Заговор по-венециански
Шрифт:
А еще Том думает о другой женщине.
О Мере Тэль, отвязном личном секретаре миллиардера.
К тому времени как он возвращается в номер, Валентина уже спит. Том накрывает ее одеялом, берет сотовый и снова выходит из номера.
У балаболки Меры Тэль имеется татуировка в виде слезинки в уголке левого глаза. Точно такую Том видел больше десяти лет назад у одного смертника в тюрьме Сан-Квентин.
Два месяца проработал Том в этом узилище. Выслушивал исповеди заблудших душ, увязших в лимбе апелляционных процессов и ожидающих отмены казни до самого
Татуировка-слезинка была у одного молодого смертника. Жестокого, но необыкновенно харизматичного.
Звали его Ларс Бэйл.
Очень талантливый и полный страсти художник. Однажды за нарушение какого-то мелкого тюремного правила охрана перевернула его камеру и конфисковала все работы и художественные принадлежности. Бэйл отомстил: собственными фекалиями написал на стене камеры портрет начальника тюрьмы.
Всего Том приходил в камеру к Бэйлу раз двадцать. Правила запрещали спрашивать о преступлениях заключенных, однако о похождениях Бэйла Том знал. Охранник описывал его как нового Чарли Мэнсона. [40] Говорил, Бэйл — конченый псих; когда-то заправлял сектой, похитил группу туристов из тематического парка и убил. В прессе тот случай окрестили «Убийства в Диснейленде».
40
Мэнсон Чарльз (р. 1934), американский преступник, лидер хипстерской коммуны «Семья», члены которой совершили ряд жестоких убийств.
Прикончив жертвы, преступники размазали их кровь по алтарям лос-анджелесских церквей.
Глава 48
Тюрьма Сан-Квентин, Калифорния
Начальник Герри Макфол уже собирается покинуть рабочий пост и отправиться на вечернюю партию в гольф, как тут ему сообщают: на международной линии — некий Том Шэман.
Улыбнувшись, начальник велит соединить. Том Шэман, как же, как же! Напористый молодой священник. И побоксировать не дурак. Макфол во время одного из визитов даже позволил ему спарринг с одним проверенным заключенным. На кулаках Том оказался силен.
— Начальник Макфол слушает.
— Начальник, простите за беспокойство. Это отец Том Шэман… бывший отец Том. Не знаю, может, вы помните меня…
— Ну конечно, я вас помню. Вы тот левша, чей хук ведет сам Господь Бог. Чем могу помочь, Том?
— У вас еще содержится заключенный по имени Ларс Бэйл?
Макфолу даже проверять не надо.
— Да. К счастью, ему недолго осталось. Подписали его приговор.
Тому всегда было тяжело узнавать о вынесении смертного приговора, и потому обыденный тон начальника тюрьмы на секунду обескураживает.
— Том, вы еще на связи? Слышите меня? Алло, Том?
— Да, здесь, я слышу вас. — Том усилием воли заставляет себя думать о деле. — Бэйл по-прежнему рисует?
Проверив время по наручным
— Рисует ли? Как одержимый! Работ на целую галерею хватит. Он и на казнь с кистью в руке отправится.
— Телефонные разговоры ему дозволены? Можно меня соединить с ним?
— Это еще зачем? — подозрительно интересуется Макфол. — Его апелляцию отклонили.
Как бы объяснить поточнее? Не скажешь ведь, что неким образом нашлась связь между убийствами в Лос-Анджелесе десятилетней давности и свежими преступлениями в Венеции. И что в обоих случаях оттенок убийств — сатанинский.
— Начальник, я сейчас в Венеции и помогаю карабинерам распутать одно дело. Думаю, разговор с Бэйлом облегчит задачу.
Макфол снова смотрит на часы. Если организовать разговор сегодня, прямо сейчас, то прости-прощай игра в гольф.
— Завтра, Том. Перезвоните завтра в шесть пополудни — по вашему времени, — и я посмотрю, что можно сделать.
— Спасибо, — говорит Том и уже хочет повесить трубку, но тут его мозг пронзает одна мысль. — Простите, начальник. Вы сказали, что уже назначена дата казни Бэйла.
— Так и есть.
— Когда его казнят? Сколько осталось?
Макфол невольно усмехается.
— Уж не знаю, намеренно ли подогнали дату канцелярские крысы, но казнить этого сатанинского сукина сына мы будем в шесть утра шестого июня. Шесть — шесть — шесть. Надеюсь, Бэйл оценит иронию.
Capitolo XLVI
Канал Рио-Тера-Сан-Вио, Венеция
1778 год
Танина сидит в роскошных апартаментах у подруги, поигрывает золотистым вином в сине-зеленом бокале, который изготовлен в форме тюльпана из венецианского стекла. Как хочется тоже быть независимой, чтобы в семейных сундуках никогда не кончались богатства, ведь они так облегчают жизнь!
О, не то чтобы Танина завидует Лидии Фрателли и желает хотя бы лиру из ее состояния.
Огненно-рыжая Лидия для Танины как старшая сестра, которой нет, ближайший друг, с которым можно делиться всем сокровенным. И вот сегодня Лидия узнаёт все до мельчайших подробностей об отношениях между Таниной и Эрманно.
— Право же, он превратился в неслыханного сплетника! На прошлой неделе рассказал мерзкие — и, я уверена, лживые — вещи о синьоре Гатуссо.
Подруга нетерпеливо подается вперед. Ее глаза горят с предвкушением.
— Что за вещи? Давно я не слышала остреньких сплетен.
— Ничего смешного. Эрманно обвинил синьора Гатуссо — безосновательно, смею добавить — в связях с куртизанками.
Лидия смеется.
Танина, впрочем, поводов для смеха не видит.
— У Эрманно манеры как у торговки рыбой. И за этого человека я собиралась замуж. Ну нет. — В негодовании она делает глоток вина.
Лидия вновь смеется.
— Дорогуша, Эрманно настоящий ангел. Тебе с ним очень повезло. Прости ему те пылкие речи, как ребенку прощают оговорку.