Забытый фашизм: Ионеско, Элиаде, Чоран

Ленель-Лавастин Александра

Книга, посвященная Салазару, вышла в свет в 1942 г. в Бухаресте. Это был том, насчитывавший 240 страниц, хорошо структурированный, разбитый на 15 глав. Ориентируясь на уровень знаний своей румынской аудитории, Элиаде описал там основные этапы истории Португалии. Но главная часть произведения посвящена установлению военной диктатуры в 1926 г., созданию корпоративистских институтов и переходу всей полноты власти в начале 1930-х годов к Антониу ди Оливейра Салазару, вызывающему у автора преклонение. После десятилетий политической анархии конец 1920-х годов явился началом «нового цикла», поскольку «моральная и политическая революция Салазара была проведена успешно», — радостно сообщал историк. Этот успех должен был послужить примером для других стран [638] . Уже в первых строках предисловия к книге Элиаде описывает ее цели и задачи в таких выражениях, которые совершенно четко определяют преемственность «Салазара» по отношению к его позиции и творчеству 1930-х годов. Книга была написана, «чтобы ответить на вопрос, который автор неизменно задает себе на протяжении десятилетия: возможна ли духовная революция? Может ли быть исторически реализуемой революция, совершенная людьми, которыми движет вера в приоритет духовного? Сегодняшняя Португалия, Португалия Салазара, — это, быть может, единственная страна в мире, где была сделана попытка ответить на эти вопросы» [639] . Он буквально околдован салазаровской моделью, которая производит аналогичное действие на французских крайне правых, а впоследствии очарует и часть вишистских элит, начиная с самого маршала Петена. Следует отметить, что в этом плане португальско-французские отношения носили двусторонний характер: «Интегрализмо лузитано», крайне правая португальская партия, взяла за образец соответствующее французское движение, «Аксьон франсез» [640] .

638

Eliade M. Salazar et la r'evolution en Portugal, Bucarest, 1942. P. 7.

639

Ibid.

640

Относительно

использования режима Салазара в качестве модели для вишистского режима см.: Costa Pinto A. Le Portugal: «l’'Etat nouveau» de Salazar // Az'ema J.-P., B'edarida F. (sous la dir. de). Vichy et les Francais. P., 1992. P. 674-688. Развернутый компаративный анализ представлен в работе: Costa Pinto A. The Portuguese State and European Fascism. Florence, 1991.

Как следует из элиадевской характеристики режима Салазара, бывший сторонник Железной гвардии ни на йоту не изменил своих прежних убеждений. В португальской модели он усматривает «христианскую форму тоталитаризма», где государство не подавляет личность, но, напротив, уважает ее законные права. Вспомним, что именно эта терминология использовалась Элиаде для воспевания достоинств осуществлявшейся Легионерским движением «национально-духовной революции». Салазаровское «христианско-тоталитарное государство», по Элиаде, основывается на различных «органических сообществах», в совокупности образующих «сообщество любви» (конструкт, столь милый сердцу Нае Ионеску). Иными словами, этому режиму удалось благотворно перестроить общество, поставив в его центр не отдельного гражданина, а неразрушаемую ячейку — семью. Был также произведен возврат к корпорациям, которые Элиаде считал органическими социальными коллективами. Он видел смысл салазаровского «чуда» в государстве, построенном не на абстракциях, но на «живых реальностях народа и его традиций» и способном «реинтегрировать человека в космические ритмы» [641] .

641

Eliade M. Salazar..., op. cit. P. 8-10.

Здесь мы подходим к основополагающему тезису историка религий. Впервые сформулировав его в важнейшем произведении по философии религии военного периода «Миф реинтеграции», Элиаде затем развивал его в подавляющем большинстве работ. Уже став профессором Чикагского университета, он продолжал считать, что одной из фундаментальных характеристик «человека религиозного» (homo religiosus) является стремление повторного слияния с космосом. Основываясь на этом положении, доказывал Элиаде, можно полагать, что примитивные общества рассматривали правовой и политический порядок как одно из проявлений «космического порядка» [642] . В 1942 г. он аргументировал свою теорию следующим образом. Человек отделен от космоса, и существование его несчастливо. Осознав эту оторванность, человек далее не может преследовать никакой иной цели, кроме как «реинтеграции в целое». Это — один из наиболее часто встречающихся мифов человечества. Глубинный смысл любого религиозного действия рассматривается поэтому как попытка восстановить первоначальное космическое единство и включить в него самого человека [643] . Метод, примененный Элиаде в послевоенные годы, творческую герменевтику, можно считать развитием этого архаического мироощущения (Weltanschauung), которое он ставил гораздо выше «пустого неба» современного мировоззрения. Задача применения данного метода — выявление «взаимосвязи между бытием человека и бытием космоса» и доказательство того, что эта взаимосвязь касается «каждой судьбы». Так Элиаде объяснял свои концепты в 1978 г., разумеется, не упоминая о тех политических режимах XX в., которые, на его взгляд, максимально приблизились к прекрасному теоретическому идеалу.

642

В работе «Разбить крышу дома» (Briser le toit de la maison. P., 1986) Элиаде выводит это общее положение из более конкретных рассуждений о концепте политического строя у древних германцев: «Является ли право утилитаристской, «человеческой» системой, или это элемент превосходящего его более сложного порядка, космического порядка религиозной структуры?» (С. 137). В определенном ракурсе суть данной концепции изложена в «Салазаре и революции в Португалии».

643

Eliade M. Le Mythe de la r'eint'egration, Bucarest, 1942. P. 62.

Важно отметить, что в своем анализе «Нового Государства» (Estado Novo) Элиаде занимает позицию правее Салазара. Он описывает тоталитарную систему, совершенно не соответствующую откровенно реакционному характеру салазаровского режима, скорее похожую на Грецию времен «черных полковников» или на вишистский режим. Сам Салазар писал: «Нам следует избегать тенденции к созданию образования, аналогичного тоталитарному государству» [644] . Португальское государство считалось тогда корпоративистским и унитарным. Тем не менее некоторые методы руководства массами, применявшиеся с 1936 г. (жестокие репрессии, вездесущий характер исключительно действенной политической полиции, гигантский размах общественных мероприятий, наличие полувоенной молодежной организации и добровольческой антикоммунистической милиции «Португальский легион» и т. п.) — роднили Португалию с другими европейскими фашистскими режимами.

644

Salazar O. Une R'evolution dans la paix. P., 1937.

Для Элиаде, по-видимому фрустрированного десятимесячным вынужденным пребыванием в Лондоне, эта работа — еще и возможность свободно выразить свой антиевропеизм. Можно заметить, что он нисколько не уменьшился, несмотря на идущий в Европе военный конфликт. У наций одна альтернатива, убежден Элиаде: или достойный подражания путь «христианской революции», или обращение к модели демократической Европы, к ее философской и политической системам. Последнее означает «безоговорочное крушение, создание хилых гибридных структур, чьи стандартные и все выхолащивающие формы означают смерть Европы» [645] — во всяком случае, как ее понимает автор. Поэтому в установленной 28 мая 1930 г. диктатуре он усматривает лишь преимущества и считает ее «единственной для Португалии возможностью избавиться от демагогии и ее неизбежного последствия — коммунизма» [646] . На взгляд Элиаде, Салазар обладал тем достоинством, что смог «постепенно, но эффективно» ликвидировать последние «дегенеративные пережитки либерально-демократического духа» [647] . Португальскому диктатору, опиравшемуся на Церковь, удалось постичь фундаментальную человеческую потребность — «потребность в вере, потребность в абсолюте» [648] . (Стремление к ней впоследствии также составит одну из центральных тем творчества ученого.) Конечно, считает Элиаде, действия диктатора были «не всем по вкусу». Но какое это имело значение? Великий государственный деятель превратил диктатуру в «инструмент этического и умственного развития молодых поколений», он научил их воспитывать в себе дух жертвенности, «гордость и славу страдания» — мы уже знаем, насколько эти качества казались важными Элиаде. Можно себе также представить, что его сердце билось сильнее при виде представителей молодежных движений салазаровского режима. Тем более что они — какая удивительная аналогия — были одеты в зеленые рубашки и коричневые куртки. К этой изумительной картине «мужественной этики», к «этому солдатскому и римскому пониманию существования», какой являлась Элиаде португальская революция, добавлялось еще одно важнейшее обстоятельство: непогрешимость диктатора, всегда действующего безошибочно. «Так, в 1936 г. он сразу занял сторону Франко против коммунистов» [649] .

645

Eliade M. Salazar... op. cit. P. 10.

646

Ibid. P. 194.

647

Ibid. P. 201.

648

Ibid. P. 212.

649

Ibid. P. 212-214.

Книга была прекрасно принята португальской прессой, из нее приводились длинные цитаты, на нее писали хвалебные рецензии [650] . Вместе с тем она породила некоторые сомнения относительно познаний Мирчи Элиаде как специалиста в области современной истории. Например, его краткое описание многовековой истории Португалии рисует страну, терзаемую деятельностью тайных групп, «воспитанных на чужих идеалах». Эти группы — имеются в виду евреи и франкмасоны — несут непосредственную ответственность за «моральную нищету», в которой пребывает страна [651] . Элиаде на полном серьезе уверяет своих читателей: «Дело в том, что в Португалии франкмасонское движение с самого момента своего создания (в XVIII в. — Авт.) было на стороне революции — против традиции, на стороне узурпаторов — против законного короля, на стороне иностранцев — против

националистов» [652] . Элиаде удалось совершить еще один подвиг — собрать в книге большинство антисемитских стереотипов. На ее страницах, разумеется, присутствует неизбежный «еврейский банкир» — в образе некоего Медизабала, жившего в XIX в. В этом персонаже нет ничего положительного — ведь он «фанатичный либерал». Кроме того, продолжает автор, «как всякий добрый еврей, Медизабал умело сочетал энтузиазм и расчет, не подвергая опасности свой капитал ради своих идей» [653] . Еще один злодей — Афонсу Кошта, один из главных деятелей республиканской революции 1910 г. Элиаде изливает на Кошту всю накопившуюся юдофобскую желчь: «Еврей, законник, хороший диалектик, он предпочитал действовать путем закулисных интриг. Оппортунист, трус, аморальный человек, он жаждал лишь одного: власти». Этого одного было бы достаточно, но это было еще не все: ученый уточнял дополнительно, что Кошта был «неблагодарным и тщеславным» [654] и что именно эти качества позволили ему выдвинуться в «вожди выскочек» [655] . Кроме того, замечает псевдоисторик, Коста снюхался «еще с одним семитским великим вождем революции — Герра Хункейро» [656] .

650

Прием книги в Португалии подробно освещается в Докладе № 282 от 31 декабря 1942 г. и в прилагаемых к нему документах от 1—30 декабря 1942 г.

651

Eliade M. Salazar... op. cit. P. 208.

652

Ibid. P. 15.

653

Ibid. P. 23.

654

Ibid. P. 54.

655

Ibid. P. 56.

656

Ibid. P. 70.

В 1941—1944 годах Элиаде опубликовал в португальских газетах и журналах около двух десятков статей (в частности, в журнале «Acc~ao»), а в румынских — всего лишь несколько. В одной из этих последних, озаглавленной «Камоэнс и Эминеску» («Vremea» от 9.5.1943), содержались размышления, ранее опубликованные в одной из статей для «Acc~ao». Элиаде пустился в ней в апологию «гения», присущего «латинской расе», так замечательно выразившегося у двух поэтов, родина которых была расположена в прямо противоположных концах Европы. (Между тем в письме к Гершому Шолему от 1972 г. Элиаде утверждал: «Находясь в Португалии, я не опубликовал ни единой статьи в румынских средствах массовой информации» [657] .) Одна из самых странных составляющих «панлатинской» идеологии, на защиту которой встает дипломат-эрудит в это время, состоит в попытке исключить из числа латинских стран Францию (не считая, конечно, вишистского режима). В длинном эссе от 5 февраля 1942 г., также посвященном латинскому гению, чье заглавие «Latina ginta e regina» — это заглавие стихотворения (поэмы?) Эминеску, Элиаде открыто ополчился против демократической и «масонской» Франции и ее стремления «возглавлять» другие латинские нации. «В течение длительного времени, — объяснял он, — Франция выдвигала универсальные ценности: латинские же ценности, напротив, сами по себе и сами для себя выдвигались лишь в той мере, в какой они входили в ту духовную, культурную и политическую систему, за установление которой боролась демократическая Франция». Конечно, продолжает Элиаде, «в этом процессе развития были и перерывы, отличавшиеся иной тенденцией — именно на них маршал Петэн основывает свои надежды на французское Возрождение, которого все латинские народы желают от всей души». Непосредственно за похвалой в адрес вишистского режима и его главы следует поучительный экскурс во французскую историю При этом Элиаде уточняет, что «демократическую и универсалистскую Францию, ставшую «эпицентром масонского движения» не следует путать с реальной Францией — националистской и христианской» [658] . Ряд этих тезисов приводится затем в небольшой работе, которую он выпустил в Лиссабоне и Мадриде в 1943 г. вслед за «Салазаром» под названием «Os romenos — latinos de oriente» [659] . На сей раз Элиаде, разглагольствуя как доморощенный геополитик, излагает свою теорию, в соответствии с которой война с Советским Союзом означает не только «защиту христианских ценностей от евразийского мистицизма», но еще и защиту устья Дуная, от обладания которым зависит судьба части Европы.

657

Gradhiva. Op. cit. P. 62. Данный пассаж составляет второй пункт элиадевской попытки старательно объяснить Шолему свое политическое прошлое.

658

Eliade M. Latina ginta e regina. // Acc~ao. № 42. 5.2.1942. Объем текста — примерно 15 машинописных страниц.

659

Eliade M. Les Roumains, latins d’Orient, Lisbonne, 1943 (испанское издание: Los Rumanos: breviario hist'orico. Madrid. Instituto rumano de cultura. 1943).

12 января 1942 г. Элиаде выражает уверенность, что «эта война может продлиться еще 8, 10, 12 лет». Он все чаще испытывает приступы отчаяния. Ему скучно, он в меланхолии, он исписался, он распутничает (о, эта ужасная монотонность распутства! — записывает он в дневнике 6 июня 1942 г., полшестого утра, вернувшись домой после ночи, проведенной в лиссабонском квартале «красных фонарей»). К тому же 8 января в посольстве появляется некий Сергиу Лекка, который, кажется, питает к Элиаде особую неприязнь, — «утверждает, что я якобы работаю на немцев», говорит Элиаде, который, в свою очередь, подозревает Лекку в шпионаже на англичан. В довершение всего этот самый Лекка только что назначен главой Отдела прессы посольства. Элиаде рассматривает даже возможность быть отозванным в Бухарест. Затем он спохватывается. «Там я рискую быть арестованным как легионер или террорист», — делится он 10 января со своим дневником. Тем не менее 20 июня он все же решается подать заявление об отпуске и отправиться в Бухарест, в частности для того, чтобы добиться перевода в Рим (об этом говорит запись от 3 июля). Из служебного формуляра Элиаде, хранящегося в архивах МИДа Румынии, видно, что помимо соответствующего официального ходатайства его жена Нина пытается оказать ему поддержку — направляет в Бухарест угодливое письмо, адресат которого остается неизвестным (скорее всего, высокопоставленный чиновник из числа ее знакомых). В письме она объясняет, что «есть некоторые вопросы, которые он (Мирча) не может изложить письменно; особенно в отношении пропагандистских программ, которые довольно часто до вас не доходят» [660] . Существование официального ходатайства о переводе в Рим, о котором упоминается в дневнике, также подтверждено архивными документами. Элиаде представляет его 30 июля 1942 г. (телеграммой № 2005 Р.) Его преданная супруга немедленно берется за перо, чтобы подкрепить просьбу о переводе и одновременно — прошение о возведении в более высокий дипломатический ранг (советника) [661] . Нина пишет с этой целью два письма — от 8 июля 1942 г. некоему г-ну Бадаута, второе — какому-то «г-ну профессору». В обоих письмах затрагиваются вопросы продвижения ее мужа по службе и перевода в итальянскую столицу. Первое ходатайство удовлетворено, второе нет.

660

С официальным ходатайством об отпуске, как и с письмом Нины Элиаде, можно ознакомиться в досье «служебный формуляр Мирчи Элиаде», которое хранится в архивах МИДа Румынии (Отдел дипломатических документов).

661

Ходатайство о повышении в ранге № 1958 Р, официально направленное Элиаде по инстанциям 28 июля 1942 г.

И в этот момент нежданно-негаданно им выпало счастье: Элиаде становится известно, что Салазар согласился его принять. Очарованный собеседником, Элиаде описывает в дневнике 7 июля 1942 г. его искренность, его «тонко очерченное и такое мужественное лицо», его «тихий теплый голос» [662] . Но тут он быстро спохватывается, что диктатор, которому очень хочется знать, присутствует ли в Румынии «фронтовой дух», хочет передать послание Антонеску. По сути, Салазар предлагает ему держать как можно больше войск в пределах внутренних границ. Приняв полученное к сведению, румынский почитатель Салазара направляется в Бухарест, куда он и прибудет 13 июля после двухдневной остановки в Берлине.

662

В своих воспоминаниях Элиаде частично воспроизводит этот пассаж из своего португальского дневника, о чем он сообщает открыто, помещая приведенный текст в кавычки. Портреты Салазара в обоих источниках идентичны. M'emoire II. P. 81-82.

Пребывание в Бухаресте в июле 1942 г.: депортация румынских евреев

Как проводил Элиаде в 1942 г. отпуск в Бухаресте, ставший для него последней поездкой на родину? В соответствии с имевшейся договоренностью, менее чем через сутки после приезда историк имел почти часовую встречу с министром иностранных дел Михаем Антонеску. Элиаде передал ему послание Салазара, которое, кажется, Антонеску не убедило. Кроме того, отмечал он с раздражением, министр непрерывно его перебивал [663] . В дневнике Элиаде отмечал, что тогда, в июле 1942 г., он проводил утренние и дневные часы в министерстве. Это уточнение очень важно.

663

Рассказ об этой встрече также фигурирует в воспоминаниях Элиаде. См.: M'emoire II. Op. cit. P. 83.