Загадка золотого кинжала (сборник)
Шрифт:
По-видимому, он перестарался. Женщина в испуге отшатнулась, затем поджала губы:
– Бедняга… Знаете что: с такой лихорадкой ступайте-ка лучше домой, лягте в кровать и, ей-богу, хватит вам сегодня больше… ходить по поручениям!
«Ступайте домой, – подумал МакГуайр. – Что за нелепость!».
И действительно, что сейчас был для него дом – для него, борца с преступной властью! Впрочем, он и вправду вдруг вспомнил о доме, в котором родился… и о своей старушке-матери… Подумал о счастливой юности, проведенной в этом доме, о трудном взрослении – и о финале его: том отвратительном, мерзком взрыве, который вот-вот грянет. Интересно, человек успевает ощутить боль, прежде чем его разорвет на куски? А если он успеет отбросить чемодан подальше – быть может, его убьет не насмерть? Но ведь все равно наверняка
…Но я слишком отвлекся и забыл о МакГуайре. Правда, он и сам забыл о себе, погрузившись в созерцание ужасного будущего. Когда ему наконец удалось стряхнуть предвкушение кошмара и вновь вернуться в настоящее (обнаружив себя возле той же церкви), первая его мысль была: сколько минут он еще потерял?! О небо, ведь каждая из этих минут – драгоценность!
Наш друг вновь открыл часы и с ужасом обнаружил, что миновало целых три минуты. Не может быть!!! Провидение не имеет права быть настолько жестоким! МакГуайр поднял взгляд на церковные часы – и содрогнулся, поняв, что недооценил коварство провидения: прошло не три, а четыре минуты. Его часы отставали.
Потом он рассказал мне, что этот миг был тяжелее всего. Только что он имел хотя бы одного друга, верного советника, честно пытавшегося сберечь минуты его жизни. И вдруг выяснилось, что на показания этого друга тоже нельзя положиться…
Так что же, бросить саквояж и бежать, чем бы это ни грозило? Ведь если часы отстали на одну минуту – то можно ли верить механизму адской машины? Вдруг он тоже неточен? И когда в таком случае прогремит взрыв – на ту же минуту раньше? На пять минут? На пятнадцать? Прямо сейчас?
Перед лицом этой новой беды уже не имело смысла подсчитывать, сколько минут назад он ушел с Лестер-сквер, – хотя казалось, что миновали уже не минуты, а годы. МакГуайру, сломленному усталостью, теперь казалось, что он бредет по Лондону многие века, раз за разом умирая и снова воскресая. Городские здания словно бы отступили друг от друга, как скалы ущелья. Люди тоже куда-то исчезли. То есть они были вокруг, но шум городской толпы теперь воспринимался как один из звуков неживой природы, подобный шуму ветра. И даже свистки кэбменов, вынужденных объезжать нашего героя, несколько раз чуть не угодившего под копыта и колеса, доносились, казалось, по меньшей мере из Африки.
МакГуайр каким-то образом отделился сам от себя – и теперь отстраненно, хотя и со щемящей жалостью наблюдал, как слепо идет по городским улицам маленький, преждевременно состарившийся, поглупевший и трагически невезучий человек.
И вот так, наблюдая со стороны, он понял, что не все вокруг было иллюзией: людей и повозок на улице действительно стало меньше. Он приближался к Уиткомб-стрит, гораздо менее фешенебельной, чем только что покинутый им район. Возможно, тут ему удастся оставить свой смертоносный груз без роковых для себя последствий?
От этой мысли МакГуайр буквально воспрянул к жизни. Он торопливо оглянулся по сторонам – но тут же встретился взглядом с каким-то праздным зевакой в жилетке. Зевака задумчиво жевал соломинку, словно у него не было дела интереснее – и пристально следил за МакГуайром. Отважный патриот перешел на другую сторону улицы, остановился, сменил шаг, даже двинулся было в противоположном направлении… Все бесполезно:
Еще одна надежда исчезла. МакГуайр продолжал идти, зевака не спускал с него подозрительного взгляда, а время все утекало, как вода сквозь пальцы: даже если верить часам, оставалось только четырнадцать минут. И вдруг, совершенно внезапно, холод смерти отступил. Наш друг ощутил прилив залихватской бесшабашности. На пару секунд кровь прилила к его глазам – но, моргнув раз-другой, он избавился от этого ощущения. Спокойно и даже радостно МакГуайр шествовал по улице, смеялся, пел, говорил сам с собой… Тем не менее это веселье все-таки оставалось чем-то внешним: в глубине души он ощущал темную пустоту и холод, словно на сердце у него лежал не просто камень, а целое пушечное ядро.
Но это не мешало ему петь:
– Не должен никому, и мнеНикто не задолжал… [50]Теперь на него смотрели уже многие. Но какая, собственно, разница? Что есть он, МакГуайр, что есть его борьба и его жизнь? Что такое жизнь вообще? И много ли, если задаться таким вопросом, стоит даже Эйрин, наш изумрудный Эйрин? [51] Все вдруг сделалось таким мелким, таким далеким… У него оставались минуты – но даже будь это годы, сейчас он отдал бы все их за глоток джина. Так за чем же дело стало? Да здравствует глоток джина!
50
Припев к старинной английской песенке «Веселый мельник с речки Ди»: ее герой, смелый и беззаботный мельник, живет в полной гармонии с миром и самим собой – чем превосходит короля, у которого всегда есть какие-то нерешенные проблемы. Дополнительный градус абсурда возникает из-за того, что «Веселый мельник…» прославляет традиционные ценности доброй старой Англии, поэтому в устах ирландского динамитчика эта песенка звучит примерно так же, как в устах русского народовольца, идущего на теракт, звучал бы гимн «Боже, царя храни».
51
Поэтическое и патриотическое именование Ирландии.
На углу Хэй-стрит МакГуайр залихватским движением подозвал кэбмена. Двухколесный экипаж остановился, наш друг сел в него, положил саквояж в ногах, назвал место на набережной Темзы, где, как он знал, находится подходящий кабачок, – но едва лошадь тронула с места, у МакГуайра появились иные мысли.
Он вновь достал часы и уже не сводил с них взгляда все оставшееся время, долгие пять минут, которые потребовались кэбу, чтобы прибыть на место. Каждый раз, когда экипаж чуть более обычного сотрясался на неровностях брусчатки, сердце МакГуайра замирало. Может быть, ему следовало прервать поездку раньше? Но, с другой стороны, не вызовет ли это подозрений у кэбмена?
И вот наконец парапет набережной. МакГуайр вышел из кэба, оставив сумку внутри. Сердце его уже не замирало от ужаса, но трепетало от восторга. Он спасен! Более того, он даже выполнит свою миссию, пусть и с меньшим успехом, чем должно было получиться на Лестер-сквер! А может, даже не с меньшим: ведь это новая страница в практике динамитного дела – взрыв бомбы прямо в кэбе, едущем по людным улицам…
– Ну так, сэр?.. – поинтересовался кэбмен с высоты козел.
МакГуайр сунул руку в карман, потом в другой. Торопливо зашарил по остальным карманам. И наконец поднял на кэбмена взгляд, отупевший от нового приступа отчаяния.
– Я потерял деньги.
– Паршиво, сэр.
– Честное слово. У меня нет с собой ни пенни. – Он сам изумился тому, как слабо и неубедительно звучит его голос.
– Паршиво, сэр, – повторил кэбмен. И посмотрел сквозь окошко в крыше кузова. – А еще, сэр, вы чемодан забыли.
МакГуайр ощутил, что вновь проваливается в черную, зловещую, погибельную бездну.
– Это не мой, – возразил он.
– Да ну, сэр?
– Честное слово! Этот багаж, наверно, остался от вашего прошлого пассажира. Отвезите его… да, отвезите его в полицейский участок!