Заколдованная рубашка

Кальма Н

— Но кто же, кто же здесь был?! — повторял он, разглядывая вещи.

— Кажется, брат Марко, мессу в твоей часовне служили шпионы, объявил Лоренцо.

Мечников и Александр переглянулись. Впервые Пучеглаз громко произнес слово «шпион», которое ни один из них не решался еще сказать даже про себя. Уж слишком невероятным казалось им обоим: доверенный офицер Гарибальди, близкий знакомый профессора Претори, поклонник Лючии — и вдруг шпион! Нет, нет, это невозможно!

Между тем Пучеглаз не без удовольствия понюхал, а затем и попробовал то, что находилось во флягах и предложил вина Марко Монти. Тот не отказался. Зато Лука, которому Лоренцо

пододвинул котелок с мясом, даже не поглядел на еду, хотя был очень голоден: все внимание его было устремлено на обоих офицеров.

Мальчик старался по выражению лица Александра и Льва угадать, о чем они думают и что именно говорят на незнакомом ему языке русских. Нагнувшись к свече (вторую Пучеглаз из экономии погасил), оба друга перебирали то, что находилось на «алтаре». Здесь было три карты: одна географическая карта всего острова, вторая, рисованная от руки, по-видимому, представляла собой карту военных укреплений королевских войск в Сицилии, на третьей был нанесен район Палермо и прилегающих к нему селений и городов, в том числе Калатафими. Рядом с картами лежали чертежи каких-то укреплений с условными обозначениями. Лев и Александр долго рассматривали эти чертежи, но, так и не разобравшись в них, положили в сумку Льва, чтобы передать после Сиртори или самому генералу.

— А вот здесь, кажется, кое-что интересное, — сказал Мечников, приближая к свечке четвертушку бумаги. — Адресовано Манискалько, прибавил он, наклоняясь над своей находкой.

— Читайте вслух, — попросил Пучеглаз. — Нам ведь тоже важно знать, что за компания была здесь, в этой пещере.

Лука с благодарностью взглянул на него.

— «Бумаги, которые вам посланы, — начал негромко Мечников, — содержат списки тех сицилийцев, которые связаны родственными или иными узами с бунтовщиками, вошедшими в банды Гарибальди. Вам предоставляется возможность по этим спискам арестовать всех родных и близких мятежников и, если таково будет ваше желание, подвергнуть их казни. Возможно, это заставит многих мятежников задуматься и даже уйти из преступной шайки гарибальдийцев. Во всяком случае, мера эта весьма своевременна, потому что вооруженные крестьяне со всех сторон стекаются к Гарибальди. В настоящее время у него, как мне стало известно, уже около восьми тысяч человек вместе с бунтовщиками. Правда, боеспособны из них не больше половины, однако…» Записка не дописана. Видно, что-то помешало тому, кто ее писал. — Лев поднял глаза.

— О, негодяи! Значит, они теперь уже арестовали всю нашу родню в Сицилии! — простонал Марко Монти. — У меня здесь брат живет. Значит, они и его схватили?!

Он был вне себя. Бормотал что-то, беспокойно двигался по «часовне». Между тем Александр изучал у огня какую-то смятую бумажонку.

— А у вас что? — спросил его Мечников.

— Прелюбопытный черновик, — отвечал Есипов. — И кажется, можно будет сделать кое-какие заключения о самом авторе.

— Да читайте же, читайте, синьор Алессандро! — не выдержал Лукашка. Эх, был бы я грамотный! — жалобно вздохнул он.

— «Милостивый государь, — читал Александр, — еще в Риме я имел честь передать вам мнение его святейшества об известном вам пирате и его действиях в Италии. В настоящее время необходимо более чем всегда помнить о тактике Г. Он дьявольски хитер и часто в своей борьбе использует притворные отступления. Эти отступления — излюбленный его маневр. Теперь, когда его пиратские отряды продвигаются к Палермо…» Тут что-то перечеркнуто и вымарано, — заметил Александр. —

А вот многозначительное обещание: «Разумеется, вы, как и раньше, можете рассчитывать на мои сообщения, хотя П. Ф. находится уже на территории, занятой Г.».

— «П. Ф.» — это, конечно, пещера Францисканца, — вставил Мечников. Ну-ну, что же дальше?

— Дальше какая-то закорючка стоит вместо подписи.

Пучеглаз подошел поближе к свету, ему хотелось тоже взглянуть на «закорючку».

— Почерк один и тот же и на вашей и на моей записке. — Мечников сличил обе бумаги. — Жаль, что мы не видели почерка Датто.

— Как левша, он и пишет, конечно, левой рукой, — заметил Александр.

— В вашей записке, Александр, по-моему, содержатся два важных указания, — сказал Мечников, — во-первых, автор ее был в Риме, а во-вторых, выполнял поручения самого папы.

— А коли так, это человек не простой, — подхватил Пучеглаз. — Это важная птица! Что ж, мы-то знаем: Датто был в Риме, и мы видели его в монашеском обличье в компании с чернохвостым.

— Как будто все сходится, — кивнул Мечников. — Неясно только одно: что помешало Датто (если только это и вправду он!) дописать и отослать свои донесения. И куда он и его спутник девались, если Лука стерег их у единственного выхода.

Лука тихонько ахнул, однако никто не обратил на него внимания.

— И мясо не доели, а к вину и вовсе не притронулись, — прибавил Пучеглаз. — Видно, услышали что-то, что их вспугнуло, решили удрать поскорее, покуда их не сцапали.

— Но здесь же ничего не слышно, тихо, как в могиле, — с беспокойством сказал Монти. — Они могли услышать и испугаться только одного: выстрелов. Но мы уже давно не стреляем, ведь так?

Лука подскочил к Марко:

— Что? Вы говорите, дядя Марко, их могли вспугнуть только выстрелы?

Он был так взволнован, что сам не замечал, как вцепился в рукав Монти.

— Ну да, — отвечал тот, тихонько освобождая свой рукав. — Помню, однажды мы здесь застряли надолго, и родители хотели нас вызвать. Кричали, звали — мы не слышали. Тогда попросили одного охотника выстрелить из ружья, и только по выстрелу мы поняли, что нас ищут, и вылезли наружу.

— Святой Джованни! Значит, это я, я своими руками все натворил! Это я спугнул этих шпионов, синьоры! Накажите меня, я вас прошу! Накажите сильнее, я опять упустил их! Я всему, всему виной! — запричитал, завопил несчастный Лукашка.

Сквозь этот поток причитаний, слез, самообвинений четверо взрослых с трудом разобрали, что Лукашка подобрал где-то бурбонский пистолет и присоединил его к своей сабле. Пока он преследовал Датто и неприятельского офицера, ему некогда было подумать о своем трофее, но, когда оба беглеца исчезли и Лука рыскал вокруг, осматривая все выемки горы, он не устоял перед соблазном попробовать свою добычу и несколько раз выстрелил в воздух и в пролетающую птицу.

— Я попал в нее, синьоры, клянусь святым Джованни, я попал прямо в нее, и она упала в обрыв, — бессмысленно повторял Лука, как будто то, что он попал в птицу, могло как-то возместить его промах в другом деле.

— Одну маленькую птичку подстрелил, а многих больших упустил, безжалостно подвел итог Пучеглаз.

— Да, парень, здорово ты промахнулся, — кивнул и Монти.

Мечников и Александр ничего не сказали, но маленький денщик видел их красноречивые взгляды.

Лукашка не выдержал и заревел. В первый раз с тех пор, как стал гарибальдийцем. Но уж слишком жгучей была его обида на самого себя.