Заговор францисканцев
Шрифт:
– Покойся в мире, фра Джакоба.
– Брат с женским именем? – удивленно спросил Дзефферино.
– Прекрасная и добрая женщина, брат, но ее историю я расскажу тебе в дороге. Сейчас он думал, успела ли донна Джакома исполнить свое намерение – сделать Амату наследницей.
Амата теперь уже совсем взрослая женщина. Он почти не вспоминал о ней за два прошедших года, но сейчас понял, что должен узнать, как она живет. И задумался, исчез ли он из ее памяти так же, как она из его. И понадеялся, что этого не случилось.
Из противоположного
– Пигменты у меня готовы, Джотто. Скорей, парень. Клади штукатурку. Я хочу сегодня закончить Деву.
Конрад прошел через апсиду, встал у лесов, рассматривая работу художника. Старый ворчун тут же прикрикнул:
– А вы, братья, лучше бы держались подальше. Не отвлекайте моего ученика.
Конрад примерз к месту. Широко распахнул единственный глаз, сомневаясь, не обманывает ли его зрение. Поначалу свет факелов вызвал слезы, и отшельник задумался, всегда ли святые Господа купаются в подобном сиянии. Но понемногу он стал различать цвета фрески: толпы херувимов, окруживших недописанную Мадонну на престоле. На руках ее был, казалось, настоящий, живой младенец – не крошечный римский император, какого Конрад привык видеть на подобных фресках.
По левую руку Мадонны стоял святой Франциск в простой серо-коричневой рясе братства. Темные глаза смотрели куда-то сквозь Конрада, полные губы спокойно сомкнуты. Золотой нимб окружал оттопыренные уши и смуглый лик святого, его жесткую рыжеватую бороду и жидкие брови. Живописец изобразил святого с прижатой к груди рукой, а в другую дал Библию или, может быть, Устав ордена. На руках ярко выступали стигматы. И на босых ступнях Конрад заметил следы гвоздей. Сквозь прореху в одеянии виднелась рана от копья в боку.
Но взгляд отшельника притягивали пустые спокойные глаза святого. Конрад вспомнил, что ко времени, когда серафим отметил его стигматами, Франциск был почти слеп. Жаркая благодарность за уцелевший глаз наполнила грудь Конрада.
– Как красиво, синьор, – пробормотал он, обращаясь к старому живописцу.
– Красота – мое ремесло.
Нотка ехидства в голосе мастера заставила Конрада заподозрить, что старик сравнивает свое творение с лицами братьев. Красотой они с Дзефферино похвалиться не могли. На тонкий взгляд флорентийца оба должны были внушать отвращение. Конрад вдруг застыдился своего лица и надвинул пониже капюшон.
– Идем, брат, – обратился он к спутнику. – Я знаю место, где нас примут и дадут отдохнуть.
Конрад и Дзефферино, скрыв лица под куколями, ждали в большом зале дома Аматы.
Молодой Пио не узнал отшельника, даже когда тот спросил, по-прежнему ли живет здесь Амата. Возможно, его голос
Давным-давно простив своего тюремщика, Конрад до сих пор не задумывался, как встретят Дзефферино в этом доме. Впрочем, Амата видела его лишь однажды, в темной заброшенной часовне, а имя свое он тогда назвал, только исповедуясь Конраду. К тому же шрамы и жизнь в подземелье сильно изменили его лицо. Другое дело – как посмотрит на девушку Дзефферино, если, конечно, узнает в ней виденного на дороге послушника. Конрад предпочел бы не будить спящего пса те несколько дней, которые они здесь проведут.
Услышав шаги Аматы, он склонил голову.
– Мир вам, братья, – начала она. – Вы ищете здесь приюта?
– Да, Аматина, – ответил Конрад. – Для меня и моего спутника.
Молчание стало осязаемым.
– Конрад? – голос у нее дрожал.
– Да. Меня освободили.
– О, Господи. Дай же на тебя взглянуть!
Она потянулась к его куколю, но Конрад удержал ее руку.
– Прошу тебя. Ты напугаешься.
Ее опустившаяся рука сжалась в кулак.
– Что они тобой сделали?
– Не «они», мадонна, – перебил Дзефферино. – Я был его палачом.
– Ты был не более, чем орудием Божьим, – прикрикнул Конрад. – Не обвиняй себя.
– Братья, перестаньте! Довольно, прошу вас, – сказала Амата. – Не мучайте меня. – Ее рука легла на плечо Конрада. – Ты что, собираешься всю жизнь прожить под капюшоном? Вспомни, в этом доме все – твои самые верные друзья. – Она сквозь капюшон погладила его по голове. – Начинай привыкать.
Конрад обернулся к спутнику.
– И ты, Дзефферино. Надо, не то мы можем с тем же успехом вернуться в нашу тюрьму.
Они одновременно откинули куколи. Амата сморгнула слезы, провела кулаком по скуле и отступила назад, переводя взгляд с отшельника на Дзефферино и обратно. К радости Конрада, она ничем не показала, что узнает монаха, пытавшегося проткнуть ее копьем.
Наконец взгляд ее остановился на Конраде, и так пристально, что тот покраснел.
– Конрад, Конрад, – заговорила девушка, – как же я по тебе скучала. И как мне нужно поговорить с тобой именно теперь!
Она словно не замечала перемены в нем. Даже сумела улыбнуться.
– А сейчас я тебя удивлю. Идем!
С помощью Аматы и Дзефферино он взобрался по лестнице. Когда ладонь девушки поддержала его под локоть, отшельник не отстранился. Он начинал ощущать, как не хватало ему эти долгие месяцы таких мимолетных знаков привязанности – и сколько тепла он получил в этом доме два года назад, даже не замечая его.
Осилив последнюю ступеньку, Конрад увидел двух писцов, монаха и мирянина, склонившихся над работой. Оба показались смутно знакомыми, хотя теперь он не вполне доверял своему зрению. Временами все представлялось ему как в тумане, и маленький скрипториум Аматы тоже показался сновидением.