Зачем богу дьявол к 2

Январёв Леонид Иванович

– Плохо матчасть учил. Взрыватель не разблокировал.

Небольшая на вид кучка серых брусков, вшитых в пояс, безопасных самих по себе, хоть пляши на них, всё же выглядела страшно. Это не самодельная бомба, а новейшая взрывчатка и пояс сшит не в местной мастерской. Кресты! Прочитав маркировку, Николай выразительно посмотрел на Молчуна, тот согласно кивнул головой и пояснил для гражданских:

– От нас бы мокрого места не осталось.

Волонтёр обратил на себя внимание праздным поведением: то куда-то шёл, то, вдруг передумав, шёл обратно. И от него за версту разило его страхом. Волонтёр из новеньких, можно сказать, ещё на карантине. И что бы ему делать в лагере?

Проходящий мимо боец окликнул новичка, мол, заблудился что ли? Волонтёр в панике бросился бежать. Бойцы поблизости, перегородили ему дорогу: неадекватно ведёт себя парень. Волонтёр выхватил из кармана какое-то устройство с оборвавшимися от рывка, не рассчитанными на такую длину проводами, и отчаянно жал на него. Получил удар по яйцам. Когда подбежал Молчун, волонтёр корчился на земле.

Немую сцену в палатке прервал Никита. Он подошёл к трясущемуся в ознобе смертнику, встал напротив него и внимательно смотрел. Поведение волонтёра резко изменилось: у него пропал страх, он легко вздохнул, дрожь пропала, взгляд стал невинным, как у младенца. Он поднёс руку к виску и словно крутил настройку радиоприёмника, прислушиваясь к радиостанциям внутри себя.

– Мать!
– уверенно сказал Никита.

Смертник схватился за голову и заголосил:

– Достаньте его оттуда! Уберите его! Аллах акбар... Аллах акбар... Шайтан в моей голове!

Упав в молитвенную позу, волонтёр стал биться головой о землю. Получил прикладом автомата по затылку и потерял сознание. Ненадолго пришёл в себя связанный по рукам и ногам в реке с камнем на шее.

Мать ждала на пустыре. Увидев на дороге автомобиль Правителей и машины с бойцами, она поняла, что её план провалился. Обильно полила себя бензином из припасённой канистры, крепко прижала левой рукой к сердцу Библию и чиркнула зажигалкой. Огонь с тихим шуршанием побежал по одежде, бензин начал испарятся и Мать вспыхнула. Прежде боли её охватил ужас, она стала метаться по пустырю, занявшаяся огнём Библия отлетела в сторону. Опрокинутая канистра взорвалась не сразу и взрыв лишь краем достал бегающую кругами Мать, она непроизвольно вдохнула пламенный, обжигающий нутро воздух. С дороги метущийся огненный факел был хорошо виден, колонна остановилась.

Когда Николай с Никитой подошли, отстранив бойцов, которые намеревались образовать вокруг них живой щит, Мать уже тлела, местами. У неё сильно обгорело лицо, спеклись волосы, глубоко почернели и скрючились руки... Для быстрой смерти этого недостаточно. Добивать её не стали. Выставили пост: бойцам приказали стрелять в любого, кто захочет оказать ей помощь.

Ещё только завидев Правителей, наиболее пугливые общинники Матери бросились из своих домов в поле. Тех, кто остались, расстреляли с ходу. Дома и постройки, которые не угрожали пожаром всему Селу, сожгли, предварительно скидав туда трупы.

Николаю доложили, что волонтёр-смертник - член единственной мусульманской общины, которая всегда была тише воды, ниже травы и в смуту отметилась знаком Птицы. Хорош, нечего сказать, союз Креста и Полумесяца! Старший общины сам вышел навстречу Правителям со слезами на глазах и раскрытыми объятиями, но объясниться ему не дали. Вооружённые мужчины во дворе были сметены ураганным огнём, невооружённые общинцы пытались сдаться, но были расстреляны, не взирая на пол и возраст.

Всем чёрнофлажникам приказали немедленно приступить к сборам под наблюдением бойцов и выметаться на все четыре стороны. В том, что ждёт ослушников, сомнения не было.

Жестокость расправы, которую учинили Правители, не удивила. Удивила Мать. Она была очень тяжёлым человеком, но по её добрым делам

она святая. Ругалась, материлась, но помогала, тем, кто к ней обращался. И вот что с ней сделала ненависть! Она боролась ни с Правителями, ни с властью за правду и справедливость, ни с Собирателем и Хранителем, она боролась с Николаем и Никитой, которых люто ненавидела. В последнее время это стало так очевидно, что многие от неё отвернулись.

Мать умирала на пустыре часа два. То ли приходя в сознание, то ли бессознательно она вдруг пыталась ползти, затихала, снова пыталась. Наконец, это прекратилось, и она лежала в странной, на боку, но живой позе. Сельчане, которые пришли с ней простится, потому что похоронить её не позволят, невольно оказались зрителями: не посмотреть шли, а как "посмотреть" получилось.

Обозы чёрнофлажников в дороге ограбят. Те, кто выживут, разбредутся по свету, рассказывая об ужасах правления Антихристов. Но слушатели, так и не смогут взять в толк, что ужасного, чего не делается вокруг, совершили Антихристы?

А в правилах Правителей появился новый принцип, запрещающий религиозную институциональность. Церкви, любые религиозные организации, объединения и собрания, религиозные праздники, религиозные книги, соборы, мечети, храмы, монастыри и так далее - всё попало не только под запрет, но и под уничтожение. Особо досталось Исламу, Христианству, Иудаизму. Объявление себя поборником монотеистической религии означало вынесение себе смертного приговора. Да что, объявление! За нательный крест расстреливали на месте.

Даже закоренелый, заслуженный атеист Иваныч, дрогнул от яростного удара по религии:

– Один умный человек сказал... Не помню дословно. Легко быть безумцем, легко быть еретиком. Легче лёгкого поддаться любому из поветрий, но избежать их - истинный подвиг, от которого захватывает дух.

Николай смотрел вопросительно.

– Ты хочешь убить бога?
– спросил Иваныч.

– Нет.
– ответил Николай.
– Как можно убить то, чего нет? Я хочу убить конкретные религии. Человек сам по себе склочное животное, а религия только распаляют вражду между людьми. Не может быть свободным человек, который верит в непорочно зачатого бога искупителя. Он раб божий, человек подпалочный. Его разум либо безнадёжно извращён, либо он глупец.

– Так, ты хочешь освободить людей из божьего рабства!
– не скрывая иронии, удивился Иваныч.

– Нет.
– усмехнулся Николай.
– До такой степени я ещё не обезумел. Я буду уничтожать рабов этих религий, как поганые сорняки, как инфекцию. У религиозного человека мозг физиологически работает иначе, чем, например, у тебя. Поверь на слово специалисту. Религиозный мозг - сломанный мозг, его невозможно починить. Религиозность - тупик разумности. Поэтому другие разумные расы не считают нас ровней.

– Успокоил.
– почти серьёзно сказал Иваныч.
– Твоё право, твоя власть. Но я не сторонник крайностей. Крайности имеют свойство сходится. Религиозный фанатизм, как и твой фанатизм, как любой фанатизм - это меня одинаково пугает.

– Клин клином вышибают.
– возразил Николай.

– Слушаюсь, командир!
– закончил, опустившийся на уровень прибауток, разговор Иваныч. Он сказал, Николай услышал. Может, задумается, что религиозность - это фундаментально, её никаким клином не вышибешь и не убьёшь. Уничтожение одного всегда рождение другого. Можно только заменить одну религию на другую. Например, на веру в Собирателя и Хранителя. Скорее всего, тем и кончится. Иваныч не стал бы возражать. А он при них как апостол атеистический. Ещё бы знать, что новое начало, а что начало конца?