Заклятые враги

Либрем Альма

Стараясь не шипеть от фантомной боли, мужчина сжал ладони вокруг этих прутов. Сначала было до ужаса больно, а после первой волны внезапно наступило невероятное облегчение. Он чувствовал, что пальцы перестало колоть, а кровь так и не выступила, потому что в этих прутьях не было ничего такого, способного причинить ему действительно ощутимые мучения. Это просто решётка. Не кривая, не осыпанная шипами.

Но слишком крепкая для того, чтобы справиться с нею без магии. Чрезмерно крепкая, надо сказать.

Он отчаянно пытался

её разжать, но ведь не был даже Кальтэном. Это богатырь-Фэз, что привык никогда не полагаться на магию, ну и довольно редко брался за оружие, ведь иногда дело можно решить простым ударом кулака, возможно, что-то бы сделал. А Дарнаэл никогда не отличался двухметровыми плечами и способностью сворачивать горы.

Для того, чтобы перевернуть весь мир, ему достаточно было собственного разума. А чтобы выиграть сражение — верной шпаги или, если уж совсем не везло, волшебства. Всё это, конечно, не давало заплыть жиром или превратиться в горбатого старикана, но и особой силушки богатырской не прибавляло. Для того, чтобы руками разогнуть решётку темницы, надо таким, Первый его подери, родиться.

— Ничего не выйдет, — послышался тонкий женский голосок. — За прерывание важных ритуалов вам грозит серьёзное наказание, и я бы на вашем месте не стала сопротивляться.

Дарнаэл поднял на неё холодный взгляд. О, да, стандартная ведьма — холодная, как лёд. Он её помнил — увы, но недостаточно чётко для того, чтобы иметь возможность сказать что-то колкое. Но характеристика этой Мизель и так была буквально вычерчена на лбу, для подобных выводов Дарнаэлу не потребовалась бы волшебная сила.

И никакое сканирование сознания тоже не нужно.

Она не была настоящей, как та помощница, что приволок его сын. В Монике пылала дарнийская кровь и дарнийская честность, а эта Мизель — хуже всякой змеи. Те хотя бы оставляют по себе две маленьких точечки, по которым после можно определить, что человека хотя бы укусили. Но она не столь глупа.

Такие, как Кредэуа, заползают сначала в вас, после кусают изнутри в самое сердце, выбираются на свободу и смывают чужую кровь с клыков. Самый страшный подвид паразита на этом континенте.

— Радуйся, моя дорогая, — Дарнаэлу даже не пришлось особо стараться, чтобы презрительно улыбнуться, — что ты не на моём месте. Мир слишком превратен.

— Вы будете пытать бедную девушку? — она продемонстрировала ему в свете пульсара два ряда ровных белых зубов. Ведьма… Нет, хуже. Даже не змея, паразит, который пытается проникнуть под кожу даже сейчас, на всякий случай. И что? Можно подумать, если б Эррока пала — если она ещё падёт перед войсками Элвьенты! — эта девушка не найдёт способ оправдаться! О, она вывернется так, что Дарнаэл сам раскроет объятия и бросится радостно за нею, обнимет и едва ли не расцелует. Она сумеет сделать всё для этого.

Впрочем, у короля была хорошая память. И на преступления тоже.

— О, нет. Бедная

девушка, — он вздохнул, — увы, это только маска. Сначала мы снимем её. Маску. А потом займёмся всем остальным.

Мизель отступила в темноту коридора, а Дарнаэл убрал руки от решётки, будто бы позволяя себе смириться с мыслью, что в это конкретное мгновение на свободу ему уж точно не выйти, а потом шумно выдохнул воздух и натянул на лицо стандартное отсутствующее выражение. Они никогда — пусть даже и не надеются, — не услышат от него ни крика, ни мольбы. Тьерроны, как там велось в очередной религиозной книге, не сдаются.

Король Элвьенты — это чуть больше, чем просто правитель. Это не развратный дурень на троне, за которого страной во все стороны дёргают его советники. Это культ. Религия. Особа, за которой пойдут все.

Народ может растеряться и запутаться, но всегда есть шанс собрать его воедино. А как только он позволит себе сдаться и пойдёт на выполнение требований, пусть даже и после этого ему самому будет лучше… Нет. Тогда всё пропало. Тогда наступит конец и стране, и волшебству, и собственной жизни, даже если не окончательный и, возможно, более приятный, чем кажется.

Дарнаэл знал — лучше умереть мучеником, чем сдаться и выжить. Но ещё лучше выжить и победить.

На этом свете у него ещё много дел.

…Послышались шаги. Стук каблуков было отличить довольно легко от стандартного чеканного шага стражи, характерного для Эрроки, и от мягкой ходы ещё одного, незнакомого человека. Он знал, сколько их, уже по слуху — тут было очень хорошее эхо.

Сначала Тэзра и Мизель, как всегда, две презрительные змеи. Но не важно — повелительница змей, Богиня, сегодня и всегда будет на его стороне. Теперь-то он точно в этом уверен.

Он уже успел заключить с нею короткую, но обоим понятную сделку.

После, за их спинами, четыре стражника, и посередине, между двумя парами, по-кошачьи ступает тот, кто, собственно говоря, и явился на сей раз по его душу. Отвратительное, надо сказать, существо. Злоба — его внутренний распорядок, да? О, нет. Это бездушный призрак, тень палача, это тот, кто просто будет подавать инструменты. Тот, кто выполняет приказы. Тот, кто останется жить при любом правительстве и выполнит наставление каждого, кто взойдёт на трон.

Но среди этой толпы Дарнаэл так и не услышал мягкую ходу Лиары. Её там не было. Она не пришла за ним, не явилась наблюдать за тем, в чём сама в результате и окажется виновата.

Конечно же. Его прелестная королева иногда ошибается, но не настолько, как Тэзра и её новая игрушка. О, нет. Лиара куда умнее — пусть иногда её можно принять за немного безумную и сбившуюся со своего пути женщину.

Но это не так.

— Дарнаэл, — Тэзра остановилась напротив. — Ты освободил руки? Ну, что ж, я надеюсь, что ты не будешь творить глупости. Стража! Открыть.