Забытые герои войны
Шрифт:
Осенью 1991 года «Аргументы и факты» опубликовали статью писателя А. Жовтиса, который якобы пересказал историю, которую услышал от покойного на тот момент писателя Н.И. Анова (Иванова). Анов, собираясь написать повесть о Зое, поехал в Петрищево, где одна учительница «между нами» рассказала ему следующее: «Немцы заняли Петрищево во время общего наступления на Москву. Они назначили старосту и ушли. Староста поддерживал контакт с оккупационными властями, располагавшимися в другом населенном пункте. Однажды ночью в деревне загорелась изба, пожар уничтожил ее дотла. Люди пришли к заключению, что это был поджог, и на следующую ночь выставили караульных.
По мнению Жовтиса, «трагедия в подмосковной деревушке явилась результатом того, что, срочно создавая партизанские отряды из готовых к самопожертвованию во имя правого дела мальчиков и девочек, их, видимо, ориентировали на осуществление тактики «выжженной земли».
К слову сказать, Александр Лазаревич Жовтис (1923–1999) — советский и казахстанский писатель, литературовед, переводчик, педагог. Доктор филологических наук, профессор Алма-Атинского университета им. Абая. Член международного ПЕН-клуба. Автор научных исследований в области теории поэтической речи. Переводчик корейской классической поэзии. Родился в еврейской семье адвоката Лазаря Борисовича Жовтиса и его жены Розалии Исааковны. В 1942 году вся семья оказалась в эвакуации в Казахской ССР, где осталась в послевоенные годы.
Пройдут годы, и в декабре 2006-го в зарубежном альманахе «Лебедь» появится еще одно творение — «Мифы войны» («Баллада о школьнице и писателе») B.C. Батше-ва: «Итак, мы вплотную подошли к одному из популярных мифов советско-германской войны. Заодно мы коснемся и другого.
Что такое миф? Почти всегда он несет с собой не только событие, но и героя.
В нашем случае герой — московская школьница, страдающая психическим расстройством. Перед войной, зиму 1940/41 года, она лечилась от него в психиатрической больнице имени Ганнушкина в Москве.
В воспоминаниях ее матери мы прочтем, какой она была хорошей девочкой, активной пионеркой и комсомолкой, как училась, что читала, какие отметки получала. Но вот попала девочка в больницу (которую мама кокетливо называет санаторием).
Лечил школьницу психиатр Коганович. (Фамилию врача мне любезно сообщил М. Шенкман, за что приношу ему искреннюю благодарность.)
И — о радость! — в больнице лежит любимый писатель школьницы! Автор популярных среди советских школьников романтических книжек про голубые чашки и мальчиков-барабанщиков, про дальние страны и школу мужества.
Писателя доставили в больницу с «белой горячкой». Говорят, что он пил с той поры, как публично отказался от своей арестованной жены. А может, и с того времени, как мальчишкой, но с партийным билетом командовал карательным отрядом, который расправлялся с непокорными алтайскими крестьянами. Затем будущий писатель стал командиром полка внутренних войск ВЧК—ОПТУ, но во время боя с повстанцами
Странный у нас получается клубок. Не правда ли, читатели? Сплошной узел карательной машины советской страны, психически неполноценных людей (не забудем, что и Сталин, по утверждению академика Бехтерева, страдал паранойей), писатель, школьница…
Так вот, писатель и школьница подружились, насколько могут подружиться два неполноценных человека в условиях психиатрической больницы.
Впрочем, мне их отношения представляются больше отношениями поклонницы и таланта.
Разумеется, писатель много разглагольствовал о судьбе подрастающего поколения, о его путях и судьбах, о предназначении и т.п. Тогда-то, вероятно, в силу обстоятельств он и сказал, что надо и жизнь отдать за идею, если потребуется.
Только не уточнил, кому потребуется.
Они расстались в марте 1941 года, чтобы больше не увидеться. <…>
А школьница?
Да, где же школьница, роман с которой ожидали наши читатели, но намеков на который у меня нет и которых я даже не нашел, как ни старался (а хотелось!).
А школьница «попала под приказ» № 0428.
В октябре она отправилась в городской комитет комсомола и стала требовать, чтобы ее взяли добровольцем на фронт.
Сначала ей отказывали, потом какой-то чекист заметил сумасшедшинку в глазах и предложил ей «специальную работу» в тылу врага.
Надо ли говорить, что школьница немедленно согласилась!
В те дни молодчики Судоплатова добровольно-принудительно сформировали около 20 диверсионных молодежных отрядов под руководством кадровых чекистов. Почти все эти молодые люди, обманутые грязными чекистами, полегли на подмосковных просторах, многие не успев даже один-единственный раз в жизни выстрелить.
В один из отрядов была зачислена молодая девушка, Нина Костерина, дочь писателя Алексея Евграфовича Костерина. Писатель в 1937 году был осужден ОСО и гнил на сталинской каторге. Что же, его дочь не знала о том? Знала. И потому пошла в диверсанты. Руководящие товарищи заявили ей, что только таким образом она сможет облегчить участь отца. Нина Костерина пишет об этой альтернативе в своем дневнике откровенно — она кладет свою молодую жизнь не за чуждого и ненавистного ей кремлевского людоеда, а за своего отца.
Жертва Нины оказалась напрасной — она погибла при переходе линии фронта, а отец вышел на волю только в 1954 году.
Дневник Нины Костериной, опубликованный в 1960 году в «Новом мире» стал своеобразной литературной сенсацией своего времени.
Но вернемся к московской школьнице. За пару недель молодчики из управления Судоплатова научили стрелять, кидать гранаты, основам топографии и с группой таких же юных энтузиастов по первому снегу перебросили в тыл медленно наступающих немецких войск.
Ее задание было поджигать дома, в которых жили немцы и конюшни, в которых стояли кони немецких солдат. Для этого ей дали три бутылки с зажигательной смесью (который немцы называли «коктейль Молотова») и револьвер системы «наган».
Она попыталась поджечь конюшню — это было просто. Но вышедшие люди заметили ее и сумели погасить пожар. Тогда она убежала.
Но население насторожилось — объявился поджигатель.
Когда на другой день она попыталась поджечь избу, в которой жили солдаты, ее поймали.