Закат над Квантуном
Шрифт:
Вечером Горский снова отправился к Унгебауэру, рассчитывая получить от друга новые сведения о морском противостоянии. Лейтенант Унгебауэр уже находился дома – ужинал морскими гребешками.
Антон Федорович вошел в темную столовую, освещенную единственным канделябром с тремя свечами. Сумерки давно опустились на город, но электрическое освещение в особняке отчего-то не зажигали. Еще более странным показалось то, что Демьян Константинович принимал пищу в одиночестве.
– Я не помешал? – первое, что спросил Горский.
Унгебауэр
– А!.. Антуан… Прошу к столу, мон шер!..
Судебный следователь сел напротив, чрезвычайно сконфуженный неловкостью момента. Только теперь он разглядел, что кувертов было два. Стало быть, Тереза или уже поужинала, или только собиралась присоединиться к мужу. Унгебауэр тем временем налил Горскому рюмку «хлебного вина».
– Покорнейше благодарю, я пас, – отрезал титулярный советник. – Ты же знаешь, я не пью водки.
– А я пью!.. – с омерзительной иронией заявил лейтенант флота и резко вскинул руку.
Антон Федорович понял, что его друг, будучи донельзя пьян, на серьезный разговор не способен, да и вообще едва ли поведает что-то новое. Кроме того, в этаком «газообразном» состоянии он выглядел в высшей степени отвратительно и неподобающе настоящему дворянину.
Горский подыскивал предлог, чтобы уйти, но Унгебауэр будто прочитал его мысли.
– Я понимаю, Антуан, тебе неприятно видеть меня таким… И всё же я вполне способен поддержать беседу. Не уходи…
– Хорошо, – неохотно кивнул судебный следователь. Последние слова Демьяна его убедили.
– Тереза вот предпочла не видеть меня … – с грустной улыбкой признался лейтенант флота. Заметив на лице друга удивление и отчасти испуг, Унгебауэр поспешил добавить: – Да всё хорошо – она нынче в гостевой спальне. Не желает меня видеть…
– Не пил бы ты…
– Иди к черту! Священник мне тут не нужен.
– А почему не зажжешь электричество?
– Хочу в темноте побыть… Знаешь, еще каких-нибудь полвека назад наши предки вот так и столовались: при свечах. И ничего…
– Ну да. А в Средневековье и вовсе руками ели. Но это ведь не значит, что нам с тобой следует пренебрегать вилками и сидеть в темноте тогда, когда есть электричество. И отчего это ты так надрался?
Унгебауэр ответил не сразу – слова давались ему с трудом:
– Поступил официальный приказ: все гражданские суда передислоцировать в Порт-Артур. Всё, нет больше Морского пароходства К.В.ж.д…
– И что же будет с судами?
– Что-то оставят под транспорт. На «Монголии» уже, например, начали красить борта в белый цвет – ее переоборудую в плавучий госпиталь…
– А ты?
– Весь штат Морского пароходства также вызывают в Порт-Артур. Очевидно, что меня, как действующего офицера флота, рано или поздно призовут на боевую службу, – здесь он вдруг тихо
– Что с тобой?.. – Горский подумал, что его друг начал сходить с ума.
– Господи, Антуан! В глубине души я благодарен этой войне! Да-да, не считай меня за умалишенного! Именно так!.. И пусть не будет более спокойных сытых дней, пусть не будет щедрого жалованья, зато я снова стану в строй боевого корабля! Я вновь буду настоящим морским офицером! И это неизбежно, понимаешь, хе-хе?.. В мирное время меня бы никогда не вернули на палубу военного судна…
Демьян Константинович с презрением поглядел на бутылку водки, но вскоре вновь налил себе рюмку.
– Тогда желаю тебе удачи в боях, – пожал плечами Горский.
– Не стоит! – оскалился Унгебауэр. – Дуракам и пьяницам, как известно, и так везёт, хе-хе! Поэтому за меня не переживай – меня не убьют!
Судебный следователь не ответил. Он не разделял заигрываний с фортуной и тем более не одобрял столь самоуверенные заявления насчет будущего. Одному Богу известно, что с нами будет завтра. Не говоря уже о войне…
– А что слышно об обороне Дальнего? – задал наиболее интересовавший его вопрос Горский. – Мне бы не хотелось увидеть в нашем порту японский флаг…
– Ты его и не увидишь, – гордо парировал Унгебауэр. – Транспорт «Енисей» нынче ставит мины на подступах к Дальнему. Поверь, Талиенванский залив будет надежно защищен.
– А одних мин достаточно? Их разве нельзя пройти?
– Можно… если тралом выловить. Но это мороки много. Да и риск велик…
– Неужто к Дальнему не стянут ни один военный корабль, а лишь ограничатся минами?
– Понимаешь, Антуан… эскадра и так невелика… Если враг ударит большими силами… Всяко лучше держать флот в защищенном Артуре…
– Тебе не кажется, что это как минимум самонадеянно?
– Нет, я так не считаю, – подтвердил свою точку зрения лейтенант флота.
– А что слышно о… наших потерях в первых боях?
– Больше всех досталось «Палладе». У них, говорят, четыре десятка потери…
– Господи!.. – ахнул Горский.
– Да там всего один убитый, остальные – раненные, – поспешил успокоить Унгебауэр.
– Мне и одного жалко… Наши ведь!..
– Не бывает войн без потерь, – пожал плечами Демьян Константинович. – Общие цифры убитых называют разные, но точно их не меньше десятка. На одном «Ретвизане» пятерых недосчитались…
Горский механически перекрестился. Возвращаясь темной холодной ночью домой, он представлял себе картину гибели русских матросов. Только тогда он начал осознавать, насколько страшна война и как она безжалостна к людям.
Следующим утром Горский проснулся в бодром расположении духа. В пристутствии он провел три энергичных допроса, после чего отправился обедать в кухмистерскую.