Заговор в начале эры
Шрифт:
– Кажется, Цетег не сумел вбить тебе в голову некоторые истины, – презрительно сказала Семпрония, – убирайся из моего дома, ты мне надоел.
Как и всякая развратная женщина, она была чуть истерична и, едва произнеся эти слова, стремительно развернулась и вышла из атрия.
Через несколько мгновений один из рабов Семпронии вынес вещи Вибия. Рассерженный юноша накинул на себя сагнум [127] и стремительным шагом вышел из дома.
Холодный предрассветный январский воздух несколько отрезвил Вибия. У ворот уже фыркали лошади, груженные тяжелыми
127
Сагнум – короткий дорожный плащ.
Юноша быстро прошел в атрий. Семпронии там не было.
– Позови хозяйку, – почти попросил Вибий у одной из рабынь.
Та покорно кивнула головой.
Ждать пришлось долго. Наконец, вышла Семпрония, уже одетая в широкую дорожную паллу. Сверху была накинута темная пенула, [128] украшенная вышивкой. Женщина молча прошла по атрию, не пытаясь заговорить. Она выжидательно молчала.
Первым не выдержал Вибий.
– Во имя богов, – судорожно произнес он, выдавливая слова, – куда ты собралась, Семпрония?
128
Пенула – короткий плащ из войлока.
Женщина молчала.
– Я прошу тебя ответить, – почти взмолился Вибий.
Семпрония презрительно покачала головой:
– Ты ничего не поймешь.
– Почему? Я хочу знать, зачем ты покидаешь Рим?
– Ты не поймешь, – снова повторила женщина.
– Но почему ты мне ничего не рассказывала?
– Мне не о чем было говорить. Я все решила для себя лишь сегодня ночью. Ведь ты меня знаешь, Вибий.
– Куда ты уезжаешь? – почти умоляюще спросил Вибий.
– В лагерь Манлия, – коротко ответила женщина.
Это известие поразило Вибия, и он покачнулся, словно молнии Юпитера ударили у его ног.
– Катилина… – шепотом произнес он, – ты отправляешься к нему?
Женщина разозлилась.
– Да! – закричала она. – К нему. Это не твое дело, Вибий.
Каждая ночь, проведенная с Вибием, вызывала в ее памяти мучительные видения вождя заговорщиков. Образ Катилины стоял перед глазами. И сегодня ночью, когда утомленный Вибий, наконец, уснул, она твердо решила отправиться утром в лагерь Манлия.
За несколько ночных часов Семпрония смогла собрать необходимые вещи, чтобы успеть покинуть город утром наступающего дня.
Ошеломленный Вибий понял все. Он вспомнил взгляды Семпронии, обращенные к Катилине.
– Ты его любишь? – почти утвердительно произнес он.
Женщина приняла вызов.
– Да, – коротко ответила она, – и я отправлюсь прямо сейчас.
– Нет, во имя великих богов, я не пущу тебя! – закричал Вибий.
– Только не надо мне угрожать, – усмехнулась Семпрония, – ты ведь знаешь, я не из трусливых.
– Клянусь Фортуной, ты безумна.
– Не менее тебя, Вибий, – гневно ответила женщина, – и не пытайся меня остановить.
Несчастный влюбленный понял,
– Я еду с тобой, – сказал он после мучительной внутренней борьбы.
– Что? – удивилась женщина, подходя совсем близко. – Что ты сказал?
– Я еду с тобой, – твердо ответил Вибий.
Теперь настала очередь изумиться Семпронии. Она колебалась несколько мгновений.
– Хорошо, – согласилась она, не выдавая обуревавших ее чувств. – Мы отправимся вместе. Ты смелый человек, Вибий, – добавила женщина, усмехнувшись, – может быть, в будущем… – Семпрония не договорила и быстро пошла к выходу.
Вибий, постояв немного, поспешил следом.
Ранним утром город покинула группа всадников, среди которых были Семпрония и Вибий.
Через два дня из города, наконец, выступили когорты Гая Антония. Полководец оставлял город в отвратительном настроении. Более всего на свете он желал не участвовать в этом походе, но такова была воля сената римского, и он вынужден был подчиниться.
Рядом с ним был легат Марк Петрей, командовавший первым легионом. Чувствуя состояние консуляра, он деликатно молчал. Петрей хорошо знал полководческие способности Антония и не сомневался, что в решающий момент сумеет взять командование на себя. Собственно, это и предусматривал секретный план Цицерона в случае неудачного начала военных действий против заговорщиков.
Еще один легат – тридцатилетний Гай Требоний возглавлял второй легион консульской армии. Его слишком деятельное участие в столь шумной реабилитации Цезаря не укрылось от глаз оптиматов, и он был почти единогласно утвержден на должность легата второго легиона.
Третий легион возглавлял префект Аврелий Антистий, лично попросивший об этой услуге отцов-сенаторов. Узнав от своего брата о поспешном бегстве Вибия с «блудницей» Семпронией к заговорщикам, Антистий пришел в ярость. Для ветерана римской армии подобный поступок был не просто бесчестием, а чудовищной изменой тому делу, за которое всю жизнь сражался сам Антистий. Моральное падение Вибия, по глубокому убеждению префекта, завершилось этим роковым для юноши бегством. Едва получив сообщение, Антистий немедленно отправился к консулу Мурене и попросил включить его в состав действующей против катилинариев армии. Мурена, воевавший вместе с Антистием в Азии и высоко ценивший его за отвагу и честность, сразу дал согласие, а Гай Антоний был несказанно рад получить в свою армию такого прославленного ветерана.
Антистий, сдав дела своему помощнику, присоединился к армии и выступил во главе первых двух когорт третьего легиона. Остальные когорты должны были присоединиться к армии на марше. Конницей командовал Квинт Фабий. Пятидесятилетний ветеран римских армий принимал участие еще в битвах при Херсонесе и Орхомене. Был центурионом и трибуном легионов Суллы в Греции, Азии, Италии. Вместе с Лукуллом, уже будучи легатом, воевал против Митридата. Имеющий одиннадцать ранений, Фабий отправился на войну, получив и двенадцатую, самую тяжелую, рану. Сын его рано умершей сестры, Тит Фабий, примкнув к движению катилинариев, бежал в армию мятежников. Фабий, происходивший из древнего и славного рода, не мог простить подобной измены племяннику, запятнавшему свой род, и поклялся в храме Юпитера Капитолийского собственноручно покарать отступника.