Зачем богу дьявол к 2

Январёв Леонид Иванович

Сельчане как-то само собой в будничных хлопотах перестали носить оружие: пистолеты, автоматы, винтовки лежали дома, а раньше и до ветра с собой брали. "Раньше" вернулось: митинговая площадь пестрела разномастным оружием. Из-за чего началась драка, неизвестно. Может, из-за старых обид, никакого отношения к митинговым страстям не имеющим. Часто происходит именно так, а потом задним числом подводится идеологическая подоплёка. Личная неприязнь сильнее политического противостояния, иной раз политическое противостояние только из неё и вытекает. Двое дерущихся стали затравкой общей брани с поножовщиной. Закончилось перестрелкой в основном в воздух, но, к сожалению, не только так. Перестрелка в хаосе драки - безумие, или провокация, но без вариантов сигнал, что пора делать ноги. Кто

и за что дрался, непонятно, поэтому говорить о двух сторонах стычки можно лишь условно. Неизбежной жертвой конфликта стала торговая площадь. Её разгромили так, что приходило на ум: драка - лишь повод для грабежа.

"Свои" принесли раненых Самуиловичу, "чужие" принципиально лечили сами, хотя он предложил свою помощь. Будь это вчера, не поверил бы, а это сегодня. Когда люди настоящие?

Через несколько часов, уже смеркалось, к КПП лагеря подошла группа человек из двадцати с Кириллом во главе. Их встретил Детина, которому сообщили о приближении народа.

– Правителей зови!
– потребовал Кирилл.

Детина глубоко вздохнул, мол, уже бегу, разве не видишь?

– Тогда бумагу давай! Подписывать будем!
– уверенно о чём-то своём сказал Кирилл.

Бумага - это серьёзно, явно не в компетенции Детины. Он кивнул рядом стоящему бойцу:

– Доложи!

Боец рванул с места, как на стометровку. Детина не любил, когда бойцы выполняют приказы вразвалочку. Свою команду он бегать не заставлял, но за медлительность мог по уху врезать.

Перед Правителями люди почтительно склонили головы. Это что-то новенькое! Кирилл научил. Уважаешь человека, так не стесняйся, прояви уважение. Это дураку глупость мешает, а он думает, что гордость. Других уважаешь, себя уважаешь.

– Давай те бумагу с вашими правилами, мы под них подписываемся!
– объяснил Кирилл.

– Не в подписях дело, в поступках.
– ответил Николай.

– А как своих от чужих отличить?
– удивился Кирилл.
– Ждать, пока нож в спину воткнут?

– Да, нет у нас никакой бумаги.
– признался Никита.
– Некогда законы писать.

– Понятно... Это другое дело.
– согласился Кирилл.
– Не хотите быть нашими Правителями и не надо. Даже лучше. Мы с вами, вы с нами. Вместе веселее. А отличку мы придумаем.

Тяжёлый на формулировки Детина смотрел на Кирилла с обожанием: лучше не скажешь, хоть в камне высекай!

С утра к Правителям примчался Ванюшка и потребовал:

– Идите в Село!

Правители смотрели с тревогой: что там опять?

– Да, нет! Мы с вами, вы с нами. Вместе веселее.
– радостно выпалил Ванюшка.

Веселее некуда! Что ни день, то обхохочешься!

В Селе Правителей ждали: Ванюшке они не откажут. Безумие последних дней вымотало. Хотелось вернуться к привычной жизни, но от неё пшик остался: начали за здравие, кончили за упокой. Бузотёрство одно. Правители тоже хороши - в бутылку полезли! Но правда за ними: каждый хочет, как он дрочит! Правители действительно никому ничего не должны. Идти теперь на поклон - муторно, а не пойти - беда. Предложение Кирилла сначала не поняли: игра слов какая-то! А ведь дело предложил! Так и сказать: мы с вами, а там будь, что будет, хуже, чем без вас, всё равно не будет. Определяться надо, а не из-за угла дубиной махать. Как быть? Снова сход устраивать? И, непременно, с поножовщиной и перестрелкой! Где "беленькие", где "чёрненькие", хрен поймёшь! Дети подсказали: нарисовали на медпункте знак Птицы.

Правители въехали в Село как в галерею одного персонажа: на стенах домов, на заборах нарисованный с разной степенью неумелости Парень! И надписи: "Мы с вами, вы с нами. Вместе веселее". Парень с удивлением смотрел на заборных уродцев, кого-то ему напоминающих. Ночью в потёмках самодеятельные художники перестарались и с краской, и с размерами. Получилось и весело, и грустно. Отсутствие единого порыва к примирению, говорило об искренности надписей: попадались дома с вывешенными чёрными флагами. Много позднее протестной символике припишут якобы изначально заложенный в ней символизм. На самом деле, чёрная тряпка - самое простое, что нашлось под руками.

Была бы власть, сторонники

найдутся - кто за выгоду, кто за страх. За Правителями сила. Чтобы следовать за силой, не нужны убеждения и принципы, достаточно их симулировать. Трудно сказать, сколько прилипал обозначили свою лояльность власти, но они есть всегда и чаще за страх: им, что сильный решил, то и закон, лишь бы под головоломную раздачу не попасть. Для противостояния силе нужно мужество.

Выбросившие чёрный флаг, понимали, что могут быть уничтожены. Николай с уважением отнёсся к их выбору, к тому же, расстрел почти двух сотен человек, среди которых беременные женщины, старики - недостойное бойцов дело. Ничего, помыкаются, сами съедут. Правители объявили смельчакам запретительные цены на ресурсы, отлучили от благ своей поддержки: кто скажет, что это несправедливо? А сельчанам есть над чем задуматься. К примеру, революционно разгромленная торговая площадь, была оборудована и обустроена Правителями. За чей счёт теперь её восстанавливать? Кто платит за освещение центральных улиц, за уборку мусора в местах общих тусовок? Без пяти минут на подходе централизованное водоснабжение, а вместе с ним возвращение к повсеместному электричеству, без которого Село тарахтит прожорливыми, вечно ломающимися генераторами, как огромный трактор. Полевые кухни работают, что тебе бесплатные столовые. В Селе нет голодающих, брошенных на произвол судьбы людей. А кто хотя бы копейку потратил на содержание бойцов и волонтёров? То-то и оно!

В стане чёрнофлажников не у всех спросили, прежде чем флаги вывесить. Неизбежный раскол привёл к развалу общин и формированию новых, зато оставшиеся больше сплотились. Показательно, что набожностью раньше противники Правителей не отличались, и вряд ли её прибавилось, но теперь свой протест выражали выпячиванием религиозной символики. Чтобы строить свою дальнейшую жизнь среди безбожников, они выбрали совет. А вот у антихристов с выборами ничего не получалось: часть сельчан самоустранилась от участия в общественной жизни, активисты не о чём между собой договориться не могли, Правители не вмешивались. Выход предложил всё тот же Кирилл, уже бесспорно вышедший в лидеры: в актовом зале разложили листы, в них каждый, в удобное ему время, безо всяких собраний, впишет имя человека, которому доверяет представлять свои интересы. Список получился не бесконечным, как опасались. Некоторые имена повторялись по многу раз, в числе выдвиженцев были и бойцы. Никита вывел бойцов "за скобки" и доверил им по своему усмотрению выбрать из оставшегося списка Совет. Результат огласили от имени Правителей, и оказалось, что он в целом совпал с общественными ожиданиями.

В дальнейшем будет много экспериментов с выборами органов самоуправления, но неизменным останется принцип - решающее слово за бойцами. Со временем появятся борцы за общее прямое равное избирательное право, но уже сформировавшаяся система не позволит нарушать принцип, заложенный Правителями, запрещающий такое право навсегда. Основными поборниками демократии по образцу погибшей цивилизации станут представители высшего имущего класса в силу имущественного ценза, который лишал богатых и права голоса, и закрывал им путь к назначаемым общественным должностям. Мнение без разбору большинства всегда ошибочно, власть денег всегда преступна.

Выбор Правителей станет сложнейшей и самой ответственной гражданской процедурой сродни выборам Далай-ламы. От идей парламентаризма будут лечить принудительными историческими курсами о прошлом Несчастной страны и ролевыми играми в Государственную Думу. Наказанным это редко поможет, но зрелище парламентского идиотизма поучительно для широкой публики. Принципы Правителей, в частности, запрещающие политические партии, и недемократическая выборность лягут в основу политической системы.

Николай, Никита, Комендант и, теперь лидер большинства, Кирилл обсуждали в штабной палатке новую конфигурацию самоуправления, когда Молчун в сопровождении бойцов ввёл молодого волонтёра, лицо которого блестело от обильного пота, он выглядел обессилевшим, зажмуривался, и лицо его превращалось в маску боли, снова открывал глаза и не верил в происходящее. На стол Молчун положил "пояс шахида":