Заколдованная Элла
Шрифт:
— Я что, плохо себя вела?! — перепугалась я.
— Вы вели себя естественно. А не как придворная жеманница.
Учительница этикета решила бы, что я безнадежна. Я улыбнулась.
На ночлег мы останавливались в гостиницах. В первый вечер я ушла к себе в номер сразу после ужина. Поставила волка работы Агаллена у кровати, чтобы защищал меня, пока я сплю. И раскрыла волшебную книгу.
На левой странице было письмо от Хетти к матери. На правой — от Оливии ей же. Сначала я прочитала Хеттино.
Милая
Разве не прилестный стал у меня почерк? Я долго тренероваласъ делать рощерки. Четать теперь труднее и учительница письма находит уменя ашипки, но если не присматриваться к буквам — правда, чудо как красиво?
У нас новость — прапала дочка сэра Петера. Мадам Эдит говорит, ее срочно вызвали домой среди ночи. А я подозреваю, что мадам Эдит вриот и Элла сбижала. Она вечно скрытничала и хетрила, хотя отец у нее — очаровательный человек и очень богат.
Новая прическа просто бажественная, и два дня назад, когда мне ее даставили, я снова смагла выйти к девочкам. Подозреваю, мои локоны ищезли вместе с Эллой. Биссердечная шутка — ведь я всегда относилась к бидняшке с добротой и пониманием. Тем ни менее я уповаю на то, что с ней не случилось ничего плохого, ее не съели огры, не поймали разбойники, она не сгарела во время пожара и не свизалась с дурной компанией, о чем я часто мечтаю.
Остаток письма был посвящен комплиментам, которые Хетти получила за новое платье. Завершалось оно прощанием и совершенно потонувшей в росчерках подписью — Хетти.
На соседней странице:
Дарагая мамачка!
Мне всю ниделю была плоха. Балит галава асобена кагда четаю. Ты всигда га-варишь многа четать вредна для глас но учитильница песьма нислушает. Абзываит миня дурачкай и идееткай и что если я нинаучюсь харашо четать то ничиво нида-бюсь в жызни.
Хетти гаварит Элла сделала плоха что убежала а я думаю ана сделала плоха что нивзила миня ссабой.
Элла делала всешто гаварит Хетти. Ни кто ниделает всешто гаварю я. Так, ничесна.
Страница была вся в кляксах и помарках. Каждую букву явно выводили нетвердой рукой, словно и перо-то толком держать не умели. «Бидняшка» Оливия!
За ее письмом следовала грустная сказка про Аладдина и джинна — раба лампы. Один волшебник, он выдавал себя за дядюшку Аладдина, заточил джинна в лампу и наделил его способностью исполнять чьи угодно желания — только не свои. А перед этим джинн влюбился в девушку, которая пасла гусей. И долгие годы в заточении тосковал по ней и гадал с ужасом — вдруг она состарилась, вдруг уже умерла?
Я закрыла книгу и всплакнула немного. В лампу меня никто не заточал, но разве я свободна?
Когда мы отправились в путь на третье утро, все кругом стало чуточку больше. Я привыкла, что далекое кажется меньше, чем близкое. Но теперь все встало с ног на голову. Деревья рядом с нами казались карликовыми
А в полдень мы повстречали великана. Он строил ограду из огромных валунов. Ограда была уже вдвое выше меня, и я даже поежилась, когда представила себе, какие за ней пасутся овечки.
Завидев нас, великан завопил от восторга.
— Оооайааагик! (Эгей!) — окликнул он нас, уронил валун и затопал к дороге, улыбаясь от уха до уха.
Наш конь испуганно заржал, я едва не свалилась, но тут великан опустил руку и нежно погладил пальцем коня по носу. Конь тут же успокоился и в ответ не менее нежно ткнулся великану повыше колена.
— Ааопе! Аийие ууу кообее (писк) оооб пйи-ипе аау, — выговорила я. На абдеджи все это значит попросту «привет». — Мы едем на свадьбу дочери Уаакси, — добавила я по-киррийски. — Мы не опоздали?
— Как раз вовремя. Я вас туда отведу.
До великанской усадьбы было два часа пути. Великан, которого звали Коопоодук, шагал рядом с конем.
— Уаакси вас ждет? — уточнил он.
— Нет, — ответила я. — Ой, она нас не примет, да?
— Ну что вы! Примет, причем с распростертыми объятиями. Великаны очень любят новых друзей. И старых тоже, — добавил он, помолчав. — Там будет полным-полно и старых, и новых друзей.
Некоторое время мы ехали молча, а Коопоодук смотрел на нас сверху вниз.
— Устали? Проголодались? — спохватился он.
— Нет-нет, спасибо, — улыбнулся сэр Стивен, хотя я умирала с голоду.
— Все очень вежливые, кроме великанов. Мы-то сразу говорим, если хотим есть. Ничего. На великанской свадьбе угощают досыта!
Дом Уаакси показался на горизонте за час до того, как мы туда добрались.
— Вон ее усадьба, — показал пальцем Коопоодук. — Красивая, правда?
— Грандиозно, — ответил сэр Стивен. — Колоссально. Согласны, душенька?
Я кивнула. Сердце у меня бухало с такой силой, что я боялась слететь с коня. Я вот-вот найду Люсинду. И стану наконец свободной.
Глава семнадцатая
Я крепко обхватила сэра Стивена за пояс.
— Эй, вы мне не корсет! — возмутился рыцарь.
Тут Уаакси как раз открыла дверь — посмотрела, не идут ли еще гости. До дома было довольно далеко, и я увидела великаншу всю. Вблизи великанов не разглядеть, только ту деталь, что поближе: юбку, корсаж, штанину, лицо.
Уаакси была втрое выше среднего человека, но не шире. Она вся была длинная и узкая — и голова, и торс, и ноги, и руки. Но стоило ей нас заметить, и лицо у нее сразу перестало быть узким и овальным. Она широко улыбнулась, и щеки стали круглые, как персики, а глаза за стеклами очков превратились в восторженные щелочки.
— Аийие кообее (писк) диигу (свист)! — Она подхватила сэра Стивена, выдернула его из седла и тут заметила меня. — Сразу двое! Оооайааагик (эгей) вам обоим! Добро пожаловать. Праздник скоро начнется, подождите немного. Удаби! — позвала она свою дочь, невесту. — Смотри, кто к нам пожаловал!
Удаби помахала из толпы подружек.
— Мадам, я не могу остаться. Я сопровождал эту юную леди, она ищет отца.
— Отца?
— Сэра Питера из Фрелла, — сказала я.
Уаакси просияла.