Закат в крови(Роман)
Шрифт:
Корнилов взмахнул плетью и двинулся в воду. Сидя в седле, Ивлев старательно приподнимал колени, однако на середине реки все же набрал в голенища сапог ледяной воды.
Люди, переправившись на другой берег, с лицами, выражающими только отрешенность от всего, устремлялись группами к станице.
Красные встречали густым пулеметным и винтовочным огнем.
Вместе с офицерами и юнкерами Корнилов постепенно углублялся в станицу и вскоре приблизился к белому кирпичному дому, стоящему неподалеку от станичного правления.
Здесь он решил обосноваться, считая бой за станицу выигранным.
Когда Ивлев разделся на кухне у казака — хозяина
— Як кажуть, до последней нитки, — заметил седобородый дед, сидевший на печке. — Сбрасывай, служивый, все догола да — на пич!
Развесив мокрую одежду вокруг, Ивлев взобрался на печь.
Впервые за семнадцать дней, проведенных за Кубанью, он, завернувшись в кожух, смог скоро уснуть.
Утром, когда в штабе собрались военачальники, Корнилов, вспомнив вчерашний необычайно трудный переход армии из аула Шенджий в Новодмитриевскую, сказал:
— Это был чисто суворовский переход!
— Никак нет, ваше высокопревосходительство, — отозвался Марков. — Чисто корниловский переход!
— Именно корниловский, — подхватил Неженцев, — и назвать его можно ледяным походом.
— Да, это был ледяной поход! — согласился Корнилов.
И вскоре определение «ледяной поход» облетело всю армию, обрело особый смысл, обросло ореолом легенд. Спустя некоторое время, по предложению Деникина, Ивлеву пришлось нарисовать будущий значок для участников этого похода: терновый венец и посредине меч.
— Этот значок будет самым почетным орденом нашей армии, — решил Деникин, внимательно и одобрительно разглядев рисунок. — Он будет символизировать героизм людей, перенесших крестные муки ледяного похода!
Ровно в полдень в небольшой комнате Корнилова военачальники собрались вновь — на важное совещание. Одну сторону представляли Алексеев, Корнилов, Романовский, Эрдели, Богаевский, Марков, Боровский, другую — Филимонов, Рябовол, Быч, Покровский, Гулыга, Султан-Гирей.
Лицо атамана утратило прежнюю холеность. Под глазами его появились лиловые мешочки.
Покровский, одетый в черкеску, но почему-то на сей раз без погон, проходя мимо Ивлева, как-то по-дружески кивнул головой и даже улыбнулся.
Ивлев сделал вид, что не заметил его кивка, и стал позади Корнилова.
Выяснилось: вчера Покровский во время боя за Новодмитриевскую отсиживался в ближайшем ауле и не послал свои силы для удара по станице с юга.
А Эрдели, сокрушаясь и казнясь, говорил:
— Я не мог подойти к Новодмитриевской с севера из-за оврагов, доверху наполнившихся талой водой.
Как глава Кубанского правительства, Быч предоставил слово Филимонову.
— Я считаю, — сказал войсковой атаман, — сегодня, когда наши силы наконец объединились, надо прежде всего определить взаимоотношения обеих армий и их военачальников. — Он выдержал паузу и, как бы ища поддержки, взглянул на Покровского. Потом продолжил — Наша армия, сформированная Кубанской радой, безусловно, должна сохранить автономию. Она будет действовать наряду с Добровольческой армией, во главе со своим командованием. Пусть она сохранит лицо, казачий дух, форму, свойственные ей. Кубанская армия на родной земле, в пределах области войска Кубанского, должна оставаться хозяином положения.
Ивлев, слушая Филимонова, думал: «Нет, мало еще гоняли его красные!..»
Вслед за Филимоновым речь держал
— Я не думаю подавлять самостоятельности Кубани в чем бы то ни было, — отвечал он Филимонову. — Но при военных операциях, которые последуют в ближайшем времени, должно быть единство командования. Не секрет, что в разгар сражений одному командованию совещаться с другими некогда. А без согласования одновременных действий, при малейшем разногласии и противоречивости в распоряжениях, обе армии могут оказаться в катастрофическом положении. Вчерашний бой за Новодмитриевскую — лучший свидетель того, что получается при двух разных командованиях. То есть одна армия несет все тяготы сражения, а другая, — Корнилов бросил выразительный взгляд на Покровского, — топчется на месте, не зная, как вступить ей в дело. Все это я говорю вовсе не затем, чтобы взять под свое командование обе армии. Если есть у кубанцев опытный, умелый, авторитетный генерал, который мог бы стать во главе обеих армий, то я готов немедленно передать ему командование. — Корнилов, как всегда, говорил неторопливо, ровным, спокойным тоном, не делая почти никаких жестов, но его слушали обе стороны с вниманием. — Если у кубанцев, — закончил он, — нет генерала, который был бы в одинаковой мере авторитетным для обеих армий, способного в этот критический момент истории вывести войска на путь решающих побед, то кубанцы должны подчиниться тому, кто для этого найдется в Добровольческой армии.
Из-за стола поднялся Покровский. Весь покраснев от внутреннего напряжения, он запальчиво заявил:
— Господа, надо учесть, что Кубанское правительство и рада во главе с войсковым атаманом полковником Филимоновым много поработали над созданием своей доблестной армии и… и… — В поисках нужного слова он запнулся, побагровел. Наконец, высоко вскинув голову, выпалил: — Я думаю, воины Кубанской армии останутся недовольны, когда узнают, что переданы под командование пришельцев…
Алексеев, довольно спокойно сидевший рядом с Корниловым, вдруг с явным негодованием взглянул сквозь очки на Покровского. Полуседые брови генерала ершисто взлетели.
— Вы… не знаю, кто вы по чину… Говорят, хотя и без погон, вы уже генерал. — Алексеев насмешливо и презрительно прищурил глаза. — Вы вещаете от лица себялюбия, и только!
Покровский побледнел, а Алексеев, невзначай притронувшись рукой к офицерскому Георгию, блестевшему на гимнастерке, и поправив аксельбант, продолжал:
— И мы могли бы сказать кое-что о трудах, положенных нами на создание Добровольческой армии, уже совершившей переход через Кубань, но теперь не место и не время этим считаться. — Он окинул взглядом всех присутствующих и раздельно добавил: — Надо болеть о кровных интересах общего дела! Они сейчас превыше всех наших заслуг. А что до недовольства Кубанской армии ее переходом в состав армии Добровольческой, то должен сказать, что она почти уже сама перешла!
— Откуда вы это взяли? — вспылил Покровский.
— Я не дед-сказочник, чтобы совещание занимать досужими выдумками. — Алексеев хлопнул по столу фуражкой и повернулся к Покровскому спиной.
Тотчас же с места вскочил тонкий, поджарый командир черкесского полка и, обращаясь к Корнилову, отрапортовал:
— Я имею поручение от моего кавалерийского полка заявить вашему высокопревосходительству, что с самого вступления вашего на землю Кубанского войска мой полк горцев находится в вашем полном распоряжении и мы готовы исполнять всякое приказание, которое вы дадите.