Забытые книги Эптона Синклера

Кауфман Леонид

Корнелия понимает, что если бы она перешла жить с семьей старшей дочери, она могла бы действительно чувствовать себя «как дома» – ей бы всегда говорили, что делать – точно, как если бы ее муж Джошиа был там.

Муж средней дочери Алисы— Генри Винтерс – прошел четыре года Гарварда и три года юридической школы, но сохранил чувства юмора и по этой причине был к Корнелии ближе, чем остальные зятья. Он строен и утончен, одет по моде, его седеющие волосы причесаны живописной волной. Он получает огромные гонорары за инсайдерские знания финансовых проблем Новой Англии, но после рабочих часов становится человеком развлечений, яхтсменом, охотником на лисиц, любимцем балов. Он знает нужных людей, привлекает их к

своему бизнесу, оставляя своим партнерам всю утомительную работу по изучению законов и участию в судах.

Генри Винтерс тоже приглашает Корнелию жить у них. Они владеют городским домом, загородным имением и лагерем для отдыха на озере в штате Нью-Гемпшир. У них только один сын, парень, который собирается поступать в школу Святого Марка (епископальная школа для отпрысков знатных семей Бостона и Нью-Йорка), так что в доме будет много места и свободы для Корнелии. Но жить в одном доме с Алисой означало бы вовлекаться во все запутанные детали ее личной жизни – в ее увлечения молодыми гениями, в подробности их появления и исчезновения, в то, что у Генри есть женщина, для которой он арендует квартиру и так далее.

– Генри, – говорит она вдруг, – мне стыдно, что моя семья так себя ведет. Но ты знаешь, Торнвеллы не были такими привлекательными людьми, какими они себя считали.

– Нет, – говорит Генри, – они были великими людьми.

– Что означает, – возражает она, – что они были алчными с примесью маниакальности.

После всех этих бесед Корнелия уходит в спальню, закрывает за собой все двери, чтобы наверняка остаться одной. Она шагает взад и вперед, охваченная бурей страстей. Говорят, что тонущий человек проживает заново всю свою жизнь за мгновение. Сорок лет она жила, подавляя свою сущность. Весь гнев, который она чувствовала, все разочарование, все отчаянье, которые она никогда не показывала. Приключения, которые ей хотелось испытать, она никогда не осмеливалась пережить, а теперь было уже поздно. Она была поймана в ловушку и всю жизнь жила заключенной в клетку, как молодое дикое существо. У нее были мечты, но она их душила, у нее были дети, но их у нее забрали и превратили в чужих. Она оказалась заражена плесенью этой семьи – этой твердой фаланги железных людей с железными душами, с железной волей, которая разрушает вас. Когда-то в этой семье были настоящие люди. Когда-то жили мужчины и женщины, которые действовали, которые осмеливались думать за себя и беспокоиться о чем-то еще, кроме ковров и колыбелей.

Сознание Корнелии захватывают мысли о давних днях, когда Торнвеллы были контрабандистами и пиратами. Они не думали о приличиях. Среди них были революционные лидеры – люди, которые шли в пивные и подстрекали толпы! Были даже женщины, которые осмеливались думать и действовать, вместо того, чтобы подчиняться мужчинам! Они поклонялись памяти пра-пра-прабабушки Деборы, которая была одной из пионеров освобождения рабов. Она сделала свой дом укрытием для рабов, бежавших в Канаду. Она учила негров читать и писать, не только черных женщин, но и черных мужчин. Такая была традиция: Торнвеллы думали, что молились – на самом же деле они поклонялись коврам и реликвиям.

Вдруг эта буря страстей достигает кульминации, и Корнелия вдруг останавливается. Какая причина всегда удерживала женщин? Они боялись! Почему они всегда подчинялись? Потому что они подчинялись насилию. Когда они хотели действовать, у них было недостаточно знаний, когда знаний было достаточно, они становились слишком старыми. Но кто мог сказать, что вы слишком стары, чтобы действовать, если вы уже действуете?

Корнелия, дрожащая от возбуждения, но в тоже время спокойная внутри, подходит к столу и начинает писать:

«Мои дорогие дети!

В течение сорока лет я делала то, чего хотели другие люди, и я никогда не была счастлива. Сейчас я думаю,

что сделала для вас все, что могла, и теперь вы можете обойтись без меня. Я надеюсь, что уже достаточно стара, чтобы позаботиться о себе. Я уеду на некоторое время и если вернусь, то когда захочу. Я не беру никакого имущества потому, что его было слишком много в моей жизни, и я думаю, что могу быть счастливее без него. Я хочу доказать себе для собственного удовлетворения, что я могу обойтись без какой-либо помощи или совета от кого-либо. У меня только одна просьба, которая не потребует от вас времени или денег – не искать меня. Это только рассердит меня и ни к чему хорошему не приведет, потому что я продолжу делать то, что мне приятно. Я слышала о бежавших детях – я собираюсь стать бежавшей бабушкой.

С наилучшими пожеланиями.

P.S. Я приложила приемлемое письмо, которое вы можете показать нашим друзьям».

И второе письмо:

«Мои дорогие дети!

Внезапная смерть вашего отца глубоко затронула меня, и после напряжения похорон я поняла, что истощена и мне нужен отдых. Мне позвонила старая школьная подруга, которая собралась в туристический поход и умоляет меня присоединиться. Я думаю, что такая полная перемена обстановки поможет мне, так что я поеду ночным поездом и пишу это, чтобы объясниться и оставить вам мою нежнейшую любовь и пожелания счастливого лета.

С любовью, мама».

Она запечатывает эти два письма в один конверт, пишет на нем: «Деборе, Алисе и Кларе» и кладет его в центр кровати. Затем она меняет свою траурную одежду на повседневную, берет сумочку с небольшими деньгами, открывает две двери и выскальзывает по задней лестнице. По тропинке она подходит к троллейбусной остановке и входит в троллейбус с надписью «Бостон».

Корнелия нанимается простой рабочей на канатную фабрику в городке Плимут и находит жилье в маленькой комнатке дома семьи рабочих – итальянцев Брини. Еще одну комнату снимает Бартоломео Ванцетти. Она возвращается в Бостон почти через полтора года после долгих уговоров всей семьи.

Эпизод 3. Личная жизнь Алисы – всегда в поиске. События в доме Торнвелл продолжают происходить в день похорон главы семьи старого Джошиа. Старшая сестра Дебора беседует с мужем средней сестры Алисы – Генри Винтерсом.

– Генри, есть кое-что, о чем некоторые члены семьи хотят с тобой поговорить. Я надеюсь, ты понимаешь, что я не хочу вмешиваться в твою частную жизнь, но я разговаривала с Алисой и, кажется, что уже ничего не могу сделать – она хочет позволить Джойсу Эджертону присутствовать на похоронах нашего отца.

– Почему она не должна этого делать, Дебора?

– Генри, способы, которыми ты и твоя жена решаете ваши брачные проблемы – это не мое дело…

– Конечно, Дебора!

– …до тех пор, пока это не угрожает стать публичным скандалом. Пойми меня правильно: у меня нет никаких сомнений в добродетельности моей сестры – она уверяет меня, что ее отношения с Джойсом Эджертоном невинны и, может быть, так и есть, но существует предел, за которым мир перестает верить, когда, например, Алиса таскает за собой какого-то молодого человека повсюду, куда бы она ни шла, и когда она так часто меняет их, а потом они уходят к черту. Ты знаешь, что я имею в виду, Генри! И, конечно, может быть правдой, что Джойс Эджертон – великий поэт, или что он собирается когда-то стать им – тем не менее, мне кажется – это тот самый случай, когда семья имеет какие-то права и когда святость нашего горя нужно уважать. И я действительно думаю, мы имеем право просить тебя применить свою власть, чтобы Джойс Эджертон нашел какой-то другой способ развлечься в полдень пятницы. Наверняка он может найти незамужнюю женщину, согласную пойти с ним куда-нибудь, хотя бы только на один день. Это все, о чем я прошу.