Загадаю Тебя
Шрифт:
Если вкратце, к двадцать восьмому декабря числовые коды меня конкретно задолбали. Я решил, наконец, выбраться на морозных воздух и пошляться по Москве. В гордом одиночестве (кто бы мог подумать!).
Бродил по нарядным улицам столицы долго. Сперва на метро доехал до станции Театральная, а уже оттуда пешкадропом отправился дальше осматривать достопримечательности. Гулял до тех пор, пока не замёрз. Домой вернулся только к вечеру, а уже на следующий день неожиданно… слёг.
Высокая температура.
Помню, залил кипятком порошок, который удалось отыскать дома, на полке. Провалялся в кровати, не распечатывая штор.
Спал – просыпался. Снова спал. Наверное, так бы и продолжалось дальше, если бы ко мне с визитом вдруг не нагрянули друзья.
– Ты чё не берёшь трубу? – наезжает Разумовский с ходу.
– Дремал.
– Двое суток?
Мычу что-то нечленораздельное.
– Ещё и изнутри на верхний закрылся. На кой икс?
– Ну и видок… – констатирует Лёха, оценивая моё состояние.
– Здорово, – отзываюсь я хрипло голосом волка из «Ну погоди».
– Реально выглядишь неважно. Бухаешь или заболел? – озадаченно спрашивает Эмиль.
– Второе, – отступаю, пропуская их в квартиру.
– Мы уже че только не передумали.
– В смысле? – вскидываю бровь и чешу затылок.
– Ну мало ли. На связь не выходишь.
– Галдин решил, что ты тут того… из-за неразделённой любви наложил на себя руки, – хмыкнув, сообщает блондин.
Возвожу глаза к потолку и прислоняюсь спиной к стене.
– Какое вообще сегодня число? – беру с тумбочки телефон и осознаю, что совершенно потерял счёт времени.
– Тридцать первое как бы, дружище…
Обалдеть.
– Ясно.
– Так что с трубой?
– На бесшумном.
– Олень, – цокает языком Лёха, проходя на кухню. – Чё тут у тебя? – замолкает, шарясь по полкам и холодильнику. – Ёпта, шаром покати! Ещё и не жрёшь ниче?
Разблокировав экран, на котором всё ещё стоит фотка Оли, обнаруживаю кучу пропущенных вызовов и сообщений в мессенджере. От родителей, пацанов, знакомых.
Ничего из присланного не читаю. Просто выключаю айфон и возвращаю его на место. Всё равно того, что хотел бы увидеть, не увижу.
Расстраиваюсь? Не буду лгать, да. Но как есть…
– Мы тебя звали в Сосновый с нами. Ответа так и не получили, – Эмиль усаживается на пуф и закидывает ногу на ногу.
– Езжайте без меня.
– Тебе совсем херово?
– Да.
Но, помимо того, что чувствую я себя неважно, есть ещё кое-что.
– Мы бы тебя там подлечили. Горячительные напитки, девчонки...
– Тут останусь.
– А может всё-таки…
– Нет, спасибо за приглашение. Нет желания развлекаться, –
– На тебя не похоже. Ещё год назад ты рассуждал по-другому.
– Многое с тех пор изменилось. Если не всё.
– Ну так-то да, – покручивает брелок пальцами. – Остался без невесты, бабла и тачки. Живёшь отдельно от предков, сам горбатишься.
– Я вполне доволен, – говорю искренне.
– Горжусь, чё, – подмигивает, пожёвывая жвачку. – Прога дошита?
– Почти закончил.
Он кивает.
– Дай потрогаю, – передо мной вырастает фигура Галдина. Он протягивает широкую ладонь и кладёт мне её на лоб. – Лучше бы губами.
– Да иди ты, – дёргаюсь в сторону.
– Горишь прям. Пойду, пожалуй, сгоняю в аптеку.
– Да не выдумывай, я уже почти в норме, – шмыгаю носом.
– Ну-ну…
– Богданыч не едет с нами. Типа тут остаётся.
– Без ёлки и праздничного стола? – Лёха хмурится. – У него там в холодильнике банка солёных огурцов и пачка кефира.
– Негусто, – усмехается Эмиль.
– Перестаньте. Лет мне сколько? Это такой же обычный день как и все.
– Не, ни фига… – не соглашается Галдин, обуваясь.
– А у вас перемирие типа? – до меня лишь сейчас доходит тот факт, что они собрались провести праздники вместе.
– Да мы и не ссорились, – пожимает плечом Разумовский.
– Ну-ну, – повторяю тем же тоном, что и Лёха минуту назад.
– Пошли, – Галдин поворачивает щеколду и выходит на лестничную клетку. Блондин встаёт и следует за ним. – Щас купим тебе колёса.
– Не надо, я сам спущусь.
– Ты себя видел?
– Лёх, всё, угомонись.
– Чё?
– Езжайте спокойно, пацаны. Потом созвонимся.
– Ага.
– Я серьёзно.
– Ладно.
– Пока.
Закрываю дверь и плетусь в спальню, чтобы опять залезть под одеяло.
Никуда я не собираюсь, естественно. Абсолютно нет желания пилить в аптеку. Попозже выпью горячего чая и нормально всё будет.
Подминаю под себя подушку. Закрываю глаза. Голова болит, уснуть не получается, и мысли уже по традиции возвращаются к Мироновой.
Интересно, чем она занята сейчас?
В Москве осталась или в Загадаево поехала?
Так хотелось бы её увидеть, хотя бы мельком. Обида ведь прошла, уступив место разъедающей душу тоске.
Вот уж не думал, что можно так скучать по девчонке! Так сильно желать услышать её голос. Коснуться. Обнять. Прижать к груди.
Удивительная штука – любовь. Мы с Мироновой не были близки физически, но она настолько запала в сердце, что вытравить её оттуда кажется теперь почти невозможным.