Захар Беркут
Шрифт:
— Подойди, девушка!
Мирослава даже задрожала, услыхав эти обращенные к ней слова страшного монгольского военачальника. Полными ненависти и презрения глазами смотрела она на этого губителя Руси, не обращая внимания на то, что он сказал.
— Подойди, Мирослава! — сказал ей отец. — Великий начальник монгольского войска милостив к нам.
Я не, хочу его милости! — ответила Мирослава.
— Подойди, приказываю тебе! — промолвил грозно боярин.
Мирослава с неохотой приблизилась. Пета своими маленькими блестящими глазами взглянул на нее.
— Хорош девушка! Жалко, что не остаться. Гляди, девушка, на свой отец. Будь верны велики Чингис-хан, большой милость будет! На тебе, девушка, этот колец, с Вашего князь Мстислав. Знак безопасности. Покажи монгольски
С этими словами Пета подал Мирославе снятый со своего пальца большой золотой перстень, добытый им в битве на Калке от князя Мстислава. Перстень был украшен большим золотисто-зеленым бериллом с вырезанными на нем фигурками. Мирослава колебалась, не зная, принять ли ей подарок от врага, — может быть, даже плату за отцовскую измену.
— Возьми, дочка, этот дар внука великого Чингис-хана, — сказал боярин, — это знак его великой милости к тебе, он дает тебе возможность свободно ходить по монгольскому лагерю. Нам ведь придется расстаться, дочка. Их военный обычай запрещает женщинам находиться в лагере. Но с этим перстнем ты сможешь свободно приходить и уходить, когда тебе понадобится.
Мирослава все еще колебалась. Но вдруг какая-то новая мысль мелькнула у нее в голове, — она взяла перстень и, отвернувшись, дрогнувшим голосом сказала:
— Благодарю!
Затем Пета приказал отвести ее в особый шатер, спешно приготовленный для ее отца, а Тугар Волк остался с монгольскими бегадырами для участия в военном совете.
Первым начал речь Пета, главный начальник этой части монгольского войска, человечек лет сорока, монгольского типа: низкорослый, вертлявый, с хитро подмигивающими, маленькими, словно мышиными глазками.
— Садись, гость! — обратился он к боярину. — Если мы скажем тебе, что ждали тебя, пусть это будет наивысшей похвалой твоей верности великому Чингис-хану. Но все же несколько поздно пришел. Войско наше ждет уже третий день, а великий Чингис-хан, отправляя нас на запад в страну рабов своих, арпадов {21} приказывал нам дольше трех дней без надобности нигде не задерживаться. Брат наш, Кайдан бегадыр, который пошел через страну валахов, будет раньше нас в доме арпадов, возьмет их стольный город, а какую же славу мы принесем из этого похода?
21
Арпады — так называли венгров, по имени Арпада. первого венгерского князя, основателя арпадской династии (997—1331).
На это сказал боярин:
— Я понял слова твои, великий бегадыр, и вот что отвечу на них. Верный слуга великого Чингис-хана не мог скорее прибыть в ваш табор, так как лишь вчера узнал о вашем походе, а узнав, явился немедленно. О задержке не печалься. Дороги наши хоть и не широки, но безопасны. Ворота в царство арпадов раскроются настежь, лишь только постучите.
— Какие это дороги, и в чьих они руках? — спросил коротко Пета.
— Одна дорога дуклянская, вверх, вдоль реки Сан, а затем через невысокий горный перевал. Это путь широкий и удобный, не однажды уже исхоженный русскими и угорскими воинами.
— Далеко отсюда?
— Отсюда до Перемышля два дня пути, а от Перемышля до гор еще два дня.
— Кто охраняет?
— Охраняют его бояре нашего князя, они поставили там засеки. Но бояре с неохотой служат князю Даниилу Романовичу, не слишком ретиво стерегут засеки. Небольшой посул склонит их на сторону великого Чингис-хана…
— Но почему же до сих пор мы никого из них не видали в нашем лагере? — опросил Пета.
Нельзя им, великий бегадыр. Народ, среди которого они живут и который должен поставлять вооруженных людей для охраны засек, с трудом переносит их власть над собой. Дух бунта и непокорства живет в народе. Сердце народа тужит по давним порядкам, когда не было ни князей, ни иной власти, когда каждая община жила сама для себя, а против общего врага все соединялись по доброй воле и сами выбирали и сбрасывали своих начальников. В этих горах
Пета слушал внимательно речь боярина. Насмешливая, презрительная улыбка заиграла на его тонких губах.
— Странные же у вас порядки! — сказал он. — Князь поднимает бунт против своих слуг, слуги против князя, князь и слуги против народа, а народ против всякой власти! Странные порядки! У нас, когда мелкие вожаки захотели поднять бунт против великого Чингис-хана, он созвал их к себе в аул и, окружив аул своими верными сынами, велел поставить на раскаленные угли восемьдесят больших котлов, наполнить их водой, а когда вода закипела, то, не разбирая, кто прав, кто виноват, приказал в каждый котел бросить по паре бунтовщиков и варить их до тех пор, пока мясо не сошло с костей. Затем велел вынуть только костяки из котлов, посадить их на лошадей и отвезти к подвластным им ранее племенам, чтобы те на примере своих вожаков учились послушанию и покорству великому Чингис-хану. Вот так бы и вас поучить! И мы научим вас! Благодарите бога, что привел нас в этот край, ибо, если б не мы, вы, наверно, как голодные волки, пожрали бы друг друга.
Кровь застыла у боярина в жилах при этом рассказе монгола, но он ни словечка не сказал в ответ.
— А какая же другая ваша дорога? — спросил затем Пета.
— Другая дорога тухольская, — ответил боярин, — хотя она уж и не такая прямая, но зато короче и столь же безопасна. На этой дороге ни засек нет, ни княжеских бояр нет. Одни холопы сторожат ее.
— Холопов ваших мы не боимся! — сказал презрительно Пета.
— И нечего их бояться, — подхватил боярин. — Ведь они безоружны и неискусны в ратном деле. По этой дороге я сам могу вам быть проводником.
— Но, может быть, с арпадской стороны обе эти дороги на крепком запоре?
— Тухольская открыта полностью. Дуклянская и на запоре, но не на очень крепком.
— А долго итти тухольской дорогой до страны арпадов вооруженным воинам до Тухли день пути. В Тухле переночевать, а с зарею в путь, и к вечеру будете уже на равнине!
— А дуклянской?
— Считая, сколько времени потребуется на уничтожение засек, три дня пути.
— Ну, так веди нас тухольской! — сказал Пета.
— Позволь мне слово молвить, великий бегадыр, — произнес один из военачальников монгольских, мужчина громадного роста и геркулесовского телосложения, с лицом темнооливкового цвета, одетый в шкуру степного тигра, что, вместе взятое, ясно свидетельствовало о его происхождении из туркменского племени. Это был страшный, бззумно смелый и кровожадный воитель, Бурунда-бегадыр, соперничавший в своей славе с Кайданом. Монгольские отряды, которыми он предводительствовал, оставляли после себя самые страшные разрушения, самое большое число трупов, самое широкое море пламени. Он безмерно превосходил Пету отвагой: перед его шатром ежевечерне бывало в два раза больше отрубленных голов, чем перед шатром любого другого воина. Но Пета не завидовал его смелости, прекрасно сознавая свое превосходство над Бурундой в искусстве командования большими массами и ведения больших битв и походов. Он охотно пускал Бурунду в самые опасные места, держал его в запасе до самого трудного, решающего момента как неодолимый железный таран, а затем выпускал его с отрядом «кровавых туркмен» завершать победу.
— Говори, Бурунда! — сказал Пета.
— Позволь мне с десятитысячным отрядом итти тухольской дорогой, а ты сам отправляйся дуклянской. Перейдя на арпадскую сторону, я ударю сразу же на тех, кто стережет дуклянскую дорогу, и проложу тебе путь.
Пета с удивлением взглянул на Бурунду, словно впервые из уст этого рубаки вырвалось такое умное слово. И действительно, план Бурунды, хотя и смелый, был зато очень разумен, а Бурунда являлся единственным смельчаком, который мог бы осуществить такой план.