Заговоры: Опыт исследования происхождения и развития заговорных формул

Познанский Николай Федорович

250

сердц, серебро на моей голов…“¹). Вроятне всего, раньше онъ и на самомъ дл имлъ при себ какіе-нибудь металлическіе предметы. Указаніе на употребленіе въ оберег желза сохранилось въ сборник XVII в. Тамъ заговоръ „отъ деревъ“ предписывается читать, „стоя на желз да на камені, а в руках держат желзо да камен“. Въ самомъ заговор высказывается пожеланіе: „И ребра моі былі бы мдные и кості булатные, a тло б мое было каменное“²). Аналогичный заговоръ находимъ и у латышей: „Я родился желзнымъ ребенкомъ отъ стальной матушки; я надлъ желзную свитку, стальную шубку…“³). Сборникъ XVII вка рекомендуетъ, читая заговоръ

противъ недруга, становиться на незыблемый камень и обводить вокругъ себя кругъ топоромъ, къ которому подвязано огниво⁴). Чтобы оградить отъ злого вліянія ребенка, безушей иголкой обводятъ вокругъ подушки, на которой спитъ ребенокъ, 3 раза и оставляютъ ее гд-нибудь въ подушк. При этомъ читаютъ заговоръ: „Горожу огороду кругомъ этого р. б. младенца (имя) отъ земли и до неба, обкладну, булатну, желзну, каменну, чтобы не брали прицы, призоры, людскіе оговоры, люди посторонны и отцовы-материны худыя думы. Во имя Отца… Аминь“⁵).

Едва ли подлежитъ сомннію, что ношеніе на себ колецъ, цпей и т. п. является не чмъ инымъ, какъ стремленіемъ создать вокругъ себя „желзный тынъ“. Для успха въ краж надваютъ на себя кольцо, снятое съ покойника⁶). Если съ невсты во время свадьбы снять кольцо, то тмъ самымъ ее можно испортить⁷). Ношеніе женщинами цпей вокругъ шеи распространено на Кавказ⁸). Подъ этимъ обычаемъ, несомннно, кроется вра въ спасительную

251

силу цпей. Героиня поэмы Джонсона о св. Георгіи — Сабра сохраняетъ свою двственность при помощи золотой цпи, обверченной вокругъ шеи¹). Однако иногда повязываютъ вокругъ шеи предметы и не металлическіе, но все же почему-то обладаюшіе той же магической репутаціей. Въ Воронежской губ., провожая жениха съ невстой въ храмъ, перепоясываютъ ихь по брюху сточкой, снятой съ рыбачьихъ вентерей: къ перепоясаннымъ такъ колдунъ никогда не прикоснется²). У пермяковъ женихъ передъ внцомъ опоясывается по голому тлу лыкомъ, въ убжденіи, что лыко защищаетъ отъ колдуновъ³). Интересно съ этими фактами сопоставить французское названіе беременной женщины — femme enceinte, что буквально значитъ „огражденная женщина“. Вроятно, и французы знали обрядъ опоясыванія, и, можетъ быть, беременныя женщины у нихъ носили вокругъ тла цпи, какъ это иногда длаютъ женщины въ Сибири⁴). Но русское знахарство практиковало, очевидно, и другіе способы созданія тына вокругъ человка. Въ человческихъ оберегахъ самая простая формула тына почти всегда уже оказывается сросшейся съ мотивомъ „ключа и замка“.

„У меня раба Божія (имя рекъ) есть тынъ желзный. Замкнусь и запрусь двнадцатью замками и ключами, вкъ по вку, и отъ нын и до вка“⁵).

Возможно, что смшеніе этихъ двухъ мотивовъ пошло отъ смшенія породившихъ ихъ обрядовъ. Запираніе замка при человческомъ оберег мы уже видли. A выраженіе „у меня… есть тынъ желзный“ (а не вокругъ меня), заставляетъ предполагать, что дйствительно у человка былъ какой-то тынъ желзный. Вотъ мы и посмотримъ теперь, не даютъ ли тексты заговоровъ какихъ-нибудь указаній на характеръ этого тына. Въ одномъ оберег отъ притокъ и призоровъ говорится:

252

„И взойду я рабъ Божій (имя рекъ) на Сіонскую гору, и стану я рабъ Божій (и. р.) на желзномъ току подъ мднымъ потолкомъ…“¹).

На Сіонскую гору можно и не подыматься. Молитва отъ нечистой силы просто говоритъ:

„Огородзи яго, Господзи, каменною сцяною и накрый яго, Господзи, горячую ско’родою, подмосьци яму, Господзи, зялзную доскою. Тоды яго вдзьма-чародзйница имець, якъ каменную сцяну илбомъ пробъець, горячую ско’роду языкомъ пролижець, зялзную доску ногою проломиць²).

Здсь уже намъ встрчаются предметы не столь не обыкновенные, какъ токъ желзный, потолокъ мдный; дло идетъ о боле простыхъ вещахъ: вмсто тока — только доска желзная, вмсто потолка — сковорода. Пойдемъ дале — не найдемъ ли еще какихъ указаній.

„И становлюсь я рабъ Божій (и. р.) въ горшокъ и въ котелъ желзный,

отыкаюсь кругомъ себя раба Божія (и. р.), въ тридесять тыновъ желзныхъ, и замыкаюсь въ тридесять замковъ желзныхъ отъ своихъ супостатовъ…“³).

Оказывается, что и безъ желзной доски можно обойтись. Достаточно просто стать въ котелъ желзный. Дале -

„Становлюся я раба божія и заговарююся и замовляюся отъ чаровника. Становлюся на мдзянымъ тазу, закрываюся золотымъ тазомъ, обгорадживаюся зялзнымъ тыномъ, замыкаюся тридзевяць замками“ и т. д.⁴).

Вотъ свидтельства текстовъ; вс они указываютъ въ одномъ направленіи. Человкъ, вроятно, становился на сковороду, въ котелъ, тазъ и накрывался тазомъ, сковородою и т. п., изображая такимъ образомъ вокругъ себя тынъ желзный и потолокъ желзный и совершенно не думая ни о какихъ зоряхъ и небесахъ. Употребленіе въ свадебныхъ оберегахъ сковороды — явленіе довольно распространенное.

253

„Клтникъ (оборонитель свадьбы) становитъ жениха и невсту на сковороду и перевязываетъ ихъ чмъ-то три раза“¹). Женихъ становится на сковороду, положенную на колно матери²). Свекровь кидаетъ невст подъ ноги сковороду³). Употребляется сковорода и при скотьемъ оберег. Выгоняя первый разъ скотъ, кладутъ въ воротахъ запертый замокъ безъ ключа и наверхъ сковороду, покрываютъ навозомъ, и черезъ это хозяинъ выгоняетъ скотъ⁴). Что касается прикрыванія человка сковородою, то на это сохранились лишь косвенныя указанія. Въ одной сказк у Аанасьева разсказывается, какь герой, ночевавшій три ночи надъ умершей и встававшей по ночамъ вдьмой, въ послднюю, самую страшную ночь спасался отъ вдьмы, прикрываясь именно сковородой⁵). На мой взглядъ, въ сказк отразилась врная бытовая черта. Любопытно, что иногда въ сказкахъ сковородою защищается отъ зминаго зуба лиса. Употребленіе магическихъ средствъ животными хорошо извстно по „Рейнике-Лису“.

Такимъ образомъ, вполн возможно въ подобныхъ обрядахъ искать источникъ формулы тына. Присущій русскимъ заговорамъ неудержимый полетъ фантазіи, отразившійся въ пріем „симпатической гиперболы“, развернулся въ этомъ мотив во всю ширь. Читая заговоръ отъ колдуновъ, говорятъ: „упыраюсь на мдный токъ огоражываюсь желзнымъ тыномъ отъ земли до неба…“⁶). Дно сковороды — токъ, края — тынъ. Когда обрядъ былъ забытъ, изъ этого реальнаго образа выросъ цлый рядъ фантастичныхъ картинъ. Но разборъ ихъ требуетъ спеціальной работы, здсь же меня интересуетъ лишь возможность опредленія источника мотива.

Съ мотивомъ „желзнаго тына“ тсно переплелся мотивъ „чудеснаго одванія“. Читающій заговоръ не только

254

окружаетъ себя тыномъ, но еще одвается небомъ, покрывается облаками, подпоясывается ясными зорями, обсаживается частыми звздами и т. д. Что это значитъ? Видть и здсь указаніе на какое-нибудь забытое дйствіе было бы натяжкой, для которой ни въ заговорахъ, ни въ обрядахъ нтъ ни малйшихъ данныхъ. Для миологовъ, конечно, тутъ нтъ никакого затрудненія; даже напротивъ: здсь-то имъ и развернуться. Чудесное одваніе, напр., Аанасьеву говоритъ о томъ, что человкъ, читавшій заговоръ, отдавалъ себя подъ защиту высшихъ силъ¹). Зелинскій раздляетъ это мнніе²). Принимаетъ его и Потебня³). Мансикка съ своей точки зрнія отыскиваетъ и въ этомъ мотив христіанскую символику. Указывая на то, что среди спасительныхъ одяній встрчается иногда блая риза и поясъ Богородицы, которымъ въ апокрифахъ и легендахъ приписывается цлебная сила, онъ старается доказать, что мы имемъ дло съ символами Богородицы, и приводитъ слдующую цитату: „Одяйся небомъ, покрывайся облаки, препоясайся поясомъ и силою Пречистыя Богородицы [и святыми ангелы]“. Изъ этого уже, по его мннію, ясно, что иногда вмсто пояса могла появиться сама утренняя звзда, т. е. Богородица. Могла явиться слдующая формула: „Покрываюсь я чистыми звздами, окружаюсь святымъ образомъ, о Господи, свтлое солнышко, Матерь Божія, покрой и защити меня твоимъ покровомъ отъ всякаго врага“⁴). Солнце же — символъ Іисуса Христа⁵).