Зачем богу дьявол к 2
Шрифт:
Торопя события, Максим решился на дерзость: воспользовавшись своим приближённым положением, он провёл в лагерь представителей нескольких на время замирившихся банд.
– Это серьёзные люди.
– уговаривал Максим.
– Поговори с ними. Убудет от тебя что ли?
Николай вышел, чтобы на них посмотреть, и приказал всех расстрелять. Это оказалось не запросто: переговорщики не только сдали оружие, но и припрятали: на доверии к Максу их не обыскали. Попытались разбежаться в разные стороны, отчаянно сопротивлялись, бойца ножом ранили.
– Может, и тебя заодно расстрелять.
– Николай то ли спросил, то ли решал вслух, глядя
– Никитой прикрываешься. Правильно. А то уже давно бы собой рыб кормил. Оружие бандитам поставляешь, кровью торгуешь.
– А ты у Пети спроси, сколько земли он нынче под дурь отрядил?
– зло ответил Макс.
– Людей пожалел! Жалостливый! А людей, как мух мухобойкой бьёшь. Смотри, кончишь, как Королева. Думаю, она кончала, когда ей отрубали голову!
Слухам о невероятной жестокости Королевы Николай не хотел верить, и на слова Макса ответил презрительным взглядом. Про Правителей тоже рассказывают такое, что в страшном сне не приснится. Власть - это огонь, которому можно приписать любой дым: и дым отечества, и дым зверства.
К месту несостоявшихся переговоров подбежал Никита. Обращаясь к нему, Николай сказал с каменными нотками в голосе:
– Забери его от греха. И что бы больше без тебя я его в лагере не видел!
Никита был неподалёку. Услышав стрельбу, не разбирая под ногами земли, он бросился в лагерь. Боец с КПП на ходу объяснил в чём дело. Никита никогда в жизни не дрался, но от мысли, что его протеже-засранец, возможно, поставил под угрозу, да пусть хоть под тень угрозы, жизнь Николая, сердце бешено колотилось, в глазах темнело и кулаки сжались сами собой. А у Макса на сердце отлегло, поэтому тем более неожиданным оказался жестокий удар в зубы. Никита разбил себе в кровь костяшки пальцев. Макс сильно пошатнулся, не удержал равновесие, упал назад, непроизвольно подстраховав тело расставленными руками, а то копчик отбил бы. Боль и недоумение смешались в выражении его лица.
Николай бросился к Никите и сгрёб его в охапку:
– Успокойся, пожалуйста!
– Прости, прости...
– Никита изо всей силы прижался к Николаю.
– Это я виноват.
К своей команде Макс вернулся с безумными глазами, сел на диван и, не стесняясь, заплакал: никого вокруг он не видел. Перед ним стояли образы прошлого, детдом, унижения. Несколько зубов ему выбили ещё тогда: он стал сопротивляться очередному изнасилованию старших, за это получил по морде. Макс был милашкой, поэтому от хуев прохода не было, пока под крыло местный мент не взял. А много раньше, лет в семь, воспитательница, интеллигентнейшая Зинаида Францовна, уже пожилая, но с гордой, совсем не старческой осанкой, с лицом каким-то особенным, не простецким, вероятно, породистым, выстраивала перед сном своих юных воспитанников, в одних трусах и босыми в холодном коридоре, для жизненного напутствия:
– Мы вас растим для тюрьмы. Не рассчитывайте ни на что в жизни, так вам легче будет жить.
У Зинаиды Францовны был бархатный голос, она любила декламировать стихи на немецком языке. Максим приглянулся ей чем-то, и она хотела, чтобы он тоже читал вслух с выражением стихи на немецком языке. Но у мальчика плохо получалось и тогда она ставила его вместо завтрака почти голым, только в ветхих от застиранности трусах, на табуретку в коридоре, где он стоял среди утренней суеты с закрытыми от стыда глазами и боялся плакать, потому что тогда было бы
Родители, суки родители, где вы были? Зачем произвели на свет? Зачем он один одинёшенек, катится, как перекати поле, по бессмысленной жизни? Куда? В какой-то момент ему показалось, что он нашёл своё место здесь, рядом с Никитой и Николаем, что его ждут великие дела. Это опьянило, лишило разума и осторожности.
Не желал Макс того, что случилось. Но кому это объяснишь? Вчера была надежда, планы, а сегодня он смотрит безумными глазами сквозным в никуда взглядом, и ему невыносимо стыдно, как в детстве голому на табуретке.
Позвали Самуилыча. Он обработал разбитое лицо Макса антисептиками и сделал ему успокаивающий укол. Бытовая драка. Ничего серьёзного. Один зуб сломан, придётся зубной протез менять. Смущал уровень бытовой драки. Предположить, что на Макса напали хулиганы, совершенно невозможно, хотя бы потому что хулиганов в Селе нет, а в последнее время, и воровство, из-за которого чаще всего случались стычки с мордобоем, стало редкостью. Может, люди почестнели, что сомнительно, может, жить стало легче, что правда, может, страх стать кормом для рыб, что для Правителей, как раз плюнуть, а может, всё вместе взятое возымело действие.
На следующий день Макс пропал. Он ушёл в чём был, оставив на произвол судьбы и конкурентов свой бизнес, своё имущество, своих людей. Он настроился уйти далеко, в такое далеко, что имена Хранителя и Собирателя там никогда не прозвучат. А заначки у него есть. Он и зубы вставит, и снова поднимется. На то он и Макс!
О событиях в лагере Правителей сельчане могли только гадать. Режим секретности уже не казался бойцам формальностью, особенно после смерти их бывшего товарища, покончившего с собой, поэтому выведать у них хоть что-то было невозможно. Факт, который не спрячешь - избитый Макс, а он не бродяжка с улицы. Единственный, кто это мог сделать - Хранитель. Этак, глядишь, чего доброго, он всем почём зря начнёт морды бить и зубы выбивать. Новый тренд!
Бандиты объявление войны приняли и зашевелились. В пятнадцати километрах с другой стороны от федеральной трассы, напротив Села, находился бывший областной центр. Захудалый городок. Быстро, руками подконтрольного безработного населения, за приличную оплату, что поначалу удивило, было расчищено небольшой пространство: несколько двухэтажных многоквартирных домов. Подвезли электрогенераторы, питьевые баки. Зачистили огнём рядом стоящие постройки. Получилось что-то вроде временного лагеря. Для постоянной дислокации принятые меры жизнеобеспечения явно недостаточны.
Мёртвые города - это многоэтажные дома с навсегда закрытыми, потому что ломать их некому и незачем, как бы бронированными квартирными дверьми, за которыми ничем неистребимый дух смерти, невозможность реанимации канализации, водопровода, электропитания... Это уже непригодные для жизни территории, забитые человеческими останками, захваченные, как минимум, полчищами крыс и насекомыми, источники инфекций. Вернуться туда для продолжения цивилизации можно только приложив титанические усилия. Дешевле всё снести, продезинфицировать и строить заново. Пяточки, на которых теперь живут люди, сложились стихийно в первое время после Серой смерти. За них пришлось побороться, их отстояли, как крышу над головой, сконцентрировав там ресурсы, которые позволили хоть как-то наладить убогий быт. Остались и крохотные островки почти прошлой жизни, но бедным они не по карману.