Загадочная Коко Шанель
Шрифт:
«Однажды я сказала аббату Мюнье:
— Господин аббат, сама не знаю, по-прежнему ли я католичка, во всяком случае в церковь уже не хожу.
— Есть люди, созданные для этого, вы не принадлежите к ним, — ответил он.
И завязал было дискуссию.
— Нет, господин аббат, я недостаточно сведуща, чтобы обсуждать такие вещи. Кроме того, не нахожу в этом ничего увлекательного, меня это не интересует.
Когда я произнесла слово «теософия», он сказал:
— В таком случае нам следовало бы…
Я его прервала и переменила тему. На другой день послала ему хороший граммофон со всеми пластинками Вагнера, которого он обожал. (Все время тот же рефлекс: «Мало ли что — на всякий случай».) Надеюсь, он простил мне, что я сказала, что очень скучала на мессах и больше не хожу на них, даже чтобы подавать пример».
Аббат Мюнье успокаивал: ад существует, говорил он, но в нем никого нет.
Говоря о моей последней книге «И сотворил Моисей Бога», которую я успел ей подарить, она упомянула один польский роман, пользовавшийся тогда успехом.
— Почему Моисей? [187] — спрашивала она. — Вы думаете, что эти старые истории
Ее раздражило, что она не увидела моей книги в маленьком книжном магазине «Рица», в то время как польский роман был выставлен там на почетном месте. Она нашла его грязным, отвратительным.
— Где они выискивают эти гадости, о которых осмеливаются писать и которые печатают?
Возвращаясь к Моисею:
— Вы думаете, что ваша книга понравится евреям? Они не будут покупать ее.
187
Моисей (конец XVI — начало XV в. до н. э.) — в библейской мифологии освободитель и законодатель еврейского народа. На горе Синай Бог дал ему скрижали с десятью заповедями. Автор первых пяти книг Библии, так называемого «Пятикнижия».
Ей случалось проявлять яростный антисемитизм, особенно когда речь заходила о шляпных магазинах, которые тогда появлялись как грибы после дождя. Но это был антисемитизм лишь на словах, никогда не подтверждавшийся ни одним поступком, ни одной акцией, да и всем ее поведением. Я тщетно пытался убедить ее, что Моисей, для меня величайший из великих, вновь стал и самым актуальным, потому что следует сделать то, что удалось ему: создать или, если предпочитаете, приспособить Бога к требованиям сегодняшнего дня, чтобы он мог привести к согласию всех людей на земле, защитить их.
— Знаете ли вы историю сотворения мира, как о ней рассказано в Библии? — спросил я Коко.
— Понятия не имею, — призналась она. — Это не интересно: все это сказки для детей.
— Но вы все же знаете, что, сотворив мир в шесть дней, Бог отдохнул на седьмой?
— Вы спрашиваете меня, почему Бог отдыхал на седьмой день?
— Бог не знает усталости.
— Что вы хотите сказать?
— А вот что: Моисей дал своего Бога людям, которые никогда не отдыхали. Это был пророк и революционер. Он обращался к пролетариям тех времен, беднякам, строящим пирамиды, к тем, кого голод привел в Египет в поисках куска хлеба. Как приезжают к нам из стран третьего мира те, кто строят окружную дорогу или подметают улицы. Моисей не освободил еврейский народ от египетского ига. Он поднял рабов на восстание. Еврейский народ тогда еще не существовал.
— Вы надеетесь, что сумеете продать много своих «Моисеев»?
Она предпочитала мою предшествующую книгу, роман «Парижская красавица», может быть, потому, что устами героини иногда говорила она сама. К тому же она не совсем понимала, почему после «Парижской красавицы» я обратился к Моисею.
Я объяснял:
— Чтобы сделать глоток свежего воздуха.
— Вы не умеете зарабатывать деньги, — замечала она.
После Реверди был художник Поль Ириб [188] , который вовлек Коко в создание дорогостоящей и разорительной газеты. У Ириба не было ни малейшей склонности к затворничеству. Он жил на широкую ногу. Отец его, архитектор, объяснял коммунарам, как низвергнуть Вандомскую колонну [189] . Чтобы предостеречь Коко от «безумств» Ириба, друзья говорили:
188
Ириб Поль (1883–1935) — французский художник испанского происхождения. Человек разносторонних способностей и многообразной деятельности. Учился архитектуре в Высшей школе изящных искусств в Париже. С 17 лет сотрудничает как карикатурист в еженедельнике начала века «Л'Ассьетт о берр» («Казенный пирог»). В 1906 году основывает собственную газету «Ле Темуен» («Свидетель»), где под псевдонимом Жим публиковал свои первые рисунки Жан Кокто. Делал декорации и костюмы для кинофильмов, в частности к знаменитым «Десяти заповедям» Сесиля де Милля; создавал эскизы тканей, мебели, ковров, украшений. Получал заказы от Картье и Шанель, задолго до романа с Коко. Изобрел новую технику фотомонтажа и рекламы. Роскошь в любых формах была его главной страстью. Ириб считал, что костюм, драгоценность, прическа, вышивка — любое творение рук ремесленника при условии, что оно соответствует канонам роскоши, служит престижу нации. Этот «жирный, как каплун, баск», который мог быть в XVII веке, как писала о нем Колетт, придворным аббатом, славился своими любовными похождениями. Колетт называла его «демоном». Начало романа с Шанель относится к лету 1933 года. Мизиа Серт уверяла (вряд ли справедливо, если вспомнить Кейпела), что Шанель в первый раз полюбила. Но, по свидетельству очевидцев, охотно позволяла ему властвовать. В 1933 году снова стала выходить газета Ириба «Ле Темуен», которую финансировало акционерное общество «Духи Шанель». В газете были воплощены крайне националистические взгляды Ириба. Коко была изображена им как символ страдающей Франции в образе распятой Марианны во фригийском колпаке (символе свободы) с обнаженной грудью под горстями земли, которой засыпал ее могильщик, в каком не трудно было узнать радикала Даладье. Ее же он изобразил в образе невинной Франции перед судом издевающегося трибунала — Рузвельта, Чемберлена, Гитлера и Муссолини. Всегда равнодушная к политике, Шанель стала проявлять к ней интерес. В ее концепциях будущего, приводящих в смятение своими противоречиями собеседников Коко, постоянно чувствовались отголоски идей Ириба. Когда в 1935 году Ириб добился развода с американкой Мейбл Хоган, Мизиа Серт уверяла, что Шанель и Ириб собираются пожениться. Но летом того же года Ириб упал на теннисном корте в «Ла Поза», потеряв сознание. Он умер в клинике, не придя в себя. По свидетельству окружавших ее людей, Коко страдала безмерно, но, как всегда, молча. Ириб, в сущности, был ее последней любовью. Ей было 52 года. Всем, кто хорошо знал ее, стало ясно, что после смерти Ириба она резко изменилась: ей казалось, что женское счастье стало недостижимой химерой. И это определяет
189
…как низвергнуть Вандомскую колонну. — Ванд омская колонна (авторы проекта архитекторы Денон, Лепер и Гондуэн) воздвигнута в честь наполеоновских побед в 1806–1810 годах. Разбита в 1814, затем восстановлена в 1833–1836 годах. В 1871 году во время Парижской Коммуны снова разрушена (работы по ее сносу производились под руководством художника Гюстава Курбе) и вновь восстановлена в 1874 году.
— Не забывайте, что его отец разрушил колонну.
Ириб умер в «Ла Поза» во время партии в теннис.
Коко любила его, но никогда о нем не говорила.
Он не щадил ее самолюбия.
Замужество. Наверное, она думала о нем. Почти все они уходили. Самая богатая, самая красивая гналась за любовью; это — тема моего романа «Парижская красавица», который нравился Коко. Довольно долго он был ее настольной книгой.
Только Вестминстер дал ей то, что самый обычный, самый заурядный и скромный человек дарит своей жене: счастье в защищенности. С Вестминстером было равновесие, как у обычных людей, не возникало вопроса, кто дает и кто получает. Ни содержательницы, ни содержанки, ни расчета, ни задней мысли — никогда. Естественную простоту любви Коко смогла познать только с самым богатым человеком в мире.
Что касается остальных… Кокто сказал однажды о «женщинах-педерастах», тех, которые берут мужчин, как мужчины берут женщин. Порода, которая все увеличивается.
Молчание оккупации
Так никто толком и не понял, почему в сентябре 1939-го, когда объявили войну, Коко закрыла Дом Шанель. «Я не думала, что кто-нибудь будет заказывать платья», — неуверенно объясняла она. Она прошла через эти черные годы, как и остаток своей жизни, думая только о себе, то есть о Доме Шанель. Один немец снова встретился с ней на рю Камбон. Она никогда не произносила при мне его имени.
В 1939 она занимала пять домов на рю Камбон. Она все закрыла, когда объявили войну. Это было плохо воспринято [190] . Намекали, что она ушла со сцены, потому что Скиапарелли затмила ее [191] . Она говорила:
— Я перестала работать из-за войны. У всех моих кто-нибудь — отец, брат, муж — ушел на войну. Дом Шанель опустел в несколько часов.
Однако у нее работали только женщины.
После ее смерти некоторые газеты давали понять, что она с трудом переносила соглашения 1936 года [192] : социальное законодательство, оплаченные отпуска и т. д. Она предоставила дом отдыха в Мимизане в распоряжение своих работниц.
190
…это было плохо воспринято. — Профсоюз «От Кутюр» пытался убедить ее, что для престижа Франции не следует закрывать Дом. Шанель была непреклонна. Ее поддержал Реверди. В первые месяцы оккупации, приехав в Париж, он сказал писателю Жоржу Эрмену: «Немцы в Париже, а вы можете продолжать писать?».
191
Скиапарелли затмила ее. — Эльза Скиапарелли пользовалась большой известностью между 30-ми и 40-ми годами. Она принесла в моду причудливость и яркость колорита, изгнанную к этому времени строгостью стиля Шанель. Однако летом 1939 года Шанель показала последнюю перед закрытием Дома коллекцию, имевшую большой успех. Длинные платья, напоминающие цыганские, хотя и отличающиеся от них по колориту. Как всегда, у Шанель это было сделано с поразительным тактом и изяществом: несколько синих пятен на белой юбке и красных на белом корсаже — цвета Франции.
192
…с трудом переносила соглашения 1936 года… — На выборах 26 апреля 1936 года во Франции победили левые партии. Глава социалистов Леон Блюм сформировал правительство Народного фронта, которое произвело ряд реформ, в том числе и социальных. После победы Народного фронта в так называемых лучших кварталах Парижа ставни многих шикарных магазинов и особняков были закрыты в ожидании народного взрыва. Двери Дома Шанель оставались открытыми для ее затаившихся в страхе клиенток. Однако в июне работницы ателье на рю Камбон объявили забастовку. Делегация бастующих отправилась в «Риц». Шанель не приняла их. В обычный час, но надев не тот костюм, который надевала для работы и называла «номер два», а парадный, «номер один», и украшения, отправилась на рю Камбон. Там не приняли ее. Шли долгие и упорные переговоры. Требования бастующих были весьма скромны: еженедельное жалование, оплаченные отпуска, контролируемый рабочий день. На это Шанель ответила увольнением трехсот работниц, которые не двинулись с места. Они отвергли и ее предложение передать им Дом при условии, что она останется его директором. Между тем приближалось время предосенней коллекции. Теоретически Шанель должна была понять этих девушек в рабочих халатах, которые целыми днями шили, недоедали, но пели за работой, полные желаний и нетерпения, свойственных их возрасту: когда-то она была такой же, как они. И тем более стойко им противостояла, как противостояла отвергаемой собственной юности. Но в конце концов вынуждена была уступить. Она не могла освободить сцену Скап, как называла она Скиапарелли. Это было ее единственное поражение, которое она не забыла и не простила. Поэтому в том, что во время войны она закрыла свой Дом моделей, некоторые увидели возможность мести, ожидаемой несколько лет.
Она говорила:
— Как можно было предполагать, что найдутся люди, которые будут покупать платья? Я была так глупа, у меня не хватило жизненного опыта, мне казалось это невозможным. Я говорила себе: ты все приведешь в порядок и займешься чем-нибудь другим. Я все умею делать. Только бы не вставать в пять утра! Ну что же, я ошиблась. Некоторые продавали платья всю войну. Это послужит мне уроком. Что бы теперь ни случилось, буду делать свои платья. Верю теперь только в мою работу.
Ее племянник Паллас был мобилизован. Пессимист по натуре, он предвидел разгром.