Загадочная Коко Шанель
Шрифт:
Она помнила, что чувствовала тогда. Значит, в какой-то мере сознавала, что совершает своего рода взлет. Что мешало ей в присутствии Мизии сказать Дягилеву то, что не много позднее предложила она ему в «Рице»? У меня есть деньги, я хочу вам помочь, сколько вам нужно?
В действительности она устроила себе экзамен: достаточно ли ты уже сильна, чтобы летать на собственных крыльях? Чтобы обойтись без Мизии? Ей было около 40 лет. Она говорила:
«Я вернулась в отель «Риц» и ждала Дягилева. Он пришел. Я сказала себе: если у тебя хватило смелости попросить его прийти, наберись храбрости поговорить с ним. И я осмелилась:
— Я слышала ваш разговор с Мизией. У нее нет денег. Она не может вам помочь. Сколько нужно, чтобы уладить дела в Лондоне и вернуться во Францию?
Он назвал какую-то сумму, совершенно не помню какую. Я тут же дала ему чек. Он, наверное, не мог поверить, что чек действительно обеспечен. И только сказала ему:
— Чтобы Мизиа никогда ничего не узнала!»
Она обманула свою подругу. Не выносила быть кому-нибудь чем бы то ни было обязанной. Как только
«Я уже достаточно поумнела, чтобы понять — Мизиа будет ревновать, потому что не могла сделать то, что сделала я для Дягилева. И настояла:
— Не хочу, чтобы Мизиа знала. Чтобы никто не знал.
— Так начались мои отношения с Дягилевым. Должно быть, он пришел в банк, дрожа от страха.
Никогда мне не написал. Никогда не выдал себя ни одним словом. Я спросила Сержа (Лифаря), что он думал обо мне, ведь я раз пятьдесят помогала ему выпутаться из трудного положения.
— Как он относился ко мне?
— Не понимаю, что ты хочешь узнать, — ответил Серж.
— В конце концов, испытывал ли он дружеские чувства, какое-нибудь расположение ко мне?
— Нисколько, — сказал Серж. — Он боялся тебя.
Какие они любопытные, эти русские! Дягилев боялся меня! Чего боялся? Серж сказал мне:
— Когда ты приходила, мы все подтягивались. При тебе надо было следить за тем, что говоришь, надо было быть очень внимательным.
Со своей стороны я чувствовала себя неловко с этой труппой, на которую наводила страх. Я настаивала:
— Почему все-таки он боялся меня?
— Понимаешь, — объяснил Серж, — он никогда не встречал таких, как ты. Ты давала деньги и ничего не просила взамен. Он не понимал. Это его пугало. Когда мы шли к тебе, он советовал нам быть скромными, чистыми, хорошо одетыми.
— Ах! Когда узнаешь такое, это сбивает спесь. Думаешь, что делаешь что-то хорошее… А я, значит, внушала этому русскому только страх!»
Удивительное признание. Очень часто, слушая монологи Коко, я спрашивал себя: когда она начала говорить? У Мизии в отеле «Мерисс» она не открывала рта. Дягилев говорил с Мизией, как если бы они были одни.
— У меня есть деньги, я могу вам помочь.
Без сомнения — в этом разгадка. Деньги даровали ей способность говорить.
— Страх! Я внушала страх Дягилеву!
Сорок лет спустя она не могла прийти в себя от изумления. Она говорила:
«Нужно было много денег, чтобы поставить «Свадебку», возобновить «Весну священную», все вещи Стравинского [130] , которого я страстно полюбила как музыканта. Толь ко так! Он же испытывал ко мне другую страсть, и это было драмой, потому что я должна была ему сказать, что об этом между нами не может быть и речи. Я очень любила его. Он был удивительный. Мы часто выезжали вместе. Это очень приятно — учиться всему у таких людей, как он. В течение десяти лет я жила с такими людьми» [131] .
130
Стравинский Игорь Федорович (1882–1971) — русский композитор и дирижер. У Дягилева шли его балеты «Петрушка», «Весна священная», «Свадебка», «Пульчинелла», «Аполлон Мусагет» и др. Вспоминая о возобновлении в 20-м году «Весны священной», Стравинский в «Хронике моей жизни» писал: «Мне особенно хочется отметить здесь м-ль Габриэлль Шанель, которая не только великодушно пришла на помощь нашему предприятию, но и своим личным участием способствовала возобновлению постановки; все костюмы были выполнены в ее всемирно известных мастерских».
131
В течение десяти лет я жила с такими людьми. — В 1924 году Шанель сделала костюмы для балета, поставленного Брониславой Нижинской на музыку Д.Мийо «Голубой поезд» по сценарию Кокто с декорациями Лорана и занавесом Пикассо. Кокто, бывший фактически режиссером спектакля, хотел, чтобы костюмы абсолютно соответствовали тем, какие носили в это время на пляжах Довилля, где происходит действие балета. «Более реальные, чем сама реальность», — настаивал он. Моделью для костюма Игрока в гольф послужила фотография наследника английского престола принца Уэлльского. Для Чемпионки тенниса, с ног до головы одетой в белое, — костюм знаменитой французской теннисистки, чемпионки мира Сюзанн Ланглен. Длинные полосатые майки из джерси, с выглядывающими из-под них штанишками, в которые были одеты остальные танцовщики, отличались, как отмечали критики, особым изяществом и очарованием. Костюм Прекрасной купальщицы находится в музее Виктории и Альберта. Второй работой Шанель для дягилевского балета были костюмы к «Аполлону Мусагету», поставленному в 1928 году Д.Баланчиным на музыку И.Стравинского.
Мизиа рассказывала ей о материальных затруднениях Стравинского, который кое-как перебивался где-то в Швейцарии. Она вмешалась:
— Надо что-то сделать, Миза. Нельзя, чтобы он и его семья в чем-то нуждались [132] .
Она говорила:
«Некоторых артистов Русского балета я жалела, других любила. Были и такие, которые мне нравились меньше… Моя склонность вмешиваться во все только затем, чтобы навлекать на себя неприятности… В конечном счете я ничего не получила в ответ. Даже дружеского расположения этих людей. Дягилев боялся меня! Нет, Серж (Лифарь) сказал это не просто так, чтобы что-нибудь
132
Нельзя, чтобы он и его семья в чем-то нуждались. — Около двух лет, в 1920–1921 годах, Стравинский с женой и детьми жил на вилле Шанель «Белль Респиро» в Гарше под Парижем, где закончил свою «Симфонию для духовых инструментов, посвященную памяти Клода Ашиля Дебюсси» и сочинил маленькие детские пьески для сборника «Пять пальцев».
Тем не менее общество этих людей притягивало. Они завораживали ее. Она признавала это [133] :
«Как фамилия этого художника, который постоянно бывал там? Бакст! [134] Он меня очень смешил, старый попугай. Он все добивался написать мой портрет! У этого не было комплексов! Очень веселый, всегда веселый, он любил есть, пить, любил делать декорации. Я их находила божественными. В первый раз увидев «Шехеразаду», пришла в полный восторг. Это было прекрасно! И так хорошо танцевали! Современный балет по сравнению с тем — ерунда».
133
…Она признавала это — Коко говорила Клод Делэ: «Русские очаровывали меня. Все славяне изящные, воспитанные, естественные и даже самые обездоленные из них незаурядны. Русские подобны природе, они никогда не бывают вульгарны». Один из ее любимых писателей — Достоевский, она читала даже его «Дневник писателя». Любимая актриса Людмила Питоева (1895–1931), которую во Франции считали величайшей французской артисткой. О французах, играющих в «Идиоте» Коко сказала: «Они кричат… У русских не так. Они роняют платок, не повышая голоса, и в этом весь трагизм мира». Было время, когда на рю Камбон постоянно звучала русская речь. Великая княгиня Мария Павловна, сестра Димитрия, после развода с наследником шведского престола, в 20-е годы заведовала ателье вышивок Дома Шанель. Ия, дочь художника Н.Н.Ге (будущая леди Эбди) работала для дома Шанель. Князь Кутузов, друг великого князя Димитрия, в течение 15 лет заведовал приемной. Русские светские дамы служили продавщицами или манекенщицами. Их более удачливые соплеменницы заказывали туалеты или просто приходили поболтать.
134
Бакст Лев Самойлович (1866–1924) — русский живописец и театральный художник. Входил в объединение «Мир искусства». Европейскую известность приобрел как один из оформителей Русских сезонов Дягилева.
А Пикассо? [135] Она узнала его через Реверди. Она говорила:
— Я была немного ошеломлена его декорациями к балету Стравинского. Я их не очень поняла. Это было очень ново для меня. Я слегка ужасалась: неужели это действительно прекрасно?
Потом Пикассо меня страстно захватил. Он был злой. Притягивал меня, как удав кролика. Я чувствовала, когда он приходил: что-то сжималось во мне. Он здесь! Еще не видя его, я уже знала, что он в зале. И не ошибалась. Он как-то особенно смотрел на меня… Я дрожала. Они все были очень жестокими, никогда не льстили друг другу. У меня они вызывали восторг. Я восхищалась ими. Все они были очень большими артистами. Никогда не говорили о деньгах.
135
Пикассо Пабло (1881–1973) — живописец, график, театральный художник. Оформил несколько спектаклей у Дягилева. В мае 1921 года в парижском театре «Гэте-Лирик» в рамках Русского балета Дягилев показал спектакль-концерт «Фламенко» в исполнении испанских танцовщиков. Пикассо, делая декорации к этому представлению, жил у Шанель в ее квартире на рю де Фобур-Сент-Оноре, 29, куда он приводил всю шумную компанию танцовщиков и музыкантов, набранных Дягилевым и Стравинским в Севилье. Серж Лифарь вспоминает о приемах, которые устраивала Шанель после премьер в дягилевском балете.
Борис Кохно [136] утверждает, что она дала Дягилеву чек на 200 000 франков золотом. Другие говорили — 50 000. Мне Коко никогда не уточняла цифру, хотя она все время вертелась у нее на языке, по-видимому продолжая волновать своей значительностью. Почему она дала эти деньги? Столько денег?
Деньги…
Она часто говорила о них. Иногда шутя, хотя, казалось, сама до конца этого не осознавала. Она говорила:
«Я встречалась только с богатыми людьми. Некоторые из них были так ординарны, что я предпочла бы обедать с клошаром, чем с ними, скучными до смерти. Я не люблю деньги, а следовательно, не люблю людей за то, что они их имеют. Люди, говорящие только о деньгах, меня утомляют. Вот почему я больше нигде не бываю. Ведь куда можно пригласить такую женщину, как я? К богатым людям».
136
Кохно Борис (1904–1990) — французский деятель балетного театра, критик и сценарист. С 1922 года секретарь Дягилева.