Зачет по тварезнанию
Шрифт:
То есть ее не станет.
Я принюхалась. На обед была каша. Вкусненькая, сытненькая, ароматненькая кашка. С маслицем, отсюда чую. Утренняя прогулка по лесу и схватка с лютостуженем благоприятно сказываются на аппетите. Я привычно проверила уровень резерва. И чуть не села на пол, с которого только что поднялась. Резерв был не просто полнехонек. Он был залит с верхом. «Верх» составлял процентов пять от общего объема. Ничего себе прибавочка! Причем легко. Бесшумно. Я даже не заметила, как.
Торнсен, то есть Кейрат, тоже говорил, что у него резерв
…Леев сразу понабежит… Всю природу вокруг испоганят. Последнего реликтового лютостуженя затопчут. Не сказать, что мне его прямо так уж жаль. Но ведь потом не докажешь, что он был. Всё открытие громохлёсту под хвост.
Нет, пока, пожалуй, лучше не спешить с объявлениями. Нужно понаблюдать. Замеры поделать. Вдруг это явление временное. А потом, не дай Дайна, обратный эффект пойдет.
Я задумчиво спустилась вниз, постукивая миской по лестнице.
За столом меня никто не ждал. Не в смысле, что там никого не было. Там были все, и они уплетали кашу за обе (четыре) щёки.
— Сальца бы сейчас, — мечтательно пробухтела бабулька с полным ртом.
И хитро на меня покосилась.
— Ох, и то верно, — покивала я, наваливая в миску разваристой каши.
А я что? Я ничего. У нас сало хранит Торнсен. Но им не распоряжается. Я им распоряжаюсь, но у меня его нет. Видите, бабуль: что так, что так — никак не выходит.
— И сыро-очка бы… — поддержала я дурное дело. — Такого же-елтенького, с ды-ырочками…
И бросила короткий обвинительный взгляд на Торнсена.
Тот, зараза, даже не поперхнулся. Кремень мужик!
Только искры и летят, хе-хе. В бане-то.
Мысль о бане была актуальна.
И о Сафониэле.
Особенно в контексте растянутого резерва, искр и бани мысль о Сафониэле была прямо очень в тему.
— Баб Тоя, а скажи, пожалуйста, — я задумалась, как бы потоньше зайти… — А где мы сейчас находимся?
Ну не быть мне дипломатом. И шпионом. Тю, какая потеря!
— Так, в домя мы, — прошамкала старая карга.
— А дом где находится?
— Ты, девонька, с утра головой, штоле, ударилась? — запричитала бабуська. — В лясу, жить, в лясу.
— А лес-то где находится? — не собиралась я сдаваться.
— Так у гор. Как есть, у гор.
— А у каких гор? — прижала я ее наконец.
— У высоких, девонька, высоких.
Ан-нет, не прижала.
— А у гор название-то есть? — и предваряя игры в «вон ту зовут… не помню как, а эту сколько не зови, всё равно не придет», уточнила. — Вообще у этих гор.
— Это ж как выходит, — подозрительно прищурилась старушенция. — Это ты не знаешь, как эти горы называются? Пришла туда, не знаю куда? Ты, случаем, не волейская шпиёнка?
— Да уж шпионы-то, наверное, знают, куда идут, — буркнула я. — Нас телепортом занесло. Должны были отправить в Южные горы, а выбросило непонятно где…
И тут мой мозг дожевал сказанное старушкой ранее. И сделал
— …А часто у вас тут волейцы бывают? — зацепилась я за мысль.
— Так я-то откеле знаю, — сдала на попятную бабулька. — Вы б в деревне спросили.
— А где деревня?
Деревня — это уже что-то. Это люди. Может, даже вменяемые. И, может даже, с магом. И связью.
— Так там, — старушка неопределенно ткнула в сторону двери. — Далеко. За день не дойти.
— Вам или нам? — уточнила я.
— Вам, вам, мне-то шо туда идтить. Шо я там забыла? Так и похоронют меня здесь, — заголосила старая перечница. — И перед смертью даже сальца не поем.
— И сыра, — напомнила я. — Кейрат, ты бабульке всё уже починил?
— Так какое же всё? — вдруг ожила бабулька, будто и не торопилась с салом на погост. — Вон, и тубаретка качаиться. Того и хляди, развалится. И крыльцо еще не правленое.
— Ты помоги бабушке, — дала я ценные указания студенту. — А завтра с утречка и отправимся. Посветлу.
17. Кей. Где-то в пучине вины, сомнений, ревности и страсти у подножий Западных гор
Джелайна уплыла из-за стола, только напоследок хвостом плеснула. Как иглобрюхий жаброног. Я, правда, никогда не был на море. И сам иглобрюхого жабронога не видел. Но читал красочное описание того, как он бьет хвостом по воде. Если коротко, то все утираются.
Мы переглянулись с бабой Тоей.
Старушка была вредная и ехидная, однако незлобливая и понятливая. Она проводила взглядом Джелайну, пока за ней не закрылась дверь. Потом посмотрела на меня, и в ее глазах мелькнуло нечто, напоминавшее сочувствие. Но она промолчала, хвала Дайне.
Может, и «веник» даст на ночь.
Лучше два.
— Ты бы, Кейратушка, немощной бабушке тубареточку бы починил… Все, — ненавязчиво попросила баба Тоя.
Мне-то что, я-то починю. Мне чего не починить. Немощной бабушке. И даже не буду говорить, что когда мы уходили, лестница скрипела, аж уши закладывало. А когда вернулись, она даже звука не издала. Бабулька-то немощная, что ж ее по попусту беспокоить глупыми подозрениями. Оскорбится еще. Или отправится на погост раньше времени, а мне до конца жизни вину тащить. Не, я лучше «тубареточку» починю. Все. И крыльцо поправлю.
Тем более что к Джелайне ближайшие пару часов лучше не подходить. В общем-то, она уже практически свела два и два и сообразила, где мы. А если она припомнит, кто отдавал координаты порталистам и откуда я родом, то меня уже ничто не спасет. Кроме Дайны. Координаты я брал наугад, но тыкал пальцем я во вполне определенной географической области. Нужно было забросить нас туда, где не сразу найдут. И где есть вероятность наткнуться на тварей.
Но такой я не ожидал.
С одной стороны, я был рад, что Джелайна решила идти в деревню за помощью, а не пытаться поймать морозную тварь в одиночку. С нее станется. С Джелайны. И с твари.