Зачарованное озеро
Шрифт:
— Быстрое дело, а как же. Идете на второй этаж в нумер двадцать второй, там и сидит канцелярист, который подорожные выписывает. Серебряный далер — и готово дело. Только вот... Не знакомы ли с повадками чернильного племени?
— Знаком, — сказал Тарик, вышколенный общением с Канцеляристом Тариушем. — Начнет волокитить, заставит час дожидаться...
— Час! — фыркнул Бальдер. — Он вам скажет завтра приходить, потому что бумаг много и раньше не управится. Но ежели...
— Знаю, — сказал Тарик. — А ежели я подниму с пола денежку, которую он обронил и не заметил, то мигом решится дело...
—
— И эту ухватку знаю, — сказал Тарик. — Не поведусь.
— Знаете вы чернильные души! Отправляйтесь в контору, а потом идите на ямской двор, я там стою под нумером седьмым, и покатим. Погода распрекрасная, на небе одни белые облачка, так что не езда будет, а прогулка. У нас один Сторож здорово погоду предсказывает: к дождю и непогоде у него завсегда поясницу и коленки мозжит, а сегодня с утра бегает живенько, как солдат за девкой, так что опасаться нечего...
В конторе все обошлось распрекрасно. Под застекленным портретом короля Ромерика (новшество успело и сюда распространиться, ага) восседал в одиночестве седенький старичок, не похожий благостным лицом на Канцеляриста Тариуша, но по облику и ухваткам смотревшийся его братцем-близнецом. Когда Тарик, не теряя времени, нагнулся и якобы поднял оброненный хозяином комнатушки серебряный далер, тот принял это как должное, похихикал над собственной старческой рассеянностью и живо вынул из стола печатный лист подорожной с должными печатями. Неприкрыто огорчился, узнав, что Тарик уже сговорился с Ямщиком, — но без проволочки вписал в подорожную его имя и нумер. При этом на его морщинистой физиономии мелькнуло непонятное чувство — скорее всего, сожаление о проплывшей мимо денежке. Тарик догадывался, в чем тут дело: наверняка у Канцеляриста есть свои Ямщики, которым он за долю в денежке определяет седоков. То же самое, что пользует Тариуш, никакой загадки... Враз заполнил подорожную со слов Тарика, посыпал песочком, помахал, чтоб просохли чернила, и вручил Тарику с обычным для его племени горделивым видом старинного короля, жалующего своему любимчику земли «от реки до горы». Полученный далер спрятал в казенный денежный ящик, а «оброненный», как и следовало ожидать, смахнул в ящик стола, где уже, несмотря на ранний час, позвякивало.
Держа подорожную в руке (не знал, можно ли ее сворачивать в трубку), Тарик направился на ямской двор, располагавшийся по соседству, за таверной «Золотая дорога» (той, что подороже). Двор обширный, экипажей на полсотни, и упряжек там стояло меньше половины этого числа. У забора с обеих сторон — издали
видимые нумера: черные циферки на жестяных желтых кругах размером с тарелку, воздетых на высоких шестах; краски выглядели свежими, ничуть не облупились. Ну да, Чампи как-то говорил, что подновляют их часто, — это очень денежный подряд, к которому маляры здешнего квартала посторонних не допускают.
Нумера начинались от распахнутых ворот, и Бальдер разместился четвертым — коляска не лакированная, но добротно выкрашенная в синий с золотой каймой (синий и золотой в Цехе возниц — цвет дилижансов и Ямщиков), со
Бальдер дожидался, положив руку на облучок. В его наряде обнаружилось неожиданное прибавление: кинжал длиной с добрый локоть, в черных с начищенными бляшками ножнах, с бронзовой рукояткой тонкой работы, украшенной гравированными конскими головами и подковами.
Тарик не раз видывал на Королевском Шляхе Ямщиков, вооруженных точно так же, и знал из книжек и от батяни историю Покойного Круга. В старые времена разбойники, как за ними ни гонялась Дорожная Стража, как им ни присуждали рудники, каторгу и виселицу, во множестве водились даже не так уж далеко от столицы, где и сейчас хватает глухих местечек и дремучих лесов (по старинной традиции рубить леса разрешено только очень далеко от Арелата — по преданию, так повелела однажды по каким-то крайне серьезным поводам забытая по имени королева, и это соблюдалось до сих пор).
Но однажды разбойники всего в паре перегонов от Арелата ограбили и убили лучшего кухаря короля Магомбера, единственного, кто умел хорошо готовить одно из любимых королевских яств. Магомбер рассвирепел, велел подать себе карту и циркулюс и собственноручно
и и А(%
вычертил круг половинной шириной в десять перегонов, то есть две сотни майлов. И уже назавтра бирючи прокричали с седел новый королевский указ: всем лихим людям, пойманным в пределах этого
46
Половинная ширина — радиус (ширина круга — диаметр).
круга, повелевалось там же на месте выкалывать глаза, после чего благородно отпускать их на все четыре стороны...
Стража начала выполнять королевский указ со всем рвением (злые языки говорили, что были и злоупотребления, которые все равно невозможно было исправить). Устрашась, лихие люди (Магомбер правил уже десять лет, и все накрепко уяснили, что с ним шутки плохи) хлынули во все стороны из этого круга, именовавшегося с тех пор Покойным Кругом, и — для пущей надежности — не показывались даже в местах, отстоявших от Круга майлов на полсотни...
С тех пор говорили, что Покойный Круг может исходить вдоль и поперек красивущая девственница с мешком золота, и не будет ущерба ни ей, ни мешку. Не слышно, чтобы кто-то это проверял на опыте, но все охотно верили, что так оно и будет... Однако в силу каких-то старинных привилегий Ямщики по-прежнему носили кинжалы и в Покойном Круге, как Почтари — шпаги.
Бальдер усмехнулся во все свои белоснежные зубы:
— Я вижу, сударь Тарикер, вы быстро углядели серебрушку, которую старый хрыч сронил по рассеянности?
— Ну, она лежала на самом виду... — в тон ему весело ответил Тарик. Взяв у него подорожную, Бальдер ее бегло проглядел, свернул в трубку и положил в деревянный ящик на облучке:
— Все в порядке, можно ехать. Давайте я вашу сумку в ящик для поклажи положу, а вы садитесь...
Тарик медлил. Ему не раз случалось ездить на извозчике, но здесь, думается, совсем другое дело: восседая в коляске в одиночестве, он выглядел бы, думается, глуповато. И он осторожно спросил:
— А рядом с вами на облучке нельзя? Я на Восточном Королевском Шляхе видел, что иные так сидят...