Забытый - Москва
Шрифт:
"Йыхх!" - сердце подкатилось к горлу, он побарахтался несколько секунд, уже не думая никуда плыть, и выскочил на берег, зубы у него стучали. Оделся и стал медленно подниматься по откосу в ту сторону, откуда приветливо поблескивали золотом маковки церквей.
* * *
Город производил впечатление жуткое. Он не был пуст - люди валялись как попало, кучами и поодиночке, раскинувшись и скрючившись, во всех закоулках и прямо посреди улицы - везде. И мертвым он, вроде, не казался. Но был ужасающе тих и фантастически неподвижен. Даже собаки, валявшиеся в пыли вперемежку
Настроение у Дмитрия после пережитого приключения, кружки меда и раннего купания было весело-агрессивным, а в этой жутковатой неподвижности толкало к общению. Человека он узнал. Это был монах Павел, прозвищем Высокий, известнейший в городе книжник и мудрец. Дмитрий подошел и сел рядом:
– Не спится?
– Утром думается хорошо. Легко.
– А я тебя знаю.
– Хм...- монах не выказал никакого удивления, - меня, пожалуй, каждый нижегородец знает.
– Да ведь я-то не нижегородец.
– По усам вижу. Так откуда ж ты?
– Из Москвы. Даже не так. Из Литвы.
– А-а... с князем Дмитрием которые?
– Ага.
– Да, заварили вы кашу. Хорошо, коль расхлебывать с нами останетесь. А то завернетесь, да назад, в свою Литву. А мы?
– А вы что, дети малые, чтоб из Литвы приезжали сопли вам подбирать? Дмитрия разозлило это, так отличное от теперешнего всеобщего ликования, суждение.
– Мы ведь не сами сюда, нас князь ваш позвал.
– Позвал...
– Павел вздохнул тяжело.
– Вряд ли он предполагал вот это все...
Последние слова Дмитрий простодушно отнес к валявшимся вокруг пьяным:
– Но ведь это от радости. Сколько лет ждали!
– А ты?
– Павел с укором глянул прямо в глаза Дмитрию и, болезненно поморщившись, отвернулся.
– Ты тоже радуешься?
– А разве можно иначе?
– А разве нельзя?
– Павел дернулся было вновь взглянуть, но быстро опустил глаза.
– Послушай, - Дмитрий не стал гасить поднимающееся раздражение, неужели тебе, русскому, христианину, причастному к распространению веры, такой прекрасной (на первый взгляд, хотя бы внешне!), ко всему этому благолепию, - Дмитрий повел рукой назад, на купола церкви, - к культуре, вот лично тебе не обидно, что темные, грязные, тупые скоты, выплеснутые дьяволом откуда-то из пустынь, нас победили, подмяли, сграбастали, сделали рабочей скотиной и теперь катаются как на волах, вытирают об нас ноги и смеются. Над нами! Причастными к образованию, культуре, вере. А?!
– Что ж я, чурка деревянная? Обидно.
– Ну и?!.
Павел долго молча поправлял и разглаживал свою недлинную и довольно жидкую бороду, в которой редко уже где виднелись темные волосы, потом совсем отвернулся:
– Не буду больше лукавить, князь, я ведь тоже тебя знаю. С кем бы другим стал я так говорить? Но вот ты, побивший татар и давший некоторое удовлетворение своей,
– Шире?!
– Да. Подняться над этими, бесспорно громадными, но перед лицом детей наших, перед будущим - не такими уж вот и нестерпимыми обидами.
– Я никогда бараном не был и умное слово, надеюсь, понять смогу.
– И я надеюсь. Иначе не стал бы огород городить. Ведь ты человек незаурядный...
– Но-но! Никогда не терпел лести!
– Ххе! Мало ты обо мне, стало быть, слышал. Совсем не слышал. Иначе знал бы, что я никому еще за всю жизнь не польстил.
– Что ж это - я первый?
– Фу! Говорю же - нет. Ты очень самоуверенный и занесшийся в своей скромности (а значит, гордыне!) слабый человек.
– Что-то я не понимаю, - Дмитрий пожал плечами, - ты только что назвал меня незаурядным.
– Ну и что?
– А как же соединить? Лесть?
– Опять лесть! Не лесть, а правда! На кой дьявол мне тебе льстить? Мальчишка!
– Вот тебе раз!
– Дмитрий развеселился.
– То незаурядный, то мальчишка...
– И мальчишки бывают незаурядные, и незаурядный может оказаться... Вот ты! Ты видишь одну сторону проблемы: надо побить татар!
– Да! Надо!
– И все?
– Ну, для начала...
– Для начала! А зачем?!
– Как - зачем?! Ты же только что согласился: обидно! Что бьют нас, топчут. И кто?!
– Да, обидно. Но ты задумывался когда-нибудь, из-за чего мы под иго это страшное свалились? Или нет?
Дмитрий сразу не нашелся.
– А-а! Молчишь? Да за гордыню свою! За то, что правыми себя всегда считали, умней других. Каждый - шишка на своем месте. Развелось вас, шишек, на Руси, уж никто никого слушать не стал. Даже когда гроза встала на горизонте! Шишки в кучу не соберешь - раскатываются. А самое хреновое каждая шишка себя главной считает, другие для нее - тьфу! Вот и получили...
– Ну что ж, получили, - Дмитрий был сражен простотой и жестокой наглядностью нарисованной картины, он уже не собирался спорить, не находя и отчаявшись найти в дальнейшем слабости в аргументации собеседника, он хотел лишь выйти на спокойную оценку того, что произошло, ведь естественным образом начинало выходить, что восторгаться победе над татарами вовсе не само собой разумеется.
– Но дальше-то... выбираться-то надо как-то!
– А зачем?
Дмитрий ошарашенно уставился на Павла:
– А как же?!
– Ты взгляни. Шишки наши какими были, такими и остались. Завоевали нас татары, землю нашу кровью залили, ограбили дочиста, голыми пустили, надругались несказанно! И что?! Шишкам нашим - что? Как сидели, так и сидят! Как драли с нас три шкуры, так и дерут, а теперь еще и хозяевам новым! И главное: между собой так и продолжают кусаться, царапаться, кусок друг у дружки из глотки рвать, да собственную колту набивать. Мразь!!!
"Вот это да!" - Дмитрий старательно отводил взгляд, боясь сбить, отвлечь собеседника от так понравившихся ему речей, шедших, видимо, из самых глубин души. Павел увлекся, сверкал глазами: