Забытые герои войны

Смыслов Олег Сергеевич

Ее мать к рассказу дочери лишь добавила: «Привели ее вечером, часов в 7 или 7.30. Немцы, которые жили дома у нас, закричали: «Партизан, партизан»… Держали ее у нас минут 20. Слышно было, как ее били по щекам — раз пять. Она при этом молчала. Куда увели ее, не знаю. Волосы у нее короткие, черные, завитые, красивые, чернобровая, лицо продолговатое, красивая девушка, губы толстенькие, маленькие».

Затем Зою Космодемьянскую перевели в дом Ворониных. В нем размещался немецкий штаб. А.П. Воронина, женщина 67 лет, расскажет: «…Привели ее после Седовых. Я топила печь. Смотрю — ведут. Они мне кричат:

— Матка, это русь, это она фу — сожгла дома.

Она при этом молчала. Ее

посадили возле печки. Привели ее 5 человек, и еще у меня были немцы — 5 человек. Когда ее обыскивали, то меня позвали и сказали:

— Вот, мать, чем дома подожжены.

Показали ее бутылки, и опять повесили ей на плечи… Мне они приказали лезть на печку, а дочь посадили на кровать.

Начальник стал спрашивать по-русски:

— Ты откуда? Она ответила:

— Я из Саратова.

— Куда ты шла?

— На Калугу.

— Где ты фронт перешла? — Весь ответ я не расслышала.

— Прошла я фронт за 3 дня.

— С кем ты была?

— Нас двое было. Вторая попалась в Кубинке.

— Сколько ты домов сожгла?

— Три.

— Где ты что еще делала?

Она сказала, что больше ничего не делала. Ее стали после этого пороть. Пороли ее 4 немца, 4 раза пороли ремнями… Ее спрашивали и пороли, она молчит, ее опять пороли. [В] последнюю порку она вздохнула:

— Ох, бросьте пороть, я больше ничего не знаю и больше ничего вам говорить не буду.

Когда пороли, то начальник несколько раз выходил из комнаты и брался за голову (переживал). А те, кто порол, ржали во время порки. Всего ей дали больше 200 ремней. Пороли ее голой, а вывели в нижней рубашке. Крови не было…

Держала она себя мужественно, отвечала резко. Привели ее к нам часов в 7 вечера. Была она у нас часа три… При допросе переводчик не присутствовал. Он появился тогда, когда ее вывели. Был он минут 10 и ушел. Когда я у него спросила, что с ней будет, он ответил, что завтра часов в 10 будет виселица. Немцы прибегали (человек 150), смотрели и смеялись. Куда ее увели, я не знаю. Увели ее от нас часов в 10 вечера…»

Уже избитую Зою перевели в следующую избу. Молодая женщина П.Я. Кулик, 33 лет, вспомнит: «Откуда ее вели, я не знаю. В эту ночь у меня на квартире было 20–25 немцев, часов в 10 я вышла на улицу. Ее вели патрули — со связанными руками, в нижней рубашке, босиком и сверху нижней рубашки мужская нижняя рубашка. Мне они сказали: «Матка, поймали партизана».

Ее привели и посадили на скамейку, и она охнула. Губы у нее были черные-черные, испекшиеся и вздутое лицо на лбу. Она попросила пить у моего мужа. Мы спросили: «Можно?» Они сказали: «Нет», и один из них вместо воды поднял к подбородку горящую керосиновую лампу без стекла. Но затем разрешили ее попоить, и она выпила 4 стакана. Посидев полчаса, они ее потащили на улицу. Минут 20 таскали по улице босиком, потом опять привели. Так, босиком, ее выводили с 10 часов ночи до 2 часов ночи — по улице, по снегу босиком. Все это делал один немец, ему 19 лет. Потом этот 19-летний улегся спать, и к ней приставили другого. Он был более сознательным, взял у меня подушку и одеяло и уложил ее спать. Немного полежав, она попросила у него по-немецки развязать руки, и он ей руки развязал. Больше ей руки не связывали. Так она уснула. Спала она с 3 часов до 7 часов утра.

Утром я подошла к ней и стала с ней разговаривать.

Я спросила:

— Откуда ты? Ответ — московская.

— Как тебя зовут? — промолчала.

— Где родители? — промолчала.

— Для чего тебя прислали?

— Мне было задание сжечь деревню.

— А кто был с тобой?

— Со мной никого не было, я одна.

— Кто сжег эти дома в эту ночь (а в эту ночь она сожгла три жилых дома, где жили

немцы, но они выбежали)?

Она ответила:

— Сожгла я. Она спросила:

— А сколько я сожгла? Я ответила:

— Три дома, и в этих дворах сожгла 20 лошадей.

Она спросила, были ли жертвы? Я ответила, что нет. Она сказала, что вам нужно [было] давно уехать из деревни от немцев. При беседе были немцы, но они не знают русский язык.

Утром она у меня просила дать во что-нибудь обуться. Немец спросил у нее: «Где Сталин?» Она ответила: «Сталин на посту». И после этого отвернулась и сказала: «Я больше с вам разговаривать не буду». Переводчика еще [не] было. Жгла она дома. Дома сожгла граждан: Кареловои, через три дома — Солнцева и через два дома — Смирнова. Я с ней говорила минут 15–20. Затем мне сказали: «Уходи». Я пошла топить печку. Ее перевели на нары. Она легла, и опять приходили сотни немцев (это было утром, в 8 часов). Они смеялись. Она молчала, смотрела на них.

Часов в 9 утра пришли 3 офицера, переводчик и стали ее допрашивать, а меня, мужа выгнали на улицу. В доме, кроме немцев, никого не было. Я вышла в соседнюю избу. О допросе ничего не знаю. Допрашивали ее часа полтора.

Когда пришли офицеры, то она сказала: «Вот ваши немцы оставили меня раздетой, оставили меня в рубашке и трусах». Ноги и таз у нее были избитыми, синими-синими.

Когда я с ней говорила, она мне сказала: «Победа все равно за нами. Пусть они меня расстреляют, пусть эти изверги надо мной издеваются, но все равно нас всех не расстреляют. Нас еще 170 миллионов, русский народ всегда побеждал, и сейчас победа будет за нами».

В 10 часов 30 минут ее вывели из дома на улицу. Вышла вместе с офицерами, ее держали 2 немца под руки, так как она шаталась. Одета она была в ватные темно-синие брюки, в темной рубашке, носках серых, на голове ничего, и повели к виселице. Расстояние от нашего дома до виселицы — 4 дома. Вели до виселицы под руки. Я ушла, не дождалась даже, пока доведут ее до виселицы, так как не могла смотреть на эту картину».

О том, что было дальше, рассказал ее муж В.А. Кулик, 39 лет: «…Вывели ее из дому, при этом было человек 100 немцев только при нашем доме, а всего их было очень много: и пешие, и конные. Между виселицей и домом, в этом расстоянии, ей повесили табличку (на которой было написано по-русски и по-немецки «Поджигатель»). До самой виселицы вели ее под руки. Шла ровно, с поднятой головой, молча, гордо. Довели до виселицы. Вокруг виселицы было много немцев и гражданских. Подвели к виселице, скомандовали расширить круг вокруг виселицы и стали ее фотографировать… При ней была сумка с бутылками. Она крикнула: «Граждане! Вы не стойте, не смотрите, а надо помогать воевать! Эта моя смерть — это мое достижение». После этого один офицер замахнулся, а другие закричали на нее. Затем она сказала: «Товарищи, победа будет за нами. Немецкие солдаты, пока не поздно, сдавайтесь в плен». Офицер злобно заорал: «Русь!»

«Советский Союз непобедим и не будет побежден», — все это она говорила в момент, когда ее фотографировали…

Потом подставили ящик. Она без всякой команды стала сама на ящик. Подошел немец и стал надевать петлю. Она в это время крикнула: «Сколько нас ни вешайте, всех не перевешаете, нас 170 миллионов. Но за меня вам наши товарищи отомстят». Это она сказала уже с петлей на шее. Она хотела еще что-то сказать, но в этот момент ящик убрали из-под ног, и она повисла. Она взялась за веревку рукой, но немец ударил ее по рукам. После этого все разошлись. Возле виселицы в течение 3 дней стояли часовые — 2 человека… Повесили ее в центре села, на перекрестке дорог, на виселице, которая была в 50 м от домов, посреди слободы».