Загадка о тигрином следе
Шрифт:
Наступила мёртвая тишина. «Артистически» «кончив» саботажника Лаптев эффектным движением сценического конферансье повернулся к потрясённым зрителям; с кривой улыбкой сдул вьющийся из дула своего револьвера дымок. Лётчики, затаив дыхание смотрели на злодея. Немного шепелявя, беззубый оратор обратился к ним:
– Я говорю вам… Революционная армия… никогда… Запомните… никогда… не отступает. Поэтому выбирайте… принять геройскую смерть… за торжество царства всеобщей справедливости… Либо… сдохнуть вот так – Лаптев брезгливо пнул ногой тело у своих ног. – Саботажников и трусов ждёт такая же участь. Того же, кто выполнит задание, я награжу орденом Красного знамени.
После этой отвратительной сцены всё с той же ужасающей неотвратимостью разбились ещё два экипажа.
Присутствующее при экзекуции командование авиаотряда
*
Они сидели вчетвером в пустой столовой. Любвеобильный комиссар пригласил за стол пухленькую девицу, у которой почему-то было заплаканное испуганное лицо.
– Моя невеста, – объявил присутствующим комиссар и усадил себе на колени робеющую пышечку. – Прошу любить и жаловать, её зовут…
Комиссар запнулся, пытаясь вспомнить имя барышни.
– Рая Райская я – всхлипнув, представилась девица.
Лаптев «раздобыл» её среди местной обслуги. Девица сидела на коленях жениха притихшая, боящаяся лишний раз шелохнуться, словно кролик рядом с хищником. Она жалобно улыбалась, когда нагнавшее страху на весь аэродром чудовище иногда снисходило до своего «трофея», и что-то шептало ей на ушко.
Настроение у комиссара было преотличное. Он был возбуждён и кажется вполне доволен собой, не смотря на неудачу с организацией бомбардировки мятежников. Его не волновало, что затеянный им неудачливый штурм стоил авиаотряду половины боеспособных самолётов и лучших лётчиков.
Гранит Лаптев заявил, что всё равно продолжит посылать аэропланы в бой, и будет делать это до последней исправной машины, до последнего человека. И переубеждать его в этом было бесполезно…
С большим аппетитом жуя сочную сосиску и жареный картофель, Лаптев прожёвывал рассказ о своих недавних приключениях. И трудно было понять, где в его повествовании правда, а где вымысел. По словам комиссара в пути у него случилась крайне неприятная встреча с двумя колчаковскими аэропланами. Произошёл воздушный бой. Лаптев не преминул похвалиться, что метким огнём из авиационного пулемёта самолично сбил одного «стервятника», и видел, как вражеский аэроплан вошёл в штопор, как у него стало отламываться крыло. Колчаковец рухнул в Волгу, проломив лёд.
Но второй беляк всё-таки крепко зацепил советскую машину. Был прострелен винт, и радиатор двигателя. Вскоре вся вода из радиатора вытекла, и мотор заглох.
Пилоту пришлось срочно планировать на лёд реки, который к счастью оказался достаточно крепким, чтобы выдержать вес аэроплана. Они приземлились рядом с большой полыньёй. В которой плавали обломки сбитого вражеского аэроплана. Но радость лётчиков после удачной посадки была недолгой. Вокруг насколько хватало глаз простиралось безлюдное белое пространство – настоящая снежная пустыня. «Подкрепившись» спиртом из разбитого компаса, захватив с собой пулемёт, барограф и три обоймы патронов лётчики отправились на поиски жилья. Двое суток в страшный мороз авиаторы шли, утопая в снегу и не встречая ни единой живой души. Только на третий день в полной темноте они наткнулись на селение. Местные мужички приняли их очень «радушно», приняв кожаные тужурки лётчиков за комиссарские куртки. У них в начале зимы побывали продотрядовцы, которые вывезли все продуктовые припасы, обрекая семьи селян на голодную смерть. Поэтому мужики страшно лютовали. Лётчика закололи вилами сразу. Комиссара сильно избили, но вроде как убивать передумали. Поостыли. У Лаптева нашли мандат. Посчитав его важной птицей, селяне решали использовать пленника в качестве заложника на тот случай, если пожалует крупный отряд красных.
Но Лаптев в своём рассказе явно мнил себя молодым Цезарем, который, как гласит легенда, по дороге в Грецию, где молодой политик собирался брать уроки красноречия, попал в плен к пиратам. Разбойники рассчитывали получить выкуп за знатного римлянина в 20 талантов, но Цезарь оскорбился дешевизной и сам поднял цену до 50 талантов. Цезарь держался с похитителями дерзко, пообещал, как только получит свободу, изловить их и распять – и исполнил обещание: снарядил судно, догнал и казнил пиратов. Рассказ Лаптева напоминал эту легенду:
– Я им сказал: «не убьёте меня, я вернусь и сожгу ваше осиное
Это заявление страшно разозлило деревенских. Они просто рассвирепели. Пленника раздели догола и отвели на окраину села, поставили у заброшенного амбара, чтобы расстрелять. Но в последний момент неизвестно откуда появился самолёт, который сбросил бомбу. Многих расстрельщиков поубивало. Комиссар, воспользовавшись возникшей суматохой, бросился к заходящему на посадку аэроплану. В спину ему стреляли из обрезов и отобранного у лётчиков пулемёта. Но чудесным образом ни одна пуля не зацепила беглеца. Машина оказалась одноместной. Поэтому Лаптеву пришлось весь полёт стоять на крыле и затыкать пальцем пробитый бензобак. К тому моменту, когда машина снижалась над своим аэродромом, парень уже почти превратился в сосульку, ибо был совершенно голый. Первым делом ему дали выпить стакан спирта, запеленали в несколько толстых одеял. Когда Гранит немного отогрелся, хозяева отвели в баню. Лаптев гордился тем, что после такого испытания он даже не подхватил насморка.
В Симбирске местные чекисты приодели московского товарища, предложив ему выбрать подходящие шмотки из барахла, реквизированного у местных буржуев. Местные коллеги также снабдили Лаптева продуктами для экспедиции.
Немного придя в себя, Гранит вспомнил о своём обещании селянам и добился, чтобы ему дали отряд головорезов-чоновцев*. По его словам, он вернулся и сжёг «кулацкое гнездо», вырезав всех его жителей.
После того, что комиссар только что творил на его глазах, Одиссей был готов поверить в его лютую жестокость. Что же касается других эпизодов услышанного рассказа, то Луков склонен был считать их преувеличением. Но он ошибался, ибо вся жизнь этого молодого авантюриста была наполнена удивительными приключениями. Ужасный характер, пристрастие к самым разным порокам постоянно ставили его на тонкую грань, разделяющую две метафизические стихии – жизнь и смерть. Часто он сам порождал ситуации смертельного риска, словно проверяя свою удачливость. Неприятельский самолёт комиссар действительно сбил. Хотя колчаковский ас совершал повороты, как стрекоза и жалил, словно оса. Но Лаптев его всё-таки срезал на очередном вираже, так что при падении вражеская оса потеряла свои крылышки. Но второй колчаковец сразу же отомстил за товарища, отправив к земле машину красных.
При вынужденной посадке, когда покалеченную машину тащило по речному льду, Гранит по инерции дернулся вперед и гашетка пулемёта, ударила его в правый глаз, едва не выбив его…
Но вот затих вдали гул белогвардейского аэроплана, так же скоро улеглась и радость двоих спасённых – они остались наедине с белым безмолвием, за бортом кабины снега по пояс и полная неизвестность впереди…
Когда мужики убили товарища Лаптева – красного военлёта, ему тоже какой-то мужик сзади рубанул топором по затылку. Но в момент удара Гранит по счастливой случайности повернул голову, и лезвие прошло вскользь. Тем не менее, на затылке у него под волосами можно было нащупать вмятину… Потом, когда его привели расстреливать, сопровождающие – пятеро мужиков – начали между собой договариваться, кому стрелять в паразита. Придя к какому-то соглашению, они отошли от приговорённого метров на 20. В это время появился самолёт. Он появился здесь случайно. Лаптеву, как это часто случалось в его жизни, фантастически повезло. Пилот аэроплана, возвращаясь с задания, немного сбился с курса. Увидев внизу людей с обрезами, лётчик сразу понял, что это мятежники, и сбросил на них бомбу. Двое расстрельщиков были убиты. Остальные стоящие у амбара попадали – кто на колени, кто на живот. Ещё одной удивительной удачей комиссара оказалось то обстоятельство, что сидящий за штурвалом аэроплана авиатор оказался под стать ему – рисковый малый, легко решающийся на авантюры, вроде посадки на неизвестном поле ради спасения неизвестно кого.
Сверкая пятками и голой задницей Лаптев помчался к приземлившемуся аэроплану. Его пилот даже не стал останавливать машину, чтобы подобрать беглеца. Здоровенный детина, он, высунувшись по пояс из кабины, схватил бегущего худенького пацана за плечо и словно котёнка втащил на крыло.
Когда Лаптев прилетел столь необычным образом к своим, тело его покрывала тонкая корка льда, а вместо лица была одна сплошная сине-бордовая гематома – сковородка, чугунная сковорода, а не лицо. Но раны на нём заживали с потрясающей быстротой, как на собаке.