Закаленные крылья
Шрифт:
– Значит, как на параде, - холодно засмеялся Димов.
– Только смотри, как бы мы не столкнулись.
– Доверяй мне, или мы пропали!
«Как на параде!» - пронеслось в мыслях Цекова. Он сам удивился, как ему пришла в голову эта спасительная мысль. На дистанции пять метров они невооруженным глазом будут видеть друг друга, это придаст им уверенности. Если один ошибется, другой сразу обнаружит ошибку. Вместе с тем Цеков понимал, что это безумие, но из двух зол надо выбирать меньшее.
Самолеты крыльями разрезали однообразные пласты облачности. Если бы они не находились рядом, то летчикам показалось бы, что они угодили в трясину, -
– Что вы там делаете, наверху?
– интересовался с командного пункта Атанасов.
– Летим в парадном строю, - ответил Цеков.
– Нашли время шутить! [155]
– Не до шуток! Я следую за Димовым на дистанции пять метров.
– Да вы с ума сошли! Готовьтесь к посадке, ждите приказа.
Атанасов поторопился доложить о создавшемся положении командующему, который и без того был очень обеспокоен судьбой обоих летчиков. Сообщение о том, что они дерзнули лететь как на параде, его немного приободрило. Он удивился их смелости и, сам будучи опытным летчиком, позавидовал им. До этого момента генерал твердо настаивал на том, чтобы пилоты ни в коем случае не садились в М., где, по всей вероятности, самая плохая видимость. Он приказал, чтобы ему доложили, какой аэродром более всего подходит для того, чтобы принять самолеты. Но потом он вдруг изменил свое решение. Пусть садятся на своем аэродроме: они его лучше знают, тем более что на других садиться тоже нельзя - густой туман.
«Раз в условиях такой густой облачности они решились лететь как на параде и все еще живы, - успокаивал себя генерал, шагая из угла в угол по своему просторному кабинету, - то сумеют отыскать и взлетную полосу».
И уже без всяких колебаний Захариев подошел к телефону и взял трубку. Ему тотчас же ответил Атанасов.
– Приказываю им садиться, в M.! Как только сядут, немедленно доложите!
Генерал пережил несколько бесконечно мучительных минут, полных надежд и нетерпеливого ожидания. Когда резко зазвонил телефон, он вздрогнул и затаил дыхание. В мембране послышался радостный и возбужденный голос.
– Я так и знал: они не осрамятся!
– И генерал опустился в кресло, счастливый и довольный.
7
Труднее всего было тогда, когда приходилось летать с вечера до утра. Летчикам, назначенным летать после полуночи, приходилось соблюдать строгий режим. Им запрещалось даже показываться в аэродромной столовой. Они отдыхали дома. Перед полетом каждый из [156] них проходил врачебный осмотр. Еще труднее приходилось им, если в тот день выполнялись учебные полеты, а затем в конце ночи появлялись нарушители воздушного пространства республики. Переход с учебного процесса к боевой деятельности, когда летчики уже устали, - дело весьма сложное, таящее в себе много опасностей. А в октябре и ноябре подобные варианты повторялись все чаще. Но мы не могли не сочетать учебу с боевой деятельностью - время не ждало.
В ту несчастную ночь, когда огромный механизм, состоящий из людей и машин, до того момента работавший безупречно, вдруг дал осечку, на аэродроме находились Цеков, Димов, Караганев и еще несколько их товарищей. Прежде всего они осведомились о метеообстановке, как принято у летчиков называть погоду. А погода внезапно начала портиться. Где-то на высоте тысячи метров над аэродромом повисли темные кучевые облака, скрывшие луну. Над ними
Цеков и Димов уже приготовились подняться в кабины учебных самолетов.
– Послушай, мне никогда не нравились эти два проклятых пласта облачности, - ворчал Караганев.
– Они всегда напоминают мне мертвую зыбь на море. А ты знаешь, что такое мертвая зыбь?
Караганев никак не мог отучиться сравнивать небо с морем.
– А тебе приходилось плавать во время мертвой зыби?
– спросил Цеков.
– Много раз. Я ведь из Варны, а настоящий варненец никогда не дожидается подходящей погоды. Правда, именно в этих случаях чаще всего тонут опытные пловцы. Но ведь море, браток,-это как неизлечимая болезнь, от него нет спасения. Мальчишкой я был сорвиголовой. Когда начиналась мертвая зыбь, на флагштоках вывешивали черные флаги, а мы как раз тогда безрассудно лезли купаться в море. Ох как мне доставалось [157] за мой буйный характер! А в эту ночь мы, кажется, похожи на таких безрассудных юношей.
– Не вижу только черных флагов, - пошутил Цеков. Прежде чем сесть в самолет, они порой увлекались посторонними разговорами.
– Уж не думаешь ли ты, что мне боязно?
– спросил варненец.
– Увидишь, как я пробьюсь через эти проклятые облака.
Караганеву предстояло вести самолет, а Цекову - находиться во второй кабине в качестве инструктора, чтобы оценить полет Караганева. Через минуту-другую они взмыли в небо. Самолет за несколько секунд преодолел и первый, и второй слой облачности и, словно бы скользя по безбрежной водной поверхности, сделав широкий круг, приготовился к посадке.
На земле Караганев спросил:
– Ну как, по-твоему, гожусь?
– Годишься. Теперь я понял, почему тебя не пугали черные флаги.
– Одно дело не бояться их, а совсем другое - не забывать о том, что просто так их не вывешивают, - ответил варненец.
После полета и разбора полетов Цеков доложил командиру полка, что Караганев уже может летать самостоятельно. Ведь в том и состояла задача инструктора, чтобы дать путевку в жизнь молодому летчику. Тогда он в последний раз увидел варненца, стоявшего у крыла своего «мига». Хотя Караганев смутил его рассказом о мертвой зыби, Цеков все же решил, что беспокоиться нет оснований: он смелый и надежный летчик. Поэтому Цеков отошел в другой конец взлетной полосы, где его ждал Димов. Пришла их очередь взлетать.
– Ну как там, наверху?
– дружески поздоровавшись, спросил Цекова его партнер.
– Как будто метеобстановка ухудшается. Придется лететь только по приборам.
– Никогда не забываю об этом.
– Дело привычки. Ну пора!
Они забрались в свои кабины и стали ждать разрешения на взлет.
Руководил полетами Калудов. Первым он выпустил Караганева, а через три минуты от взлетной полосы оторвались самолеты Цекова и Димова. [158]
На командном пункте напряженно следили за полетом. Полученные сведения об ухудшении метеообстановки заставляли дежурных быть начеку. Калудов принял от Караганева рапорт, когда самолет того находился на высоте двухсот метров.