Заговоры; Опыт исследования происхождения и развития заговорных формул

Познанский Н. Ф.

Oj na Kupajli, ohon horyt',

A u Iwana serce bolyt'.

Nechaj bolyt', nechaj znaje,

Nechaj inszoji ne zajmaje,

Nechaj jidnu Hannu maje *7.

Оба произведения возникли, надо полагать, из чары-присушки (см. гл. V).

Наконец, третий элемент заговора - эпический. Влияние на соответствующий вид народной поэзии он, кажется, имел очень незначительное (в частности на создание апокрифических сюжетов). Зато в развитии самого заговора он имел решающее значение. Два первых элемента должны были отступить перед последним. В заговорах отразились любопытные приемы эпического творчества примитивного ума. Исследование главным образом эпических сюжетов заговора и составит центр настоящей работы.

Таков литературный интерес изучения заговора. Но не менее интересен он и с других точек зрения. На истории заговора, как увидим, отразилась, напр., одна из самых драгоценных черт человеческого разума. Та именно,

которая движет человечество по пути прогресса во всех областях. Может быть, это утверждение покажется парадоксом. В заговорах привыкли видеть, напротив, проявление глупости человеческой. Однако это не так. Постоянное стремление отыскать причину данного явления, объяснить непонятное - вот что было главным двигателем в истории заговора. Вековечный вопрос "почему"? появлялся на каждой исторической ступени заговора. Каждая последующая ступень была ответом на него. И, если мы теперь с улыбкой готовы смотреть на создавшуюся таким образом наивную систему, менее всех виноваты в этом творцы ее.

Примечания Н.Ф.Познанского

1) А. Н. Веселовский.
– "История литературы в широком смысле этого слова - это история общественной мысли, насколько она выразилась в движении философском, религиозном и поэтическом и закреплена словом" (О методе и задачах ист. лит., как науки, ст. 14). "История литературы есть история общественной мысли в образно-поэтическом переживании и выражающих его формах" (Из введения в ист. поэт., ст. 23).

2) Frazer. The Golden Bough. London. 1890.

3) Е.В. Аничков. Весенняя обрядовая песня. СПБ. 1903 г.

4) Reville. Les religions des peuples non-civilises. Paris. 1883.

5) Е. Аничков. Весенняя обрядовая песня. 1903 г., ст. 85.

6) А. А. Потебня. Из записок по теории словесности. 1905 г., ст. 458.

7) Zbior Wiadomosci do Antropologii Krajowej. Krakow. 1881, t. V, Moszynska, st. 27.

Обзор исследований заговоров

Уже многие ученые обращали внимание на заговорную литературу. Выводы, к каким они приходили, можно найти в двух последних крупных трудах по этому вопросу - Ветухова и Мансикки. Однако я считаю не лишним и в своей работе предложить подобный обзор по следующим соображениям. Более подробный очерк (Мансикки) написан на немецком языке. Кроме того оба они страдают известными недостатками. Очерк Ветухова не полон, представляет из себя ряд механических выписок из рассматриваемых авторов и не выясняет надлежащим образом преемственности в развитии идей. Что же касается работы Мансикка, то он, избежавши этих недостатков, впал в другую крайность: в его работе иногда попадается чересчур уж свободное изложение, не всегда отвечающее истине. Оба очерка включают работы только русских ученых. А так как мне во время своей работы пришлось до некоторой степени познакомиться с иностранной литературой, хотя, к сожалению, в очень небольшом объеме, то я считаю небезынтересным сопоставить эти данные с выводами наших ученых.

Первым из русских исследователей, обратившим внимание на заговоры, был И.П.Сахаров. В середине тридцатых годов прошлого столетия он издал "Сказания русского народа". Одна из частей труда озаглавлена "Русское народное чернокнижие". Она распадается на 4 отдела: 1) кудесничество *1, 2) чародейство, 3) знахарство и 4) ворожба. Чем автор руководствовался при такой классификации - неизвестно. Пояснения, какие он дает по поводу классификации, ничего не уясняют. Напр., о третьей группе он говорит: "Русское знахарство излагает отъявленные обманы знахарей" *2. Сахаров убежден, что "тайные сказания русского народа (чернокнижие) всегда существовали в одной семейной жизни, и никогда не были мнением общественным" *3. Насколько ошибочно было его убеждение, оказали позднейшие исторические разыскания. Да и сам автор, делая исторический очерк суеверия на Руси, сообщает целый ряд фактов, доказывающих противное. "Русский народ никогда не создавал дум для тайных созданий", говорит далее Сахаров: "он только перенес их из всеобщего мирового Чернокнижия в свою семейную жизнь" *4. По его мнению, все это создание древнего мира, который сосредотачивался на Востоке. А мир новый ничего совсем не создал. Индия - отчизна тайных сказаний. "Избранные люди Египта и Персии, посещая Индию, изучали там тайные сказания, и возвращаясь на свою родину, высказывали их своим сородичам. Греция подслушала все эти сказания и передала Риму и за ним грядущим поколениям" *5. В доказательство этого Сахаров рассматривает длинный ряд всевозможных мистагогов, сортилегов, керомантий, онихомантий и т.д. Всякая черта сходства их с русскими "сказаниями" в его глазах является доказательством того, что эти-то "мантии" всех родов и были источниками русских "сказаний". "Люди бывалые и наших предков в чужих странах, и чужеземщина, приходившая на нашу родину, рассказывали в семейных беседах о существовании Чернокнижия в чужих землях. Эти рассказы, западая в сердца простодушные,

переходили из рода в род и клеймились суеверием наших редков" *6. Вот к каким выводам приходит Сахаров, стараясь раскрыть происхождение русского "чернокнижия". В глазах его "все кудеснические заговоры есть совершенный вздор, созданный для обольщения народа" *7. В заключение он обращает внимание на то, к к много поэзии сохранилось в заговорах, и при этом поэзии чисто русской. Создавшаяся таким образом путаница представлений насчет происхождения заговоров и выразилась в следующей неуклюжей фразе: "Мы также не смеем допустить здесь сомнения, что эта поэзия не была до последней степени подражательною; но со всем тем в ней есть и самобытное" *8.

Исследование Сахарова не удовлетворяет самым элементарным научным требованиям и не представляет с этой стороны никакой ценности. Ценен только собранный им материал, и то с оговорками. Да и сам Сахаров, опубликовывая заговоры, кажется, имел в виду главным образом не научные, а просветительские цели. Он опубликовывает их "с целью разоблачить таинственные ожидания простого народа". "Прилагая по возможности объяснение этим затейливым вымыслам, мы уверены", говорит далее автор: "что простодушные люди поймут свое ослепление... С этою целью избраны здесь только те, которые более всех памятны" *9. Но выбор материала обуславливался не только этим, а другими соображениями. "Так одного мы не могли вместить здесь по внутреннему нашему убеждению, как оскорбительного для просвещения; другое представлялось противным нашей жизни и нашим отношениям" *10. Не знаю, насколько справедлива высказанная, вслед за Пыпиным, Мансикка догадка, что в этих словах скрывается намек на цензурный гнет *11. Из всего характера труда видно, что автор поступил бы так же и без того. Он все свое внимание направляет на то, чтобы раскрыть "отъявленные обманы знахарей", и не пропускает и одного удобного случая побуждать помещиков и приходских священников истреблять это зло.

Наконец, надо еще обратить внимание и на то, что к материалу, сообщаемому Сахаровым, надо относиться очень осторожно. Об бесспорно подвергся искажениям со сторо ы собирателя. Автор признается: "Во всех народных сказаниях мы часто сохраняли многие слова, подслушанные в сельских заговорах, имеющие (sic) совершенно другое значение в современной жизни" *12. А, следовательно, часто и не сохраняли. Правда, насчет удесничества он говорит, что оно сообщается "без перемены понятий и слов" *13.
– Такова первая работа в нашей области. Первая не только у русских, но, кажется, и в Европе. Конечно, существовали исследования демонологов и даже на целые столетия раньше но так широко поставил вопрос, привлекши к делу чисто народный материал, впервые Сахаров.

Несмотря на все свои недостатки, которые в настоящее время были бы никому не простительны, работа Сахарова была крупным явлением в свое время. Вспомним, что в 30-х годах было не только у нас, но и на Западе. Во Франции еще в 1886 г. в журнале Melusine была помещена статья о суеверии, которую автор, приведя два старинных заговора, заканчивает словами: "Такие формулы, без сомнения, существуют в большом числе Когда же возьмутся за мысль собирать и сравнивать их?" *14. Собирать-то французы скоро стали, хотя и очень вяло; но когда они будут их "сравнивать", этого и теперь еще приходится ждать.

Вскоре после Сахарова выступил на том же поприще Даль. Он уже заявляет, что в заговорах "кроется не один только обман, а еще что-нибудь другое", и уверен, что многое из области заговора можно перевести и в область естественных наук *15. При описании внешней стороны заговора, Даль отмечает вступление, далее "иносказание или пример" (то, что потом получило название эпической части), потом обращение к частному случаю и, наконец, закрепку, хотя он ее так тоже еще не называет *16. Это первые строки, п священные исследователям морфологии заговора. В содержании заговоров обращает он внимание на смешение религиозных и суеверных понятий *17. Однако и этот ученый самые заговоры объявляет болтовней и воздерживается от дальнейшего их исследования, а всю уть дела видит в том, как они произносятся и какими обрядами сопровождаются. Интересно то обстоятельство, что автор постоянно ссылается на свои личные опыты, проделанные им с целью проверить различные знахарские приемы. Действие некоторых из них он признает и ищет им объяснения в "животном магнетизме" *18.

Таковы были первые исследователи заговора. Они не принадлежали еще к научным школам. У них не было строго научных методов. Но тем не менее они выдвинули и пытались решить вопросы, и до сих пор остающиеся спорными. Ими были поставлены на очередь следующие вопросы: 1) место и время происхождения заговоров, 2) пути их распространения, 3) степень национального элемента в них, 4) отношение заговоров к поэзии, 5) смешение христианских и языческих представлений, 6) морфология заговоров, 7) отношение заговора к гипнотизму. Крупная заслуга заключается уже в одной постановке этих вопросов.