Захватывающее время

Тарп Тим

– Для тебя алгебра, наверное, была вообще семечки?

– Вроде того, – отвечает она. У нее мягкий голос. Если бы он был едой, то наверняка зефиром.

– Может, поднатаскаешь меня?

– Ладно, – соглашается она, и на ее лице появляется едва заметная полуулыбка, как будто она надеется, что с ней случится что-то хорошее, но не до конца верит в это.

Естественно, кафетерий не пользуется популярностью – в том смысле, что я здесь не обедаю, – поэтому мы без труда находим свободный столик. Вообще, это заведение для меня такая же тайна, как параллельная вселенная, где обитают ученики моей же школы, о существовании которых я не подозревал.

Можно подумать, что нам с Эйми не о чем говорить,

но это не так, я умею вести беседы с кем угодно. Чтобы облегчить ей задачу и избавить от поисков темы для разговора, я принимаюсь рассказывать одну историю. Это моя любимая, о том, как мы с Рикки прошлым летом путешествовали на байдарках по реке Таскоджи.

Мы не знатоки гребли и больше внимания уделяли веселью, чем навигации, так что постоянно переворачивались. Один раз мы перевернулись на участке с очень сильным течением. Байдарка, крутясь вокруг своей оси, стала стремительно от нас удаляться. А мы с Рикки бросились к походному холодильнику. Спасти пиво любой ценой! Таковы наши принципы. К счастью, лодку вскоре прибило к берегу, и все было пучком.

– Ребята, да вы сумасшедшие, – говорит Эйми, но по ней видно, и она сама не прочь иногда позволять себе такие безумства.

– Это еще не сумасшествие, – говорю я. – Самое большое безумство – это когда мы прыгали с моста.

– Вы прыгали с моста?

– Конечно. Причем не с какого-то там маленького и захудаленького. С огромного моста, который поддерживает большая арочная конструкция. От вершины центральной арки до воды была, наверное, целая миля. Мост был настолько высокий, на нем нужно было следить, чтобы тебя не задел низко летящий самолет. Другие парни прыгали с него, вот мы и решились. Почему бы не попробовать? К тому моменту мы уже хорошенько размялись пивком.

Она смотрит на меня расширившимися глазами с таким восхищением, будто перед ней сидит апостол, един во всех двенадцати лицах.

– В общем, мы полезли на этот мост. – Я бросаю взгляд в потолок, намекая на то, как высоко мы забрались. – Но дело в том, что чем выше ты лезешь, тем чаще задаешь себе вопрос, а действительно ли это хорошая идея. Почему-то сверху вся конструкция кажется гораздо выше, чем когда ты смотришь на нее снизу. Но что делать? Раз уж ты залез наверх, вниз уже нельзя, иначе будешь выглядеть слабаком. Она понимающе кивает, хотя я сомневаюсь, что девчонки в полной мере осознают всю многогранность статуса «слабак».

– В общем, я, как Человек-паук, добрался до самого верха и сел, обдуваемый всеми ветрами. Вид оттуда открывается офигительный. Пока не смотришь вниз. Ну, а я, естественно, посмотрел. Но я уже говорил, обратного пути у меня не было. Поэтому я делаю глубокий-глубокий вдох, – все это я показываю, – и прыгаю.

– Вниз головой?

– Шутишь? Я что, больной? Нет, ногами, конечно. И знаешь что? На пути вниз я обнаружил, что у человека, пока он в свободном падении, есть огромное количество времени, чтобы подумать. Ну вот, и мне пришла в голову мысль: а что, если под мостом будет проплывать лодка? Ведь я грохнусь на нее и сломаю кому-нибудь шею. Понимаешь, я бы смирился, если бы убился сам, но никогда не простил бы себе, если бы я случайно убил кого-то еще.

– Это было бы ужасно, – говорит она. Я опять бросаю взгляд в потолок.

– Ну вот, лечу я, смотрю вниз, и мне кажется, что вода стремительно приближается ко мне, а потом бам-м! я ударяюсь об ее поверхность. – Я хлопаю в ладоши, и она вздрагивает. – А теперь, – говорю я, – заострим внимание на одной детали. Когда кто-то ныряет с высоты, он должен помнить, что в момент удара о воду ноги нужно держать вместе.

В противном случае будет очень больно. Я знаю это по опыту. – Ее лицо искажается, словно от боли. Она лучший слушатель в мире. – Там, наверху, я также

не учел того, что, прыгая с такой большой высоты, человек уходит в воду очень глубоко. И даже не подумал набрать в легкие побольше воздуха, прежде чем сигануть с моста. И вот, прикинь, я оказываюсь под водой, по ощущению, на целых десять минут. Глаза выдавливаются из орбит, я гребу изо всех сил, а над головой только серая толща воды. Перед глазами мелькает заголовок в газете: «ПРИДУРОЧНЫЙ ПОДРОСТОК ПОГИБАЕТ, ПРЫГНУВ С МОСТА ЧЕРЕЗ ТАСКОДЖИ». И тут я вижу бледный круг света и понимаю, что осталось чуть-чуть. Я выныриваю, и мои легкие наполняются сладчайшим кислородом. Спасен! – откидываюсь на спинку стула. – До берега я доплыл уже почти полностью трезвый. И тут с моста прыгает Рикки, стрелой летит вниз. Я ору: «Держи ноги вместе!» Но он меня не слышит, и шлеп! – Я опять хлопаю в ладоши. – Как бы то ни было, мы оба остались живы и имеем возможность рассказывать о своих приключениях, однако я не уверен, сможем ли мы иметь детей.

На лице Эйми появляется широченная улыбка – я такой в жизни не видел.

– Ну и ну, – говорит она. – Никогда не слышала ничего более удивительного.

Глава 22

– Итак, – говорю я, беря кусок пиццы. – А у тебя что? Есть по-настоящему интересная история?

Она на мгновение задумывается.

– Ну, я помню, как мы с тобой в средней школе сидели на английском, а миссис Кэмп куда-то вызвали, и когда она ушла, ты встал перед классом и прочитал целую лекцию о символизме в старом фильме «Тупой и еще тупее». Мы ржали, как сумасшедшие, но миссис Кэмп была очень недовольна, когда вернулась.

– Ага, – говорю я, – «Тупой и еще тупее» один из моих любимых фильмов.

– А еще я один раз видела, как ты ехал, стоя на капоте машины, и когда она наехала на бордюр, ты улетел в кусты. Я подумала: «Ой, боже мой, он умер!» Но ты тут же вскочил и опять прыгнул на машину. Ты помнишь это?

– Так, смутно. – Мне льстит, что она помнит такие вещи, но я не собирался слушать истории о себе. – Ну, а про тебя у тебя истории есть?

Она морщит носик.

– Я скучная.

– Не ерунди. Только представь: ты здесь единственный человек, который в пять утра объезжает окрестности, причем даже в те дни, когда у тебя уроки. Я считаю, это очень круто. Она улыбается.

– Ну, думаю, на моем «газетном» маршруте случались интересные вещи. Один раз… не знаю, могу я рассказывать об этом или нет.

– Мне ты можешь рассказать все.

– Это немного неприличная история – говорит она. – Мне тогда было двенадцать.

Я качаю головой, как бы сокрушаясь, что ее мать, словно рабовладелец, отправляла малого ребенка на полный опасностей «газетный» маршрут.

– В то время, – продолжает она, – маме еще помогала моя старшая сестра, так что мама выдавала мне сумку, и я разносила газеты пешком по нашему району, а они с Эмбит объезжали другие районы. Мама стала разрешать мне изредка садиться за руль, только когда мне исполнилось четырнадцать. В общем, однажды я шла по улице и, вроде как грезила наяву – ты, думаю, сказал бы, что я спала на ходу, – и вдруг из-за живой изгороди выходит дядька. Абсолютно голый!

– Господи. И что ты сделала?

– Бросила сумку и побежала. Я, наверное, пробежала четыре квартала, прежде чем увидела нашу машину. Я остановилась посредине проезжей части и стала махать руками, и мама подъехала и забрала меня.

– Она вызвала полицию?

– Хм, вообще-то нет. – Она опускает взгляд на остывшую пиццу. – Она велела мне вернуться, подобрать сумку и разнести оставшиеся газеты.

Я не верю своим ушам. Вот это мамаша!

– Спорю, что тебе было ужасно страшно, ведь ты знала, что где-то поблизости бродит голый маньяк.