Забытый плен, или Роман с тенью

Лунина Татьяна

– Не преувеличиваешь? – для проформы спросил Андрей Ильич, заразившись чужой тревогой.

Василий укоризненно посмотрел на недоверчивого шефа, вздохнул, помолчал, размышляя с нахмуренным лбом, вяло похлопал ресницами и предложил:

– Хотите, расскажу, чем может все обернуться?

– Валяй.

И Голкин вывалил свой вариант развития событий. В умении мыслить и логике ему было не отказать. Андрей Ильич понял, что беспечности тут не место.

– Хорошо, – кивнул он, когда Голкин закончил, – я

попробую что-нибудь сделать. Будем надеяться, до утра ничего не изменится, а утром пришлю ребят. И надо вам оттуда перебираться в другое место, чем скорее, тем лучше.

Василий согласно вздохнул.

Начальнику службы безопасности Андрей Ильич позвонил из машины.

– Семенов, нужна пара надежных крепких ребят, умеющих держать язык за зубами. Срочно и позарез, у тебя есть такие?

– Как срочно, Андрей Ильич?

– Вчера.

– Понял, свяжусь через пять минут.

Он позвонил через пять с половиной. Лебедев ни на секунду не спускал с циферблата глаз, стараясь не поддаваться дурному предчувствию.

– Андрей Ильич, нашел самых лучших.

– Отлично! Они нужны мне сию минуту, пусть выезжают.

– Извините, Андрей Ильич, – остановил виноватый голос. – Сейчас это невозможно.

– Почему?

– У Мальцева мать умерла в Твери, сегодня хоронили.

– Ну и что?

– Ребята после поминок, сами понимаете. А к утру оба оклемаются, на зорьке выедут и часиков в восемь будут на месте.

– Что ты мелешь, Семенов?! Какая, к черту, зорька зимой? Сейчас начинает светлеть только после семи.

– Так и я о том же, Андрей Ильич, к восьми ребята подъедут.

– У тебя что, на этих могильщиках свет клином сошелся? – буркнул Лебедев, остывая. Зная своего помощника, шеф был уверен, что тот действительно отыскал самых лучших. Не семеновская вина, что у одного из них сложились форсмажорные обстоятельства.

– Адрес дадите сейчас или мне перезвонить?

– Не до перезвонов, записывай.

Выруливая на Кутузовский проспект, прагматичный атеист попросил у Бога не допустить до утра перемен.

В доме повсюду горел свет. Въезжая в ворота, Лебедев спросил у охранника:

– Татьяна Ивановна давно приехала?

– Четыре часа назад.

«Попытается устроить из-за ожидания скандал – выставлю за дверь, – пообещал себе измочаленный хозяин. – Хватит с меня сегодняшней нервотрепки вне дома». – Что у Татьяны свои неприятности, забылось как-то само собой.

Она нашлась в гостиной, перед телевизором, мурлыкающим шлягер восьмидесятых, подпевающим ему музыкальным центром, под сияющей всеми рожками люстрой, в глубоком кресле с бокалом вина и застывшим взглядом.

– Привет, рыжая! Как дела? – Хозяин подошел к загостившейся гостье и чмокнул в щеку.

– Господи, наконец-то ты появился, как я рада!

«Еще одно слово, подобное „наконец-то“,

и я снова исчезну», – сдержал раздражение Лебедев.

– Поужинаем?

– Я тебя сейчас накормлю, сама не хочу, не голодна. А выпить – немножко выпью, не против?

– Заодно.

За ужином Татьяна вела себя превосходно: не портила аппетит, не жаловалась, не ныла, не куксилась, только улыбалась да подкладывала в тарелку, не забывая про бокалы.

– Все, Танюха, угомонись, больше не влезет. – Сытый Лебедев довольно откинулся на спинку кожаного диванчика – хозяину нравились посиделки на кухне больше, чем торжественные обеды в гостиной. Правда, вот уже много лет он не имел ни того, ни другого. – А теперь рассказывай толком, что случилось?

– Я думала, ты забыл.

– Только не сочиняй, как ты это пытаешься делать сейчас.

Она полезла в карман, достала аккуратно сложенный белый листок, молча протянула Лебедеву.

– Что это?

– Записка, которая была приколота ножом к футляру от очков.

– Твои бандиты явно насмотрелись дешевых боевиков.

Краткое послание предназначалось вовсе не запуганной до смертиТатьяне, а ему, Андрею Лебедеву. «Передай своему крутому хахалю, что его наполионовские планы скоро сдохнут. А если он не уймется, откинет копыта и сам». Внизу мелким шрифтом пристроился постскриптумом совет: «Линяла бы ты от него, пока цела. И не вздумай соваться к мусорам, не доживешь до утра». Хамская форма записки с нарочито блатным налетом явно давала понять, что шутить никто не намерен.

– И ты испугалась этой грязной писульки?

– Я испугалась не слов, а действий. Если бы ты видел погром, который учинили в моих магазинах, ты бы понял меня. – Она отхлебнула из бокала, поперхнулась и закашлялась.

– Танюшка, – терпеливо переждал кашель Лебедев, – тот, кто делает такие грамматические ошибки, – ткнул пальцем в «наполионовские», – ни на что не способен. Эти подонки просто на кого-то шестерят. И я даю слово, что вычислю их пахана. Ты мне веришь?

Она по-детски слизнула с хрустального края красную каплю и призналась с грустной улыбкой:

– Все беды в моей жизни, Лебедев, оттого, что я с соплей тебе верю. – Вторую каплю, прозрачную, Татьяна слизнула с губы, независимо шмыгнув носом.

Глава 8

Проклятый будильник разрывал барабанные перепонки. Лебедев, не открывая глаз, протянул руку, нащупал рычажок, сдвинул вправо – назойливый звон не прекращался.

– Телефон, – подсказала сонная Татьяна.

Он включил ночник и протер глаза. Короткая стрелка циферблата застыла на цифре «4», длинная подбиралась к тройке. Телефон по-прежнему надрывался. Лебедев злобно чертыхнулся и снял трубку.