Заговор по-венециански
Шрифт:
— Ладно, народ, даю вам еще десять минут, — говорит Вито, возвращаясь за стол. — Том, вы о сатанистах вроде бы говорили? Что нашли в доме?
Собираясь с мыслями, Том щелкает суставами пальцев. Сколько раз церковный домовладелец выговаривал ему за эту привычку!
— Мера Тэль — разрисованная девица, якобы личный секретарь Марио — говорит, будто в доме у них сатанисты практиковали свои обряды. Я ей верю, потому что комната, куда я вошел, явно использовалась для черной мессы.
— Как это можно доказать? — перебивает
— Она так сказала.
— Слова Тэль ровным счетом ничего не значат. Как вы сами это докажете?
— Плинтуса в той комнате залиты черным воском.
Вито смеется.
— Да ну, бросьте, Том! Присутствие антихриста одними фестонами черного воска не докажешь. Тысячи людей покупают крашеные свечи, и черные в том числе. Нам требуется научно обоснованное, черт его задери, доказательство.
— Наука не может объяснить все, — резко отвечает Том.
— Что, правда? — переспрашивает Вито, и на этот раз в его голосе звучит неподдельная усталость. — Полагаю, ставить надо на религию?
Вито поднимает трубку телефона.
— Вот бы вызвать к аппарату Бога. Того доброго старичка, который вообще не должен был допустить преступлений. Того, который не вмешался, когда убивали Монику и Антонио. Того, который заставляет меня сидеть здесь с вами, пока моя жена-калека сходит с ума, гадая, где я!
Вито сам не верит, что произнес эти слова. Особенно последнее предложение. Должно быть, усталость и стресс давят чересчур сильно. Вито опускает голову на руки и принимается массировать виски. И он прекрасно слышит тишину, вызванную его собственной речью.
Первым заговаривает Том:
— Майор, я отлично понимаю, почему вы гневаетесь, почему желаете видеть факты. И еще понимаю, почему так обращаетесь к Богу. Однако пусть наши факты и не обоснованы научно, они тем не менее точны, как результат ДНК-теста. Во-первых, — загибает он пальцы, — тело Моники Видич пронзили ножом шестьсот шестьдесят шесть раз. Число знаковое и понятное. Во-вторых, ее тело убийца перевозил по каналу на гондоле; и кто бы обратил на нее внимание среди сотен других гондол? В-третьих, сатанисты осквернили церковь Спасения, а Мера Тэль признала, что в коммуне присутствуют дьяволопоклонники.
— Совпадения, — парирует изможденный Вито.
— Для начала неплохо бы отыскать и допросить сатанистов, — предлагает Рокко.
— Неплохо бы, — говорит Вито. — Но не раньше, чем будут результаты экспертизы. — Он обращается к Тому: — Заканчивайте доклад.
Том смотрит на Валентину. Хоть бы не расстроить ее тем, что сейчас будет сказано.
— И наконец, Антонио Паваротти погиб, расследуя дело о наркоторговле на острове Марио. Почему? Должно быть, близко подошел к тому, что творится в особняке, а там — как мы знаем — хозяйничают сатанисты.
Вито смотрит в пустоту перед собой (в манере Джорджа Буша, как любит сам говорить). С виду напоминает невежественного болвана, однако
— У меня друг в библиотеке Ватикана сейчас ищет информацию касательно этрусских…
— Не надо! — поднимает ладонь Вито. — Никаких этрусков. Хотя бы сегодня.
Том сдается. Понятно, что Вито крайне устал.
Поездив взад-вперед на кресле, майор говорит:
— Сегодня остров Марио под наблюдением. Работают камеры дальнего и ближнего обзора. Стоит кому-нибудь на острове хотя бы сплюнуть в лагуну, мы человека берем на заметку, а плевок — на анализ. Завтра трясем с экспертов отчеты по всем направлениям. — Он обращается к Рокко, Валентине и Тому: — Затем снова собираемся здесь и слушаем рассказ об этрусках. Вы, Том, сможете удовлетворить свое любопытство, отыскав сатанистов и выяснив: может, это коммерсанты, которые просто устроили себе костюмированный праздник, или же настоящие дьяволопоклонники. Пока же — всем спать.
Capitolo XLV
Гетто-Нуово, Венеция 1777 год
В глазах Эрманно блестит отраженное пламя свечей, пока он разглаживает эскиз на столе, за которым трудились еще деды и прадеды.
— Монах, говоришь? Простой монах отдал тебе этот рисунок?
Эфран снимает новенький зеленый камзол, богато расшитый золотыми завитками, и вешает его на спинку стула, который старше самого Эфрана.
— Монах из ордена бенедиктинцев. В черной робе и с выражением чистейшей невинности на лице. Он с острова Сан-Джорджио.
Друг Эфрана проводит пальцами по рисунку, словно так надеясь раскрыть его тайну.
— Эта вещь восхитительна. Думаешь, она — собственность монаха? Или он украл ее и желает продать?
Эфран пожимает костлявыми плечами.
— Монах говорит, вещица принадлежит ему, но кто знает. Важно одно: она, должно быть, стоит немало и есть шанс завладеть ею.
С листа бумаги на столе на друзей смотрит искаженное болью лицо нетсвиса, посаженного на кол.
— А надо ли нам владеть этой вещью? — спрашивает Эрманно. — Бывает, на греческие или египетские сокровища наложено проклятие. Их порой выносят из гробниц, и принадлежат такие вещи мертвым в посмертии. Укради одну подобную вещицу, и тебе на хвост сядет армия демонов или духов.
— Я верю в дух изысканного вина. Что до жизни после смерти, то многие из нас и на земле-то толком не живут.
Эфран продолжает рассуждать, однако Эрманно уже не слушает его. Он углубился в изучение надписей.
— Этрусский. Письмена на табличке, похоже, на этрусском.
— Доримская эпоха?
— Да. Табличку отлили задолго до римской эпохи. Веков за восемь, если не девять до рождения Христа. Правда, надписи не так стары. Они моложе самого артефакта.
Эфран потирает ладони.