Заговоры: Опыт исследования происхождения и развития заговорных формул

Познанский Николай Федорович

,Kannst kommen und kannst gehen

Drei Schl"osser um mich gehen,Das eine ist Gott der Vater,Das andre der Sohn,Das dritte ist der heilige Geist,Die besch"utzen mein Gut und Blut… 8 )!

243

Ключъ также встрчается въ нмецкихъ оберегахъ отъ волковъ. Въ одномъ св. Мартинъ велитъ пастуху взять небесный ключъ (hymel sl"ussel) и запереть волкамъ пасть, вору руки и т. д.¹). Въ другомъ съ подобной просьбой обращаются къ Симону²). Въ третьемъ оберег является Петръ съ небеснымъ ключемъ³). Въ четвертомъ разсказывается, какъ самъ Христосъ запираетъ пасть волкамъ и собакамъ, а ключъ отдаетъ Петру⁴), и т. д. Трудно ршить, что способствовало такому широкому распространенію формулы „ключа и замка“ въ русскихъ заговорахъ, какое наблюдается въ настоящее время. Съ одной стороны, самое употребленіе замка, какъ я сказалъ выше, не могло ограничиваться одними только пастушьими оберегами, оно естественно распространялось

и на другіе случаи, гд надо было оградить, запереть. Таковы, напр., свадебные обереги. При нихъ иногда заговоръ читаютъ на замокъ, замыкаютъ его и везутъ съ собою⁵). Также ходятъ съ замкомъ въ судъ на недруги⁶). При оспяной эпидеміи вшаютъ замокъ на скобку двери въ домахъ, гд еще болзнь не появилась⁷). За замкомъ естественно могла слдовать и формула. Другимъ факторомъ могло служить то, что формула близко соприкасается съ мотивомъ „желзнаго тына“, который также употребляется въ пастушьихъ оберегахъ, но выходитъ далеко и за его предлы. Почти ни одного оберега не обходится безъ „тына желзнаго“, а онъ очень часто замыкается „ключами и замками булатными“. Наконецъ, формула легко могла слиться съ выраженіемъ, которымъ иногда оканчивается заговоръ: „Слово мое крпко“. Фраза эта чаще всего заканчиваетъ заговоры, содержащіе угрозу злому существу, и означаетъ, что угроза непремнно будетъ исполнена, если болзнь

244

не покинетъ человка. Таковымъ мн представляется происхожденіе и распространеніе формулы „ключа и замка“. Приведу еще одно миологическое толкованіе ея. Оно здсь будетъ умстно, во-первыхъ, потому, что касается отношеній между явленіями, только что нами затронутыми (формулы, реальнаго ключа и замка, чудесной щуки), и, во-вторыхъ, даетъ объясненіе „желзнаго тына“, разсмотрніе котораго теперь на очереди. Вотъ что пишетъ Ефименко: „Выраженія, которыми заканчивается большая часть заклинаній — „будьте мои слова замкомъ замкнуты, ключемъ заперты (№ 19), будьте мои слова крпки и ёмни, какъ ключи подземные (6); будьте мои слова тверды и крпки на вки не рушимы: ключъ въ воду, а замокъ въ руки (5)“, — почти не имютъ для насъ смысла сами по себ и показываютъ, что заклинанія, хранившіяся въ устахъ народа, сильно пострадали и сократились: здсь память народная измнила себ. Поэтому для миологіи очень важны письменные заговоры, сохранившіеся въ большей полнот и могущіе служить поясненіемъ первыхъ. Вышеприведенныя выраженія суть сокращенія нижеслдующаго. Заклинатель обращается къ Господу или св. угоднику и проситъ ихъ поставить около него или около скота „желзный тынъ“ отъ неба и до земли со всхъ четырехъ сторонъ и окружить его огненною ркою для предохраненія ихъ отъ нечистаго духа, болзней, дикихъ зврей и пр., потомъ проситъ замкнуть этотъ тынъ и положить ключи на престолъ Божій или опустить въ воду для того, чтобы ихъ поглотила божественная золотая щука, живущая въ жилищ свтлыхъ божествъ. Затмъ слдуетъ заклинательная формула: какъ нельзя достать ключей съ престола господня или отъ щуки, такъ бы не нападали на заклинателя и его скотъ скорби, болзни, нечистая сила, злые люди и зври (III, IV, V). Этимъ объясняется обычай замыкать замокъ при заклинаніяхъ и бросать ключъ въ воду.

Желзный тынъ знаменуетъ собою небо, которое, по представленію язычниковъ, имло видъ крышки, покрывающей землю, крышка эта сдлана изъ желза и опускается въ море окіанъ, окружающій землю (огненная рка). Небо, по народнымъ преданіямъ, иметъ ворота, которыя ежедневно отпираетъ утренняя заря для прозда бога-солнца,

245

а вечеромъ запираетъ ихъ на замокъ вечерняя звзда, живущая въ жилищ свтлыхъ божествъ. Отсюда выражаніе „будьте мои слова замкомъ замкнуты, ключемъ заперты“ или „будьте тверды, какъ ключи подземные“, означаетъ желаніе, чтобы слова заклинателя были такъ сильны и тверды, какъ замкнутое на замокъ небо“¹).

Не говоря уже о томъ, что, если „тынъ желзный“ — небо, нелпо было бы просить знахарю обнести его небомъ „отъ земли до неба“, когда онъ и безъ того подъ небомъ; подобное толкованіе совершенно произвольно и не иметъ подъ собой никакой почвы. Я не берусь ршительно отвтить на вопросъ, что такое „тынъ желзный“, потому что имю въ рукахъ очень мало данныхъ; но все-таки есть основаніе предполагать, что и здсь подъ формулой скрывается нчто реальное, теперь совершенно забытое, но нкогда ее породившее. Прежде всего обратимъ вниманіе на то, что формула эта чаще всего встрчается въ различныхъ оберегахъ. Такъ это и должно быть по прямому ея смыслу. Встрчается она между прочимъ и въ пастушьемъ оберег Майкова. Описывая обрядъ оберега, я упомянулъ и предписаніе „топоръ волочить и около скота посолонь обойтить“. Это правило часто исполняется при обход скота. Что оно значитъ? Острыя желзныя орудія разсматриваются, какъ предохранительныя средства противъ вліянія злыхъ духовъ и чародевъ. Втыкаютъ въ дверь какой-нибудь острый инструментъ, чтобы колдунъ не могъ войти²). Кладутъ на порогъ вникъ и топоръ; вникъ и вилы. Проводятъ скотину черезъ вникъ и топоръ, чтобы ее не коснулись никакія чары³). Чтобы ребенка не испортили, кладутъ ему въ колыбель ключъ и ножъ⁴). Проводятъ скотину черезъ яйцо, топоръ и ключъ, покрытые дерномъ⁵). У черемисовъ новобрачная, по приход къ мужу, втыкаетъ въ первую встртившуюся загородку иглу и говоритъ:Que toute sorcellerie et tous malefices restent

246

ici! Прежде чмъ войти въ домъ, глава церемоніи втыкаетъ иглу въ дверь, говоря:Que les m'echants sorciers ne puissent entrer ici; qu’ils trouvent cette barri`ere de fer<sup>1</sup>)! Послдняя фраза разъясняетъ значеніе подобныхъ пріемовъ, Вс они, очевидно, направлены къ тому, чтобы заградить путь враждебнымъ существамъ. Пусть наткнутся на желзную загородку („тынъ желзный“, barri`ere de fer)! Употребленіе острыхъ орудій въ качеств предохранительныхъ средствъ противъ злыхъ существъ хорошо извстно и русскимъ знахарямъ. Такъ, противъ домового подъ голову новорожденному кладутъ прочищенный ножъ²). Во время холеры кладутъ ножи по ту и другую сторону пороговъ или подъ первую ступень крыльца³). Чтобы мертвецъ не могъ влзть въ окна, втыкаютъ въ нихъ изломанныя иглы⁴).

Невст закладываютъ въ подолъ и рукава платья иголки, а когда посл внца она възжаетъ въ ворота къ мужу, эти иглы вынимаютъ, переламываютъ на двое и бросаютъ на об стороны: это для того, чтобы вдьма не перекинулась черезъ иглы⁵). Это все способы поставить „булатный тынъ“ противъ враговъ. Но примитивный человкъ не ограничивается тмъ, что помщаетъ спасительное орудіе въ одномъ какомъ-нибудь мст; этого часто въ его глазахъ бываетъ мало. Онъ хочетъ оградиться со всхъ сторонъ. Изъ этой потребности и возникли магическіе круги. Ихъ знаютъ вс народы. Знала древняя Индія, широко практиковалъ классическій міръ, гд они играли роль не только въ частной, но и въ общественной жизни; знаетъ и современная Европа. У насъ обряды опахиванія и обходовъ селъ восходятъ къ тмъ же магическимъ кругамъ. Магическій кругъ часто (а первоначально, вроятно, всегда) обводится чмъ-нибудь такимъ, что само по себ обладаетъ предохранительной силой. Въ Индіи, напр., проводили

247

его священными углями, взятыми съ алтаря. Римляне чертили мечомъ вокругъ ребенка кругъ по земл или въ воздух¹). У насъ больного очерчиваютъ ножомъ²). Но особенно распространено очерчиваніе магическихъ круговъ острымъ инструментомъ вокругъ скота. Въ памятник XVII вка говорится: „и около скота волхвуютъ и съ каменіемъ и желзомъ и сковородою и сыконами спускаютъ скоты своя“³), Въ сборник заговоровъ того же вка находимъ и описаніе этихъ волхвованій съ „желзомъ“. „Ходи около. Взяв секиру, с четырех стран заскаті по землі и говор: Ставлю аз р. б. (и) около сего стада…. каменную стну, булатен тын…“⁴) …„взят рогатіна, которая въ звре бывала, да котороі скот на лто пущат, кругом 3-ж очерті, а сам по вонную сторону двора ході, а говор: пусть тын желзноі круг моего скота, колко в отпуске…“⁵). Обходя вокругъ хлва подъ Егорьевъ день, тянутъ по земл топоръ и говорятъ: „Пусть около моего скоту желзноі тын стан от земли до небеси от зверя и от волку“⁶). Обходятъ съ топоромъ и пропускаютъ скотъ черезъ ворота, около которыхъ поставленъ топоръ, остріемъ къ дорог⁷).

Подобное волхвованіе съ желзомъ сохранилось и до нашего времени. Напримръ, въ Воронежской губ. кругомъ скота проводятъ по земл острымъ концомъ топора и потомъ топоръ перебрасываютъ черезъ скотъ крестообразно⁸). Несомннно, перебрасываніе топора иметъ цлью покрыть скотъ „булатной крышей“, какъ очерчиваніе — оградить „булатнымъ тыномъ“¹). Такимъ образомъ, въ магическихъ обрядахъ находится, какъ будто, прочная основа для формулы „желзнаго тына“.

248

Въ латышскихъ заговорахъ находится не мене наглядный матеріалъ, показывающій, какъ на почв употребленія острыхъ орудій въ качеств предохранительныхъ средствъ противъ вдьмъ и завистниковъ могла развиться формула желзнаго тына. Латыши очень широко въ этихъ цляхъ пользуются острыми орудіями. Ножъ, коса, топоръ, иголка — все пускается въ дло. Чтобы избавиться отъ кошмара, нужно вечеромъ навязать на больного косу остріемъ вверхъ. На другое утро на больномъ будетъ кровь: кошмаръ порзался¹). Чтобы еще врне оградиться отъ нечисти, очерчиваютъ вокругъ себя ножомъ кругъ и кладутъ ножъ съ собою²). Вдьмы отнимаютъ у коровъ молоко. Мы уже видли, что острые желзные инструменты употребляются съ цлью защитить скотъ отъ злого вліянія. Тождественные пріемы практикуются у самыхъ разнообразныхъ народовъ. Острый инструментъ втыкаютъ въ дверь, кладутъ на порогъ и т. д. Знаютъ это, конечно, и латыши. И вотъ какой заговоръ у нихъ развивается на этой почв: „Лети рагана (вдьма) по воздуху хоть поперекъ, а въ мой дворъ не попадешь! Мой дворъ окованъ желзомъ, изъ косъ сдланы стропила, а иголками крыты крыши, косами изрзаны, иголками натыканы“³). Конечно, такой образъ могъ развиться прямо подъ вліяніемъ обычая втыкать косы и иголки въ стропила, стны, крышу двора. Только обрядъ получилъ въ заговор гиперболическое выраженіе. Въ данномъ случа связь формулы и обряда вполн ясна. Но дальше, особенно, когда формула отрывается отъ обряда, связь эта можетъ окончательно затемниться. Образъ, родившійся на почв обряда, оторвавшись отъ него, будетъ длаться все фантастичнй и фантастичнй. Иголки и косы могутъ уже совсмъ забыться. Такъ, напр., одинъ латышскій заговоръ просто говоритъ: „Стальное покрывало надъ моими коровушками…“⁴). Выраженія въ род — „стальное покрывало надъ моими коровушками“, „мой дворъ окованъ

249

желзомъ“ — очень близко подходятъ къ русской формул желзнаго тына. — Обыкновенно самая формула „желзнаго тына“ оказывается вставленной въ какой-нибудь пространный текстъ. Но это результатъ позднйшей ея исторіи. Первоначально она была вполн самостоятельна и очень кратка. У Майкова есть такая запись:

Рано утромъ въ среду на страстной недл дти съ коровьими колоколами бгаютъ около деревни, приговаривая:

„Около двора желзный тынъ“¹)!

Звонъ колокольчиковъ, очевидно, долженъ подтверждать существованіе желзнаго тына, который и создавало самое обнесеніе колокольчиковъ вокругъ двора. Едва ли не на той же вр въ магическую силу колокольчиковъ покоится и обычай подвязыванія колокольчиковъ въ свадебныхъ поздахъ. За это предположеніе говоритъ и то обстоятельство, что формула „тына желзнаго“ постоянно встрчается въ свадебныхъ оберегахъ. Дйствительно, какъ сейчасъ увидимъ, для возведенія „желзнаго тына“ не обязательно требуются острыя орудія. Достаточно, чтобы они были металлическими. Лужицкіе сербы по цлому селенію, отъ двора ко двору, носили палку, имвшую рукоятку въ вид руки, держащей желзный обручъ. Думали, что эта палка охраняетъ стадо отъ волковъ²). Такимъ образомъ, возможно объяснить возникновеніе формулы „тына желзнаго“ на почв обереговъ скота. Но она является непремннымъ мотивомъ почти во всхъ оберегахъ и человка. И здсь, какъ кажется, имла тоже реальную почву. Выше я отмчалъ обведеніе человка мечомъ и ножомъ и употребленіе иголокъ. Тексты латышскихъ заговоровъ заставляютъ предполагать употребленіе какихъ-то металлическихъ предметовъ, какъ талисмановъ. Можетъ быть, это были простые куски стали или желза. Въ одномъ оберег говорится: „Три куска стали для моего ребенка…“³). Отправляясь въ судъ, латышъ говоритъ: „Желзо вокругъ меня, сталь на моемъ