Заговор патриотов
Шрифт:
– Не то беда, что водка дорога, а то беда, что шинкарь богатеет, прокомментировал Артист.
Но Мишка не отреагировал на провокационный выпад.
– Так вот, Серега, наш консенсус. Лишнего нам не надо, но и наше отдай. Турки на Осетре получают за ту же работу по шестьсот баксов, а молдаване - по триста. А мы? Это же смеху подобно! Поэтому мы говорим: бригадирам - по сто восемьдесят, остальным - по сто сорок. И с этого месяца.
– И все с этим согласны?
– Все!
– Вообще-то, Серега, если у тебя напряженка, -
– А ты молчи! Не будь штрейкбрехером! Штрейкбрехеры - это позор рабочего класса!
– Да я ничего, - смирился Костик.
– Я как все.
– Не дело вы затеяли, мужики. Ох не дело, - попытался вмешаться в ход обсуждения дед Егор.
– А ты, дед, слова тут не имеешь!
– оборвал его Мишка.
– Ты вообще существуешь у нас на правах социальной благотворительности, так что сиди и сопи в жилетку. Твое слово, Серега! Если тебе нужно время для размышления, мы не торопим. Дело серьезное, требует продумывания.
– Я уже все продумал. Посидите, сейчас приду.
Я прошел во вторую половину дома, спустился в подвал и достал из тайника пятитысячную пачку баксов. Купюры были по пятьдесят долларов, двадцаток и десяток не было, но вступать в мелочные расчеты с представителями моего трудового коллектива у меня не было никакого желания. Поэтому, вернувшись в гостиную, я выдал Мишке, Костику, Артему и Борисычу по двести баксов, деду Егору - сто пятьдесят, пересчитал доллары на рубли и заставил всех расписаться в ведомости. Оставшиеся баксы отдал вместе с ведомостью Костику Васину, чтобы он завтра утром заплатил остальным работягам.
Когда процедура была закончена, Мишка Чванов повеселел.
– Молоток, Серега!
– заявил он.
– Мы так и знали: поймешь. Потому как свой. Чем занимаемся завтра?
– перешел он на деловой тон.
– Не знаю, - ответил я.
– Лично я завтра уезжаю в Эстонию. А чем будешь заниматься ты - понятия не имею.
– Погоди! В какую такую Эстонию?
– озадачился Мишка.
– В независимую республику Эстонию. Прибалтика. Столица - Таллин. Бывший Ревель.
– Зачем?
– Да вот Артист пригласил. Он там будет сниматься в фильме "Битва на Векше". В роли второго плана. Хоть посмотрю, как снимают кино. Заодно и проветримся. Послушаем орган в Домском соборе, осмотрим достопримечательности. Должны же быть в жизни какие-то развлечения, правильно? А пока меня не будет, дед Егор поживет в доме, присмотрит, собак будет кормить. Поживешь, дед?
– Отчего ж нет? Конечно, Серега, - закивал старый плотник.
– Не беспокойся, за всем пригляжу.
– Вот и прекрасно, - сказал я.
– Погоди, погоди!
– заволновался Мишка.
– Ладно, ты в Эстонию. А мужикам куда выходить? На пилораму, в столярку, на лесосеку?
– В столярку - нет, - возразил я.
– Ее я запру и обес-точу. Они могут, конечно, идти и на лесосеку, и на пилораму.
– Ты хочешь сказать...
Я одобрительно похлопал его по плечу:
– Молоток, Мишка! Быстро соображаешь. Именно это я и хочу сказать. С завтрашнего утра ИЧП "Затопино" прекращает свое существование.
– Совсем?
– глупо переспросил Мишка.
– Может быть, и совсем.
– Погоди, Серега! А мы что будем делать?
– Ну и вопросы ты задаешь! У тебя же баня недостроена. Достраивай. А остальные... Ну, не знаю. Можно попроситься в бригаду к туркам. Шестьсот баксов - хорошие деньги. Или к молдаванам. Триста - тоже неплохо. А можно на свинокомплекс устроиться. Да что я к вам со своими советами лезу? Взрослые мужики, сами с усами.
В гостиной повисла тишина. Эдакий коктейль из недоумения и растерянности. Потом Костик Васин поднялся из-за стола и обратился к Мишке:
– Я не штрейкбрехер. Я баран. И мы все бараны. А ты - козел!
– Он повернулся ко мне: - Извини, Серега. Ты, конечно, имеешь право сделать, как решил. Но, может, все-таки передумаешь?
– Может быть, - сказал я.
– Но не завтра.
Члены делегации покинули мой дом в полном молчании. Артист поднялся с дивана, постоял у окна, глядя, как растворяются в метельных сумерках их фигуры, и озадаченно покачал головой:
– Неслабо ты их приложил! Они же теперь запьют.
– Не раньше чем через три года, - ответил я.
– Они все подшитые.
– В самом деле? А, да, ты говорил. Слушай, но это же хохма. Что будут делать тридцать непьющих мужиков в деревне, где нет никакой работы? Мы будем следить за ходом этого необычного эксперимента. Оставайтесь с нами.
– Кончай, - попросил я.
– Все это совсем не смешно.
– Пожалуй, - согласился Артист.
– Один мой приятель из диссидентов как-то рассказал. Когда начинаешь бороться за права человека, сначала ненавидишь власть, которая попирает эти права. Потом начинаешь презирать и ненавидеть тех, кто безропотно позволяет попирать их права. И в конце концов начинаешь ненавидеть себя за то, что пытаешься облагодетельствовать тех, кто тебя об этом не просил и даже спасибо не скажет. По-моему, ты сейчас приближаешься к третьей стадии.
– Я к ней не приближаюсь, - возразил я.
– Я в ней уже по уши.
– Тем более самое время сменить обстановку, - за-ключил Артист.
– Знаешь, как говорил известный русский ученый Пржевальский? "А еще я люблю жизнь за то, что в ней есть возможность путешествовать". Вот мы и будем путешествовать.
Утром мы вымыли и до блеска надраили "мазератти", дабы прибыть в Европу в приличном виде, потом заехали за Мухой и рванули по Ленинградскому шоссе, чтобы оказаться, как это с нами случалось уже не раз, в самом неподходящем месте в самый неподходящий момент.