Заговоры и покушения
Шрифт:
Взволнованный голос, запинаясь, сообщил:
— Товарищ президент, в Вальпараисе мятеж. Морская пехота заняла порт, в городе объявлено осадное положение.
Альенде посмотрел на часы. Было ровно 6.20.
— Тревога, — коротко бросил он вошедшему в кабинет Карлосу, другу и телохранителю. — Срочно выезжаем во дворец.
Через несколько минут четыре машины, в которых разместились 23 человека личной президентской охраны, вооруженные автоматическими винтовками, двумя пулеметами и тремя базуками, мчались вдоль набережной пеки Мапочо к центру, во дворец «Ла Монеда».
Легкий щелчок, и из автомобильного приемника раздается нервный голос диктора:
— Внимание!
Президент республики, — хрипел динамик, — должен немедленно передать свои высокие полномочия Чилийским Вооруженным Силам и корпусу карабинеров, которые решили развернуть борьбу за освобождение отечества от марксистского ига…
Прослушав до конца передачу, Альенде сжал кулаки.
— Аугусто, запиши мое обращение к чилийскому народу, — обернулся он к своему помощнику по связи с прессой.
— Я заявляю, — медленно начал Альенде, — что не уйду со своего поста и своей жизнью готов защищать власть, данную мне народом.
В это момент машина остановилась у главных ворот дворца. Альенде быстро вышел из нее и направился в рабочий кабинет.
— Приготовьтесь к обороне дворца, — приказал он Карлосу. — Аугусто, свяжись с директором радиостанции «Порталес»…
— Чилийцы, — четко говорит Альенде в телефонную трубку, зная, что его голос идет прямо в эфир. — Наверное, это моя последняя возможность обратиться к вам. И пусть мои слова будут укором, моральной карой тем, кто нарушил свою солдатскую клятву, — командующим родами войск…
Перед лицом этой измены мне остается сказать одно — я не сдамся! На этом перекрестке истории я готов заплатить жизнью за верность своему народу. И я убежден, что семена, которые мы заронили в сознание тысяч и тысяч чилийцев, уже нельзя будет уничтожить…
Я верю в Чили, я верю в судьбу моей страны. Другие люди переживут этот мрачный и горький час, когда к власти рвется предательство. Знайте же, что недалек тот день, когда снова откроется широкая дорога, по которой пройдет свободный человек, чтобы строить лучшую жизнь.
Да здравствует Чили! Да здравствует чилийский народ! Да здравствуют трудящиеся! Таковы мои последние слова…
Закончив диктовать обращение, Альенде подходит к окну и видит первые бронетранспортеры и танки, идущие к дворцу. Хроника действий президента теперь измеряется минутами и секундами. Через несколько дней премьер-министр революционного правительства Кубы Фидель Кастро расскажет всему миру со слов очевидца о последних часах жизни Сальвадора Альенде…
В 8.15 представитель фашистской хунты обратился к президенту с предложением о сдаче, уходе со своего поста и о предоставлении ему самолета, на котором он мог бы покинуть страну вместе с родственниками и сотрудниками. Президент отверг это предложение, сказав, что «генералы-предатели не знают, что такое человек чести. Я с предателями в сделки не вступаю».
Примерно в 9.15 начался обстрел президентского дворца. Пехотные подразделения, общей численностью около двухсот человек, пошли в наступление по улицам, прилегающим к площади Конституции, открыв стрельбу по дворцу. Число охраняющих «Ла Монеду» не превышало 40 человек. Альенде приказал отвечать на огонь, и сам лично принимал участие в этой перестрелке. Пехота отступила, неся многочисленные потери.
Тогда фашисты ввели в бой танки. Один танк двигался по улице Монеда, другие — по улицам Те-атинос, Аламеда, Моранде. Несколько танков появились на площади Конституции. Выстрелом из базуки один танк был уничтожен. Другие открыли
10.25. В зале Тоэска президент собрал всех, кто находится во дворце. Твердым и спокойным голосом он говорит присутствующим, что через несколько минут начнется штурм дворца. «Никакая революция, — заканчивает он, — не может победить, если ее руководитель не способен встретить опасность в трудный момент и бороться до конца. Это справедливо. Но справедливо и то, что бессмысленные жертвы абсолютно ничем не могут помочь делу революции. Наоборот, они вредят ей. Я приказываю всем, кто не имеет прямого отношения к охране дворца, покинуть его, пока это еще можно сделать. Что касается охраны, то я предоставляю ей полную свободу действий. Я остаюсь здесь. Это мой долг. Я не уйду из «Ла Монеды». Если нужно, я погибну здесь… >
В 11.45 президент собрал всех своих дочерей и всех женщин, находившихся во дворце (всего 9 человек), и приказал им покинуть «Ла Монеду», поскольку считал, что они могут погибнуть. Он попросил у нападающих трехминутную передышку для их эвакуации, но фашисты ответили отказом. В этот момент войска, чтобы дать возможность самолетам атаковать «Ла Монеду», приостановили штурм. Это позволило женщинам покинуть дворец.
В 12.00 послышался рев самолетов, раздались взрывы ракет. Однако только к двум часам дня нападающим удалось прорваться в одно из помещений второго этажа. Альенде с несколькими товарищами забаррикадировался в Красном зале. В тот момент, когда он отстреливался от рвавшихся туда фашистов, пуля угодила ему в живот. Альенде оперся на стул и продолжал стрелять, пока вторая пуля, Попавшая в грудь, не сразила его. Уже мертвого его буквально изрешетили автоматной очередью. Увидев, что президент убит, его личная охрана бросилась в контратаку и заставила фашистов отступить. Затем товарищи перенесли тело Альенде в кабинет президента, усадили в президентское кресло, надели президентскую ленту и обернули чилийским флагом.
Лишь к четырем часам дня пожар, продолжавшийся в течение нескольких часов, подавил последние очаги сопротивления.
(Волков В. Ночь над Чили // Вокруг света. 1974. № 1)
МИСАК ДОКАЗАЛ АМИНУ СВОЮ ПРЕДАННОСТЬ
«Великий вождь» афганского народа — как назвал Тараки его верный слуга Амин — в начале сентября 1979 года отправился в Гавану на очередную сессию глав государств и правительств неприсоеди-нившихся стран. Он собирался взять с собой своего «самого верного друга и помощника» Амина. Однако Амин на Кубу не полетел.
За несколько недель до поездки Тараки Амин организовал «заговор американского империализма», чтобы расправиться с группой неугодных ему халькистов — сторонников Тараки. Первыми жертвами должны были стать три старых члена ЦК НДПА: Абдул Керим Мисак, Шараи Джоузджани и Дастагир Панджшири.
По Амину, у них было много грехов: накануне апрельской революции 1978 года они блокировались с членами бывшей фракции НДПА «Парчам», выступавшей против назначения Амина руководителем военной организации партии и членом ее Политбюро, к тому же еще со времен основания партии критиковали Амина за его амбициозность и стремление к власти. Информация о возможном аресте тройки, полученная представителями внешней разведки КГБ от одного из родственников Панджшири, впервые заставила советских представителей в Кабуле задуматься: не слишком ли далеко зашел Амин? Не может же он не знать, что все трое — Мисак, Джоузджани и Панджшири — искренние друзья Советского Союза и преданные делу НДПА люди?