Заговор красного бонапарта
Шрифт:
— Пей, маленькая! Пей, пока пьется!.. Скоро (он посмотрел на часы — браслет), дорогушенька, домой надо ехать…
— Домой? Ах, эти противные часы! — Таня с веселой капризностью сняла часы маршала и сунула их в свой карман. — Не хочу я… Разве ты не можешь еще остаться, Миша?.. Ну, пожалуйста! Ну, мой дорогой, славный, любимый, хороший, золотой, серебряный, бриллиантовый…
Тухачевский даже растерялся перед бурным натиском девичьей нежности, ибо после каждого ласкового слова Таня горячо его целовала.
— Эк, разбушевалась, — притворно отворачиваясь, смеялся
— А ты протелефонируй, что вернешься не скоро.
— Не скоро? — многозначительно посмотрел на девушку маршал. — Ну, а когда… приблизительно?..
— Когда? Когда? — багровый румянец пополз по ее щекам. — А когда хочешь…
— В самом деле? А если я захочу только утром вернуться?
Вместо ответа, Таня прижала свое пылающее лицо к его груди.
— А насчет меня, — невнятно сказала она, — дай «pneu» [39] , что я тоже вернусь… ут… утром. Мне все равно.
— «Все»? — переспросил Тухачевский, отрывая лицо девушки от своей груди и с улыбкой глядя ей в глаза.
— Конечно, все! — твердо ответила Таня. — Я не могу отпустить тебя на борьбу, на риск, на опасность, «так» не… не…
39
«Pneu» — почта-экспресс в Париже.
Она не закончила. Хотя ее щеки пылали, но глаза смотрели ясно и открыто. В них были и любовь, и вера, и светлый порыв. И опять Тухачевский вспомнил сотни глаз других женщин, прошедших мимо него, прошедших совсем иначе. В глазах «тех» женщин он читал совсем иное… Он был до глубины души тронут этим девичьим порывом. Такой дар, идущий от чистого и любящего женского сердца, нельзя было отвергнуть. В этой жертве было что-то, глубоко взволновавшее старого солдата и он еще крепче прижал к себе задрожавшее тело девушки.
— Я… я хочу быть твоей, Миша… Совсем твоей, — шептала она словно в забытье. — А там… Там — что Бог даст. — Девушка опять спрятала свое лицо на груди сурового маршала, в каменном заледеневшем сердце которого эта безоговорочная, безоглядная, бестрепетная девичья любовь вызвала к жизни какой-то благоухающий цветок. И в глубоком волнении, с нежной благодарностью он склонился к трепещущим девичьим губам…
За день до своего отъезда в Москву Таня была внезапно вызвана к крупному парижскому нотариусу. Там, тщательно проверив ее документы, ей выдали запечатанный пакет. Удивленная и растерянная, она попросила у седого нотариуса разрешения тут же вскрыть этот пакет.
— Да, пожалуйста. Я даже прошу вас сделать это здесь же…
В пакете было письмо, написанное знакомым почерком Миши.
«Милая Танюша, — писал он, — меня срочно вызвали в Москву и я, к сожалению, не успел с тобою попрощаться. Но ты не должна сама ехать в Москву! Оставайся в Париже до моего сюда возвращения
Ошеломленная письмом, Таня подняла опечаленные глаза на старика. Тот мягко ей улыбнулся.
— Ну, как милая мадемуазель? Вы согласны с переданным распоряжением?
Таня молча кивнула головой. Не подчиниться Мише у нее не было и мысли. Он лучше знает, как поступить. Ему всегда нужно верить. Но, Боже мой, как тяжело! А она-то думала, через несколько дней, опять так чудесно и уютно посидеть с ним на ступеньках храма Василия Блаженного. Потом поехать куда-нибудь за город и опять целовать его красивые губы и прижиматься к сильной мужской груди…
Нотариус передал ей второй запечатанный пакет. Она разрезала его, увидела там пестрые кредитные билеты и, как во сне, вышла из конторы. События уже подхватили ее на свои быстрые крылья. Мирная счастливая жизнь кончилась… Что-то будет впереди?..
На берлинском вокзале Тухачевского встретили сдержанно, с официальной торжественностью. Поскольку он был здесь проездом, почетного караула не было, но представители штаба и правительства вышли его встретить вместе с членами советской колонии. Среди последних, первым в вагон к маршалу влетел низенький коренастый, на кривых ножках, торгпред Канделяки. Едва поздоровавшись, он поспешно спросил:
— Вы телеграмму товарища Сталина получили?
— Получил, но какое вы имеете к ней отношение?
Заросшее черными курчавыми волосами лицо грека выразило досаду.
— Не в том дело… Но вы знаете, товарищ маршал, что вам рекомендовано в Германии не выступать?
Тухачевскому сделалась противной эта вечная подчиненность грязным махинациям Кремля. Ослушаться было, разумеется, невозможно, но состоять под контролем этого волосатого грека было так унизительно.
— Что мне рекомендовано, — холодно оборвал он торгпреда, — я и сам хорошо знаю. И как мне поступать — также. Вы говорите со мной от имени товарища Сталина?
— Нет, но я…
— Отчет в своих действиях я дам лично товарищу Сталину, — сухо отчеканил Тухачевский, направляясь к выходу из вагона. — И прошу, товарищ, избавить меня от ваших личных указаний…
Выйдя к группе встречавших его немецких чиновников и офицеров, и поздоровавшись с ними, маршал спросил:
— Кто из вас, господа, является представителем министерства иностранных дел?
Вылощенный чиновник с моноклем в глазу изящно склонился.
— К вашим услугам, герр маршал.