Заговор красного бонапарта

Солоневич Борис

— Считаю необходимым довести до вашего сведения, товарищи, что я только что получил от ЦК партии, членом которого являюсь, серьезное и вполне заслуженное партийное взыскание. Дело в том, что мой бывший адъютант, за которого я в свое время ручался, оказался неприятельским шпионом и изобличен агентами НКВД в передаче за границу очень важных документов. За это я сурово наказан Реввоенсоветом и смещен с поста замнаркома обороны…

Едва заметно прозвучала в голосе Тухачевского нотка обреченности. Но этого зал не понял. Искренние слова маршала еще более усилили симпатии зала к нему (в конце концов, разве за всеми, углядишь? Везде шпионы и враги!) и в конце заседания Тухачевский

был неожиданно, как для себя, так и для партийных верхов, избран дополнительно делегатом на предстоящую окружную партконференцию.

* * *

Несмотря на тяжелую трагедию в душе, Тухачевский принялся за свои обязанности с обычной энергией и знанием дела. После приема дел от Дыбенко, он познакомился со всеми высшими командирами своего нового округа и, как бывало всегда и раньше, сразу же приобрел себе много крепких и верных друзей. После «командования» Дыбенко, старого кочегара с революционными заслугами, полуграмотного вообще и, тем более, в военном деле человека, четкость, ясность и ценность указаний и распоряжений Тухачевского сразу привлекли к нему сердца всех начальников. По контрасту с грубостью, резкостью и безграмотностью старого командвойсками, спокойствие, такт и выдержка маршала ошеломили всех высших командиров округа. Они только теперь поняли, что значит, наконец, настоящее командование — твердое, умное, тактичное и компетентное…

Как раз в этот период случился маленький эпизод, очень характерный для методов воспитания армии, которыми пользовался Тухачевский. В один из приволжских полков приехала из глубокой провинции старая крестьянка, хотевшая посетить своего сына-красноармейца. Случайно она увидела его, стоявшим на боевом посту часовым — около пороховых погребов. Естественно, мать кинулась обнимать сына. Тот же взял винтовку на изготовку и после троекратного предупреждения «не подходи», выстрелил и ранил старуху, не понимавшую, почему, собственно, ей нельзя обнять сына. После этого трагикомического случая Тухачевский в приказе поблагодарил солдата за правильное выполнение устава, но — самое интересное — наградил мать крупной денежной наградой и подарками за то, что сумела воспитать в сыне высокое чувство долга.

Этот приказ по, округу еще больше поднял престиж командующего и, — главное, — приобрел ему друзей среди простых солдат, восхищенных таким решением начальника…

* * *

Дыбенко, уже посвященный в планы Кремля, был до приторности любезен с Тухачевским. Он старался ничем не показать, что в жизни маршала назревают трагические события. Мирно шла упаковка и отправка вещей старого командующего в Сибирь, опять закипела обыденная военная работа округа, громадная машина, после перемены начальника, вновь работала полным ходом, на этот раз творческим и свободным. Все командиры, от высших до низших, почувствовали новое веяние в военном творчестве, и подъем инициативы и воодушевления охватил всех. Да и сам маршал, после кабинетной работы, не без удовольствия погрузился в повседневную жизнь командарма, более близкую солдату, чем сиденье в великолепных залах Реввоенсовета…

Скоро из Москвы на имя Тухачевского и Дыбенко пришли вызовы на заседание Реввоенсовета. Было решено, что из Москвы Дыбенко поедет прямо в Новосибирск, не заезжая в Самару. Поэтому «вожди» края и города решили до его отъезда устроить товарищеский вечер — проводы старому командарму. Почти никто не знал, что главный устроитель и режиссер вечера находится в Москве на Лубянской площади и, потирая ротные ручки и сладострастно хихикая, готовит финальную сцену…

* * *

Шел девятый день пребывания Тухачевского

в Куйбышеве. В квартире председателя крайисполкома Полбицына весело шумела подвыпившая компания. Все были со своими женами. Мягкий июльский ветерок доносил в комнату благоухание цветов роскошного сада. Обильные яства загромождали столы. В одном зале звенели мотивы танцев, кое-где группами сидели веселые раскрасневшиеся гости с расстегнутыми жилетами и мундирами.

Официальная часть вечера была уже закончена. Тосты, и здравицы отгремели, и все были «как дома». Внезапно в кабинете хозяина зазвенел телефон. Ругаясь и ворча, Полбицын подошел к аппарату. Его лицо немного прояснилось, когда он услышал, что в крайком вызывают. не его, а секретаря парткомитета Тубрикова.

— Ах, мать их, — с досадой бросил трубку Тубриков. — Что им там приспичило? «Секретное дело»… Сукины дети! Даже отдохнуть и, выпить толком не дадут… Ну и задам же я им там!.. Извините, товарищи, а я мигом слетаю взад-назад…

Быстрая машина унесла его в крайком. Через полчаса опять зазвенел телефон. Оказалось, что срочное дело в крайкоме связано с военными вопросами и Тубриков просит приехать туда на несколько минут Дыбенко.

— Дела «моей компетенции»? — повторил Дыбенко, тоже не скупясь на сочные выражения. — Вот чорт!.. А знаешь, что Михаил Николаевич, обратился он к маршалу самым небрежным и естественным тоном, — поскольку я, собственно, уже передал командование, дело касается скорей тебя… Давай, съездим, брат, вместе. Если понадобится, я дам нужные справки, а ты, как новый командарм, поставишь точку… Идет?

Из «любопытства» и чтобы «проветриться», как он заявил, с ними увязался и Полбицын. Через несколько минут все были перед дверями секретаря крайкома партии. Распахнув дверь, Дыбенко вежливо посторонился, пропуская Тухачевского вперед. Тот, ничего не подозревая, перешагнул порог. Мгновенно за его спиной выросли трое скрывавшихся за дверями сотрудников НКВД в очень больших чинах. Впереди сверкнули наганы двух других, стоявших рядом с Тубриковым.

— Ни одного движения, — зловеще тихо сказал один из чекистов. — Гражданин Тухачевский, вы арестованы. Вот постановление правительства и ордер на арест.

Тухачевский несколько секунд стоял неподвижно, медленно обводя презрительным взглядом ощерившуюся револьверными дулами компанию. Потом спокойно подошел к столу, взял протянутый ему ордер, не читая бросил его на стол, и прежним привычным движением выпрямился. И опять в его гордой бесстрашной осанке почувствовался настоящий маршал, маршал Божией милостию…

В кабинете стояла звенящая тишина. Казалось, что биение взволнованных человеческих сердец слышно, как отзвук отдаленной канонады.

— Т-а-а-а-к… Значит, все кончено! — медленно, значительно и с какой-то тихой грустью промолвил пленный маршал. Но потом опять поднял свою красивую гордую голову.

— Ну, — что ж… Доделывайте свое подленькое дело!..

Глава 13

Конец маршала и других

Тухачевский понимал с полной ясностью, что это действительно — конец, что «курносая гадина» подобралась на этот раз к нему совсем вплотную…

Стены внутренней тюрьмы НКВД почему-то напомнили ему; стены немецких карцеров, куда его так часто бросали после неудачных побегов из плена. Раз он даже попал в карцер за отказ снять офицерские погоны… Но — какая разница! Тогда, несмотря на такие же решетки и запоры, у него впереди было будущее, окрашенное яркими красками уверенной в себе, богатой надеждами, сильной молодости. А теперь? Жизнь отшумела и прошла. Круг ее кончается в одиночестве, трагической неудачей.