Забытый - Москва

Кожевников Владимир Григорьевич

– Все заслуги, каковы бы они ни были, всегда в прошлом. И ничего с этим не поделаешь. А жить приходится теми, которых от тебя только ожидают, - Бобер обнимает выскочившего из трапезной Ефима, - верно, Ефим?

– О! Еще как верно, княже, верней не скажешь!

– А для будущих заслуг на всю катушку вертеться надо.

– Потому с тобой и не отдохнешь никогда толком, - вздыхает Корноух, да я уж привык. И не в претензии.

– А то ты в Нижнем не отдохнул, - Дмитрий увидел, как улыбка Корноуха из веселой превращается в испуганную, усмехнулся и повернулся к Ефиму:

– Ну что? К столу?

За столом рядом с княгиней воздвиглась новая личность - бобровская Люба.

–

Ты как здесь оказалась?!
– весело вытаращился на нее Бобер, пытаясь заглянуть в глаза.

Люба смутилась ужасно, пунцово покраснела, опустила голову, прошептала чуть слышно:

– Княгиня велела...

Княгиня склонилась к ней, потрепала по плечу - не робей, мол, и князю:

– Не смущай женщину. Чего тебе? Она мне давно верная помощница, еще с Литвы. А мне без Юли одной никак, вот и...

– Да ладно, ладно! Уж и спросить нельзя. А ты чего краснеешь? Видишь, как мне из-за тебя досталось. За этим столом нельзя смущаться, чай не первый раз сидишь.

– Первый...
– Люба еще сильней краснеет, до слез, совсем склоняет голову, все смеются, а княгиня досадливо машет на всех рукой, обнимает ее, успокаивает, и Дмитрий, чтобы отвлеч от них внимание и разрядить обстановку, спрашивает:

– А что же Юли, насовсем или заглядывает?

– Не заглядывает, разругалась с нами. У нее теперь свои дела. Важные. С Вельяминовыми она завязалась. В друзья и партнеры.

– Какие еще партнеры?!

– Вельяминовы с купцов много имеют. Самые богатые, сурожане, все с ними темные друзья. Юли свои деньги через Василь Василича отдала им в оборот. Они ей меньше чем за год такой барыш накрутили - никто сосчитать не берется. Дом себе отгрохала у Ризоположенских ворот, да за городом, в какой-то Балашихе (далеко) еще дом. Словом, богатая стала женщина. И важная. Нашим хозяйством некогда стало заниматься.

– Ну и ну!
– Дмитрий ограничился только этим, поймав напряженный Любин взгляд.- А хозяйством, значит, Люба теперь? Ефим, как помощница-то?

– О-о, князь, и не рассказать уже, как хороша. Толковая, исполнительная! А шустра - все в руках так уже и горит.

– Что ж, лучше чем Юли?

– Не могу сказать плохо о Юли....
– Ефим замялся, - но ты ж знаешь, какая она... Как командовала... Она ж могла и полком скомандовать...

– А теперь командуешь ты?

Корноух с Иоганном хохотнули, даже Люба, слегка уже отошедшая от смущения, улы6нулась, а Ефим замахал руками:

– Как такое можно говорить, князь! Разве я могу переложить все на эти хрупкие плечи! Просто у нас с ней хороший контакт.

– А как Любин муж смотрит на этот контакт?

Ефим отнесся к вопросу легкомысленно и быстро и весело ляпнул:

– А смотри-не смотри, из Серпухова все равно ничего не увидишь!
– и услышал такой хохот, что вскинулся и заметался глазами. Люба, хотя тоже смеялась, была аж багровой. Корноух почти сполз с лавки, и даже серьезный Иоганн закрылся рукой и чего-то там поправлял у себя в усах. Ефим запоздало кинулся оправдываться и корить насмешников в том смысле, что "кто сам грешит, тот в другом видеть спешит", а Бобер, отсмеявшись, окончательно осознал (и замету себе сделал), что идея таких вот, за столом, больших "семейных" советов, с серьезным разговором, какими он их себе представлял в начале своего житья в Москве, себя не оправдала, кончилась. Да и с самого начала была неверна. Но хотелось ведь сохранить возле себя очаг, близких, с которыми тепло и уютно, которых давным-давно знаешь и любишь. А они уходят и уходят, и место их заступают другие, их все больше, и с каждым годом, днем, часом будет становиться все больше.

Вот и Юли ушла... Кто знает, как дальше сложится? И хотя он был в ней абсолютно уверен и знал, что сделано все это для него... но ведь никогда уже не обожжет она своим ведьминым взглядом из-за плеча Любы, не подскочит на зов с напряженной улыбкой и радостным вскриком: "Я, князь!" Жаль!.. Ах, как жаль! Неужели действительно ВСЕ проходит?! Эх-хе-хе... Проходит. Незаметно иногда, но проходит ВСЕ. И безвозвратно!

* * *

Он смотрел на Иоганна: "И ты изменился уже, Ваня, и... уходишь. Посолиднел, осознал свою значимость. Но что же ты со всей своей значимостью допустил в строительстве такой перекос?!"

– Иоганн, расскажи про кремль.

– Что же рассказывать?
– Иоганн посмотрел, как показалось Дмитрию, даже печально.
– Сам все видишь.

– Вижу! Но почему ж так получилось?

– Как видишь, получилось. Можно было даже голову об стены эти проклятые разбить, и все равно бы лучше не вышло. И так уж забутовку всякой дрянью делал, а то бы и того не натянули.

– Что такое забутовка?

– Середка. Снаружи стены камень, а внутри кирпичный бой, черепки гончарные, просто глина - забутовка. Так-то... Тут не Мальборк, князь.

– Иоганн! Ты - и о Мальборке пожалел?!

– И пожалел. Чем тупорылые сильны? Дисциплиной! Ведь их, если присмотреться, мало совсем. Горстка! А колотят всех соседей почем зря! Потому что один кулак железный! Если что Магистром сказано, ни один ни на вот столечко в сторону не вильнет. А тут... С самого начала уже! Везут и везут камень к башням. По всем расчетам - для башен уже - во! под завязку! А они все везут! Свиблу сказал, всем боярам, кто за башни ответственны, сказал - хоть бы хны! Везут! Великому князю сказал. Тот кулаком по столу бац! Вроде перестали. Навели кое-какой порядок, стали вдоль стен сваливать, кто к башне завернет, того чуть ли ни в кнуты, стражу к башням поставили княжескую! Своя у бояр сразу была. Все, к башням перестали. И что ты думаешь?! Возить перестали, так по ночам от стен и друг у друга таскать начали! Князь взбеленился, приказал найти мерзавцев, грозился стражу перевешать. Стали разбираться, смотрим: стража утром пьяная спит, а кучи убывают. Поймали десятка два воров. Нищие, полунищие - голь перекатная! Спрашиваем - зачем? На хлеб, говорят, с голоду чтоб не подохнуть. Кто нанимал?! Они и сами толком не знают, один на другого кивнул - и нет никого. Так ничего и не добились. Я сообразил, да поздновато: стражу от башен перевели к стенам, да стали людей ставить не московских, менять их чаще. Поутихло, да уж поздно.

С начала Иоганнова рассказа Дмитрий начал поглядывать на жену, которая, сразу же это заметив, сделала слишком равнодушное лицо и занялась гусиной ножкой.

– Послушай, Иоганн, а почему снизу стали разбираться, а не сверху?

– Вначале-то и стали сверху! Князь собрал бояр, накричал, начал спрашивать. Те - глаза в пол, губы поджали, морды постные - тьфу! Ни дать, ни взять - монахи католические, святоши, мать их!.. Ничего не знаем, ничего не ведаем - хоть ты лопни! Князь побушевал, побушевал - и все на том.

– Ну, князь - ладно, но ты-то?! У тебя ведь с некоторыми ответственными за башни поближе отношения. Вот насчет Боровицкой башни, например. Я слышал, ее уже не Боровицкой, а Бобровицкой называют... Дмитрий упорно смотрел на Любаню, которая так же упорно смотрела в миску. Иоганн как-то замялся, и наступила неловкая тишина, которую решительно и довольно сердито нарушила княгиня:

– Ну и чего ты замолчал? (Это Иоганну.) Говори, не бойся, ты и тут за крепость радел, а меня нечего выгораживать.