Загадка о тигрином следе
Шрифт:
По распоряжению генерала новая пассажирка была распределена во второй самолёт к комиссару. Просить начальство изменить приказ Одиссей не решился. Ведь тогда ему пришлось бы рассказать Вильмонту о попытке изнасилования и как-то объяснить, почему он утаил этот факт. Какова будет реакция руководителя экспедиции, предугадать было невозможно. А что если Вильмонт вспомнит о том, что у лётчиков и моряков женщина на борту – к беде и к поножовщине, и дабы избежать новых конфликтов в экипаже отменит своё распоряжение взять её с собой, и бросит в этой глуши на произвол судьбы? От этого человека теперь можно было ожидать всего чего угодно.
Всё
С тяжёлым сердцем Луков шёл к своей машине. Его беспокоила участь доверившейся ему девушки. Он слышал, как за его спиной обмениваются ругательствами и угрозами ненавидящие друг друга комиссар и лётчик из бывших подпоручиков. Бедной девушке предстояло провести ближайший час в настоящей банке с пауками, которая к тому же в любой момент могла рухнуть с высоты тысячи саженей и разбиться вдребезги…
…Полёт продолжался уже около получаса. В безлунном небе ярко светила луна, мерцали синие звёзды, что облегчало лётчику навигацию. Пока всё шло так, как и предсказывал опытный путешественник Вильмонт – после затяжной непогоды наступившее короткое затишье открыло экспедиции путь на Восток. Удивительное дело! Впервые Луков не чувствовал тошноты и мог в полной мере наслаждаться радостью полёта. Похоже, желая покрасоваться перед девушкой фальшивым бесстрашием, Одиссей на долю секунды действительно поверил в свои слова про, якобы, испытываемое им удовольствие от полётов, и эта мимолётная вера что-то изменила внутри него? Как бы там ни было, но вместо привычного страха, тошноты и головокружения Одиссей впервые испытывал чувство свободы, хмельную радость покорителя заоблачной высоты. Он слился с чудесной машиной, ему передалась лёгкость, с которой рукотворная птица легко и плавно скользила в безбрежном пространстве. Под крылом непроглядная темень. Рука даже сквозь толстую перчатку ощущает дрожь металла. Это пульсация жизни исходит от ровно работающего мотора.
Впрочем, длилось это ощущение эйфории недолго. Погода начала портиться, надвигался циклон. Усилился встречный ветер, так что иногда возникало ощущение, что перетружено завывающий двигатель не справляется, и они висят на месте. Откуда-то набежавшие тучи закрыли звёзды, исчезла луна. Одновременно с наступившим мраком пропал из виду всё время до этого державшийся поблизости второй самолёт.
По обшивке фюзеляжа и крыльев мелкой шрапнелью захлестал крупный снег.
Одиссея снова начала колотить нервная дрожь и мутило. Он с надеждой смотрел на сидящего в передней кабине пилота. В слабом свете циферблатов и лампочек вырисовывалось склонённое вперёд тело, неподвижные богатырские плечи, угрюмый затылок. Пока штормовые облака не закрыли небо, пилот перепроверял положение самолёта с помощью секстанта. Теперь немец нагнулся к немногочисленным приборам, полностью положившись на показания не слишком надёжных компаса и гироскопа.
Внезапно самолёт задрожал так сильно, что Лукову показалось, что сейчас хрупкая фанерная конструкция развалится на части. Одиссей вцепился в борта кабины и начал молиться. Их обдало волной снежной пыли, после чего попавший в мощный воздушный поток самолёт вдруг резко провалился вниз. Падение продолжалось всего несколько секунд, но за это время Одиссей успел вспомнить всю свою жизнь и проститься с отцом.
Возле самой земли
По пути самолёт чудом не зацепил внезапно выросший на их пути шпиль ночной колокольни. Лётчик резко дёрнул штурвал вправо. Уходя от столкновения, машина начала опрокидываться на крыло. Губы Одиссея сами собой снова начали шептать слова молитвы. Что их спасло от, казалось, неминуемой гибели – чудесное вмешательство высшей силы или поразительное лётное мастерство немца – Луков так и не понял. Только немец действительно был настоящим асом – в кромешном аду быстро набирающего силу циклона он сумел отыскать крошечный пятачок аэродрома.
Их ждали. Внизу горели костры. Но кто там внизу? Кажется, этот вопрос не давал покоя пилоту. Выйдя на цель, Вендельмут вместо того, чтобы сразу идти на посадку, стал описывать круги над заснеженным полем. Похоже, что интуиция, пресловутое шестое чувство подсказывали лётчику, что внизу опасность. Вряд ли наёмник забыл о том, что кармане его куртки лежит золотой портсигар с наградной гравировкой от самого Троцкого. Впрочем, скорее всего немецкая предусмотрительность уже подсказала Вендельмуту незаметно избавиться от опасной вещицы.
Мешая русские и немецкие слова, немец орал генералу, стараясь перекричать завывающий ветер и гул мотора.
– Нельзя садиться! Внизу беляк, он стрелять нас, шиссен! Цурюк, цурюк, назад! Здесь нельзя! Ферботен! Вы меня понимайт, ферштейн, герр начальник?
На борту самолёта не было радиостанции, чтобы связаться с землёй. Так что садится действительно нужно было, целиком полагаясь на знаменитое русское авось. Немец в такую русскую рулетку играть категорически отказывался. Вся его натура протестовала против этого. Обычно флегматичный невозмутимо-добродушный германец превратился в упрямого истукана. Никакие уговоры и угрозы начальника экспедиции на него не действовали. Вцепившись в штурвал, он продолжал наматывать круги, сжигая драгоценное топливо, и будто не слышал обращённых к нему слов. Только твердил:
– Надо уходить! Цурюк, цурюк, назад!
Внизу на лётном поле появились какие-то люди. По их одежде трудно было понять красные они или белые. Но в руках у некоторых Луков заметил оружие.
Тут появился второй самолёт и Вильмонт энергичными взмахами рук стал показывать его лётчику, чтобы тот немедленно садился. И Одиссей не выдержал:
– Не сметь! – неожиданно даже для самого себя, истерично закричал он на генерала. – Вспомните о чести русского офицера! Там же молодая женщина, если она попадёт в руки озверевших неприятельских казаков, что будет с ней, вы об этом подумали?
– Что вы говорите? – опешил генерал. У него даже челюсть отвисла от изумления. А Луков продолжал кричать на него:
– Я вне политики, но это уже не политика, а мерзость. Прошу вас отказаться от вашего низкого намерения.
– Я вас не понимаю. Вы очевидно надышались выхлопных газов и не отдаёте себе отчёт в том, что говорите.
Пока происходила эта перепалка, пилот второго самолёта принял решение садится. Это было спасением для командирской машины – севший первым сразу определит, кто внизу. Но какой ценой? Вдруг на земле всё-таки враг?