Закаленные крылья
Шрифт:
Заняв исходную позицию для стрельбы, я стал ждать, когда вспыхнут лучи прожекторов, казавшиеся после вспышек молний светлячками. Выпустил несколько очередей, но конус оставался неуязвимым. Неточная стрельба [134] еще больше раззадорила меня. Быстро проанализировав свои ошибки, я понял, что стрелял со слишком большого расстояния, поэтому решил исправить ошибку и атаковать с более близкой дистанции. Я нажал на гашетку пулемета и почти одновременно с этим увидел, что самолет Цекова охвачен пламенем. Меня обожгла ужасная мысль: слишком дорогой ценой я расплатился за свою дерзость. Без промедления по радио стал связываться с пилотом. Вызывал его раз, два, три, четыре… Бесполезно! «Должно быть, попал в самолет!
– с тревогой подумал
– Нет, не может этого быть, не может!» В мозгу проносились тысячи зловещих мыслей, они, как осы, жалили меня, и я чувствовал, что все тело от этих укусов словно покрывается волдырями. Поддерживала меня только слабая надежда на то, что, возможно, пилот смог катапультироваться. Но это вовсе не значило, что, спускаясь на парашюте в такую погоду, он сможет спастись!
Я снова оказался над равниной, и надо мной замерцали звезды, а внизу - свет электрических фонарей. И тут у меня перед глазами мелькнул самолет, летевший совсем низко над землей. «Ведь это же Цеков! Так вот куда он запропастился! Но почему же он мне не отвечал?» Я попытался представить себе, что произошло. Должно быть, мои очереди слегка задели и повредили самолет, а теперь Цеков разыскивает аэродром. Но все же это небольшая беда по сравнению с тем, если бы самолет разбился в отрогах Среднегорья. Я с облегчением вздохнул и почувствовал, как ко мне вновь возвращаются силы.
Моя машина коснулась взлетной полосы и со свистом промчалась по ней, постепенно сбавляя скорость. Техники готовили самолеты к следующим полетам, работа на аэродроме шла нормально, и никому даже в голову не приходило, что мне довелось пережить за несколько минут перед этим. Я выпрыгнул из кабины и пошел к самолету Цекова. И только тогда почувствовал последствия пережитого напряжения. Ноги отказывались повиноваться мне, и я, как пьяный, покачивался из стороны в сторону. В двадцати - тридцати шагах от меня стоял Цеков и о чем-то оживленно разговаривал с окружившими его летчиками. Может быть, рассказывал о пробоинах в своем самолете. [135]
Все еще бледный и встревоженный, я подошел к их группе. Цеков дружески улыбнулся мне и доложил:
– Товарищ командир, задание выполнил нормально, но метеорологическая обстановка очень тяжелая.
– Я увидел, что твой самолет охвачен пламенем. Почему не отвечал на вызовы по радио?
– Но как же я отвечу, если у меня перегорела вся электроаппаратура и в кабине стало темно, как в аду?
– Цеков, ведь я же решил, что в самолет угодила какая-нибудь моя пуля!
– И я сначала подумал, что это пулеметная очередь, но потом все понял. Молния попала в мой самолет. Меня так встряхнуло, что я едва удержал штурвал. Я не знал, что и предпринять! Послушайте, вы уже освободились? Давайте отправимся в нашу столовую и отметим это событие! Интересно, сколько у меня прибавилось седых волос?
– Эх, Цеков, какую мы выбрали себе славную и тревожную профессию!
4
Капитан Содев прибыл в Д. из М. и уже с первых недель стал любимцем всех летчиков. Общительные люди находят множество путей к сердцам своих товарищей, а русоволосый красавец Содев был первым среди общительных людей. Перед его подкупающей и чистосердечной улыбкой, перед его поистине любвеобильным и дружеским взглядом не могли устоять даже люди с самым замкнутым характером. В то же время удивляло и то, что этот весельчак отличался смелостью, граничившей с безумием. Но и в этом отношении он выделялся среди множества других смельчаков, которые невольно, хотя бы интонацией в разговорах, с гордостью подчеркивали свою смелость. Содев же, напротив, даже краснел, когда летчики с редким единодушием выражали ему свое восхищение. Но все-таки нам казалось странным, что этот человек то заставляет в минуты воодушевления коллег чуть ли не умирать со смеху, то вдруг становится стеснительным, как девушка.
Аэродром, где
Но Содев уверял коллег, что влюбился в Добруджу еще со школьной скамьи, когда зачитывался рассказами Йовкова. Вечерами, в свободное от занятий время, Содев часто отправлялся на прогулку вместе с женой. Люди привыкли к их прогулкам и всегда, когда видели, как они гуляют в поле или возвращаются, останавливались и смотрели им вслед с нескрываемым восхищением. Вскоре и другие супружеские пары начали ходить на прогулки. И постепенно все убедились в том, что в этом краю отнюдь не так уж скучно, как казалось вначале. Окрестные пейзажи пробуждали в людях доброту и неповторимые мечты. Первым на красоту этого края обратил наше внимание Содев.
Служба в Д., как и на других аэродромах, оставалась службой, со всеми присущими ей волнениями и тревогами. В то лето там еще не было «мигов», пока только еще обещали, что они прибудут. Но «яки» делали свое доброе дело. Як-23 - тоже реактивный самолет, и пилоты круглосуточно обучались летать на нем. Но больше всего летному составу нравились ночные полеты над морем. Авиаторы с известной опаской отправлялись к морю, потому что эти полеты были насколько красивы, настолько и опасны. При тихой, спокойной погоде звезды отражались в море, и, если летчик был еще недостаточно опытен, он из-за огромной скорости мог легко перепутать, где небо и где море. А летчики в самом деле пока еще не накопили опыта, и Содев выполнял обязанности и командира эскадрильи, и инструктора, и, можно сказать, первопроходца при выполнении сложных фигур высшего пилотажа. Он часто рассказывал о летчиках на аэродроме в М., еще зимой при полетах освещавших аэродром фонарями, а потом освоивших штопор. [137]
– А чем мы хуже?
– волновался Содев.
– У них и моря-то нет. Хотел бы я посмотреть, как они себя почувствуют, когда их ночью пошлют летать над морем!
– И, сияя, он заканчивал свою мысль: - Посмотрите, они нам позавидуют и ахнут, увидев, как мы летаем над морем…
Лето кончалось, но летчики уже успели совершить десятки и сотни вылетов. Заморосили осенние дожди, и равнина действительно стала какой-то однообразной и унылой. Только взлетные полосы, вымытые дождями, сияли чистотой, и колеса самолетов оставляли на них несмываемые следы. Полеты в сложных метеорологических условиях следовали один за другим. Для Содева то лето выдалось счастливым. Осенью его вполне заслуженно назначили командиром подразделения. Довольные тем, что Содев получил повышение по службе, летчики решили собраться и отметить это событие в клубе. Служить с Содевым было легко и приятно.
Потом начались бессонные ночи в выкопанной на аэродроме землянке. Ее оборудовали солидно, с потолком в несколько накатов, чтобы туда не проникала влага.
– Мы далеко от границы, и гады, наверное, реже будут нас беспокоить, - уверяли летчики.
– А может, именно на нас будут совершать налеты? Ведь через море путь для них самый прямой и наиболее безопасный, - сомневались другие.
Как- то незаметно вошло в привычку, что в эту не такую уж тесную землянку собиралось большинство летчиков. Сюда приходили и заместители командиров по политической части, чтобы проводить политинформации. Летчики слушали их выступления, а потом по-своему комментировали услышанное: