рыжеволосой женщиной скрылась за занавеской, и на лестнице резко стало тихо. Вач покачал головой, развернулся и медленно стал спускаться.
***
На улице было шумно. Дети уже вернулись с реки и сейчас толпились возле большой кареты, словно слепленной из золотистого песка, которая остановилась возле парадного входа «Эспера». В карету была впряжена шестерка лошадей с шершавой бурой кожей и пепельными гривами, заплетенными мелкими косичками. Вач спустился со ступенек и приблизился к ораве кричащих детей. Девушки пытались оттащить их от кареты, но те не слушались и продолжали с наивным любопытством таращиться на причудливый транспорт, из которого, однако, никто не выходил.
– А что здесь происходит, Луйф? – спросил старик у черноволосого угрюмого мальчика лет семи, который особняком стоял вдали от толпы.
– Сегодня у жрецов бога Песка Айхрив, – сухо пояснил Луйф, даже не взглянув на Вача, – поэтому они решили это дело отметить в публичном доме. Старая история.
Вач чему-то улыбнулся, подергал седую бороду и с интересом вгляделся в толпу подле кареты. Дети уже понемногу теряли интерес и их ряды начали редеть, пока возле песочной кареты не осталась пара человек. Как только толпа схлынула, дверца кареты распахнулась, и из неё неспешно выбрался высокий молодой мужчина с широкой улыбкой на веснушчатом лице. На нём была простая льняная ряса бурого цвета, а темные каштановые волосы забраны в высокий хвост. Он с галантным видом выпрямился и протянул руку кому-то, скрывающемуся в глубине кареты. Немного погодя из дверцы высунулась тонкая рука, а за ней и её хозяйка: высокая худая женщина, плотно укутанная в одеяние песочного цвета, украшенное золотистыми знаками, так, что видны были только ясные глаза цвета ранней листвы.