Зачарованное озеро
Шрифт:
— Хорошее дело, — одобрительно кивнула маманя. — Только и про еду забывать не следует. Говорится же, что пустое брюхо к ученью глухо...
— Уже иду, — сказал Тарик.
С ужином он расправился быстро, порой глотая непрожеванные куски и кашу, — как обычно вел себя, торопясь к ватажке. Быстренько выпил компот, оставив нетронутыми ягоды (Нури
доест), и ушел в свою комнату, взялся за книгу и вновь вдумчиво читал о ведьмах.
Не все они были такими уж злыми. Иные пакостили редко (правда, и добрых дел не делали): использовали свои умения для разнообразных проказ и недобрых шуток над соседями или односельчанами (особенно этим отметились молодые). Животиной или тележными колесами порой оборачивались ради каверз опять-таки мелких: напугать припозднившегося путника или вышедших на прогулку или свиданку деревенских парней с девчонками.
Прочитав это, Тарик заключил: что-то не похожи выходки бабки Тамаж на безобидные проказы и недобрые шутки. Орешник, безусловно, она загубила. И кажется, Тарик теперь знал причину: Огге Галадар писал, что порой черных буквально переполняет бурлящая в них злая сила, отчего с ними могут происходить
всякие душевредные приступы, и они не ради злого умысла, а чтобы уберечься от этих необычных, ничего общего не имеющих с привычными людскими хворей, сбрасывают чары куда попало, и тогда гибнут не только огороды, но и могучие деревья, рушатся мостики, вылетают кирпичи из печных труб, падают заборы, теряют колеса телеги и кареты... Может, и с орешником случилось так же? И с голубями дядюшки Ратима? Над погибшим орешником не было цветка баралейника, а над птичником как раз был. Как это истолковать? Непонятно...
Вот, кстати! Есть и о цветке баралейника. «Нам так и не дано знать до сей поры, есть ли появление цветка баралейника над отмеченным проявлением черного ведовства местом задумкой Создателя, дабы знающие люди безошибочно определяли присутствие сил зла, — или это особое свойство, присущее черной магии так же, как прояснившемуся после ливня небу сопутствует радуга. До сих пор никто не отыскал истину. Что же, в конце концов люди принимают к сведению многое, что неспособны объяснить. Я думаю, что цветок баралейника часто служит добру, выявляя — увы, видимое немногими — до поры до времени затаившееся под безобидной, а то и благообразной личиной зло, пусть это и происходит реже, чем хотелось бы борцам с нечистой силой».
Прочитав это, Тарик разочарованно вздохнул: и здесь нет полной ясности — что ж, говорил кто-то из студиозусов, что нет умной ученой книги, дававшей бы ответ на все вопросы и загадки жизни на грешной земле...
Как ни увлекательны были страницы, повествующие о «морских» ведьмах, Тарик их пролистал, оставив на потом, — речь там шла о своеобразном, связанном исключительно с морем, черном чародействе, а тут были чисто сухопутные дела...
Стоп, стоп! Не все принадлежности для своих колдовских, вре-дительных зелий ведьмы могут раздобыть там, где обитают. Иные растения — цветы и плоды — произрастают в других землях, иногда очень отдаленных, и ведьмы либо сами отправляются за ними, порой на край света, либо обретают их трудами сообщников, привозящих
таковые — разумеется, за солидную плату, ибо в этой роли выступают самые обычные люди, охваченные желанием заработать деньги даже столь богомерзкими способами. Вот примеры...
А если предположить, что в порту Тарик как раз и оказался невольным очевидцем именно такой негоции? Та же потаенка, только особенная. Матрос с приплывшей издалека «Яганы» привез бабке Тамаж нечто способное послужить основой ведьминского зелья, но произрастающее лишь на далеких островах, как тянучка или горькие
«Дур-рак!» — мысленно воскликнул Тарик в свой собственный адрес и даже от полноты чувств легонько припечатал себя кулаком по лбу. Дурак, бестолочь! Совсем забыл, что есть надежный способ посмотреть, что делается у бабки дома. Неизвестно еще, сработает ли, но попробовать, безусловно, стоит...
Что еще? Ведьмы сторонятся текучей воды, порой охотятся за кладами, часто держат при себе черных кошек, помогающих им в том и в этом, не любят детского смеха и веселых плясок... Ну, вот и все о них, дальше идет рассказ о «ведовских мужиках», возможно сейчас и ненужный, потому что ни единого такого поблизости нет...
Стемнело, Тарик уже плохо различал строчки. Давно следовало завалиться спать, но охотничий азарт не проходил. Засыпав в лампу достаточно «огневика», чтобы хватило до утра, Тарик достал мешочек из шкафчика и высыпал на ладонь несколько «бодрящих орехов», круглых, коричневых. Разжевал и проглотил без труда — почти безвкусные, сухие, так что пришлось запить фруктовой водой.
Очень полезная штука, не имеющая ни малейшего отношения к чародейским зельям. В Арелате они не произрастают, но их часто привозят мешками бадахарские торговцы, и товар это ходкий. Достаточно сгрызть полдюжины — и на несколько часов тело наливается бодростью, а сон отлетает до утра. Дурманом они не считаются, и после них не бывает ничего напоминающего похмелье или иные вредные последствия. А потому они в большом употреблении у караульных солдат, ночных извозчиков и стражников — словом, у всех, кому приходится работать ночью (еще их едят перед ночью любви, но об этом Тарик пока что знал исключительно из книжек). Зато два раза их лопал, когда выходил с грузалями на ночную работу, — бывает, приходят пироскафы с трюмами, требующими срочной ночной разгрузки (например, редкостные заморские фрукты, которые очень быстро портятся). Все этот труд очень любят: за ночную работу платят втройне, а иногда и вчетверо.
Поставив лампу в изголовье, Тарик удобно устроился на постели и вновь принялся за книгу. На сей раз читал быстро, скользя по страницам взглядом наискосок, стараясь ухватить глазами нужное, — искусство, знакомое всякому прилежному Школяру, коему часто приходится быстренько прочитать толстые учебники...
Этаким галопом он одолел добрую половину книги — и почувствовал нечто вроде сердитого разочарования, не найдя того, что искал. Много было интересного и полезного о разнообразной нечистой силе, но ни словечка о том, как с ней бороться, чего она больше всего боится, кроме серебра, — одним словом, как ее победить так, чтобы если и не совсем рассыпалась прахом, то убежала за шестью шесть земель. Это у Канга удалось заманить чудище на дроболитную башню, но разве у него получится? Ведь...
Он вдруг обнаружил, что в комнате определенно что-то изменилось. К яркому свету лампы примешался другой, словно ведро зеленой краски опрокинули в чан со светло-золотистой. Он уже видел такой свет — зеленовато, гнилушечьи мерцавший, зыбкий. Прошлой ночью... Тарик уронил книгу на постель, рывком поднял голову. В приоткрытую дверь просунулась пантерка — только
голова и передние лапы. Вместо левого уха как-то жалко торчал косой невеликий распухший обрубок.
Занятно, но он не испытал и капелюшечки страха, не то что в прошлый раз, скорее уж досаду: опять приперлась, тварь корноухая, влезла в чужой дом, как к себе в берлогу...
— Тарик, давай поговорим, — сказала пантерка тем же хрипловатым голосом, ничуть не похожим на ее голос в людском обличье. — Я с миром пришла...
— Как пришла, так и проваливай! — рявкнул Тарик, кубарем скатился с постели, мигом выхватил кинжал и стряхнул на пол ножны. — Одного раза тебе мало? Смотри, добавлю!
Пантерка отодвинулась так, что из коридора торчала только голова с отрубленным ухом. Казалось, она пытается придать морде самое доброжелательное выражение. Тарик присел на кровать — не та это гостья, чтобы политесно встречать ее стоя, — готовый в любой миг вскочить. Кинжал он осторожно держал острием к двери.